Лена, смущённая и покрасневшая, села, потом неуклюже из-за плохо ещё слушающихся ног придвинула стул к сидящей рядом бабушке, уткнулась ей в плечо:
Ты прости, что я молчала.
Девочка моя! Нина Ивановна обняла её немного трясущейся рукой. Я люблю тебя, ты же знаешь, и всё понимаю. И хорошо, что вы ничего не говорили, я теперь спокойна за тебя. Не люблю суеверий, но в нашей семье свадебные торжества к несчастью. Мы с Сашей расписались, уже когда Оленька родилась, родители мои вообще нерасписанными жили, а дед с бабушкой в стройотряд сразу после ЗАГСа сбежали. Только Оленька, по просьбе свёкров, свадьбу настоящую и устроила Я рада за тебя, внученька. И тебе рада, Лёшенька.
Лёшка, жутко боявшийся, что Нина Ивановна, хорошо относившаяся к нему как к постороннему, не примет в качестве родственника, еле успел выгнать из живота внезапно поселившегося там ледяного ежа страха, почувствовал сильный тычок Мишкиного кулака и, сообразив, обнял Нину Ивановну, неуклюже чмокнув её в щёку. Она растрепала его волосы:
Хороший ты, Лёшенька. И не бойся ничего, вы правильно выбираете. Садитесь ужинать, ждут ведь все.
Лёшка сел на своё место, ещё не совсем осознавая всё произошедшее, потому что закорючки в документах он как-то не воспринял всерьёз, а теперь до него наконец дошло, что вся его жизнь снова сильно изменилась. Остальные, понимая просьбу не лезть с поздравлениями свадьба эта была сродни свадьбам военного времени, и никто не мог сказать, что всех ждёт в ближайшее время, только улыбались, радуясь за них с Леной. А вот мальчишки В глазах сидевшего напротив Лёшки Шери кроме искренней радости за него и Лену была глубоко спрятанная боль от понимания невидимого, но постоянно ощущавшегося различия между Лёшкой и остальными големами. Парень на миг замер, а потом громко и сипловато попросил:
Миш, это очень важно, и именно сейчас. Скажи о том, что говорил мне на Новый год о врачах. Это должны знать все!
Мишка удивлённо взглянул на него, на мальчишек, и до него дошло.
Шери, Анри, Митя, я не говорил ничего, думал, что ещё рано. Простите, я только сейчас понял, каково вам Через два, максимум три года, когда вы окрепнете, вам сделают операции. Это решено, врачи уже готовятся к этому.
Значит, мы будем настоящими людьми? срывающимся от волнения и появившейся надежды голосом спросил Митя, обычно самый тихий и робкий из ребят, а Шери, самый, вроде бы, боевой и бойкий, ненадолго отвернулся, закусив губу и вытирая глаза.
Родионыч, успев за прошедшие два дня понять проблемы и беды этого маленького мирка, кашлянул и встал:
Петь, я где-то вино видел? Детское шампанское? Тащи, это ещё лучше!
Он подождал, пока Курьяныч вернётся с бутылками шипучего напитка, а Риша с молча плачущей тётей Аней расставят бокалы, и продолжил:
Я за эти месяцы видел столько здоровых, красивых, воспитанных, великолепно одетых нелюдей, что теперь могу сказать: за этим столом сейчас сидят настоящие Люди! Вы все!
И они? ещё чуть срывающимся от едва не прорвавшихся слёз голосом спросил Анри, указывая на просочившихся вслед за Курьянычем и вольготно разлёгшихся рядом со столом щенков. И все, даже обычно идеально воспитанная Нина Ивановна, сбрасывая напряжение последних минут, грохнули хохотом.
ЧАСТЬ 3
Европа
Отъезд в Москву Лена запомнила отрывками. Сумбурные сборы, прощание с бабушкой, врачом, Ришей и Курьянычем, расстроенные лица мальчишек, не хотевших расставаться ни с друзьями, ни со щенками, серое небо, словно придавившее лопасти большого вертолёта, холодный ветер, поднимавший рябь на ещё вчера золотистой от солнца воде озера.
Уже у люка вертолёта Арсений Денисович протянул Лене свёрнутый планшет:
Здесь программы тренировок для вас и ребят. Вы знаете их и свои способности лучше меня и сможете вести занятия сами. Тренируйтесь при малейшей возможности, так, как занимались в центре. Только прошу, не забывайте и о себе, не пропускайте тренировки, но и не перестарайтесь. Помните: вы хотите быть врачом, а врач в первую очередь отвечает за своё здоровье, иначе
Не сможет помочь другим, закончила Лена, уже наизусть выучившая эту фразу. Я помню. И буду присылать отчёты, обязательно! Спасибо вам!
Ну всё, садитесь! Родионыч выглянул из вертолёта.
Лена обняла троих друзей и бабушку, и Курьяныч осторожно передал её стоящим в люке Мишке с Лёшкой.
Удачи вам! Курьяныч поднял руку, стараясь перекричать шум вертолёта. Лёшка, вы там держитесь! Это ваш бой!
Встревоженные и расстроенные мальчишки в этот раз совсем не интересовались видами в иллюминаторах и о чём-то шептались, мужчины тоже выглядели несколько хмурыми, а тётя Аня неосознанно гладила прозрачную сумку с игрушками: весёлых зайца, кота и медведя все теперь считали талисманами и не смогли упаковать в багаж, взяв с собой в салон.
В Москве всех быстро пересадили из большого вертолёта в маленький, и вскоре они уже были в главном здании конторы, обживая небольшие двухместные гостиничные номера, в один из которых поставили дополнительную кровать, потому что мальчишки так и не хотели разлучаться.
Следующие дни слились в один. Выбор и подгонка одежды, в основном невероятно старомодных, но необходимых по протоколу брючных костюмов покроя чуть ли не столетней давности, уроки делового этикета, обучение работе с электронными переводчиками примитивными, правильно переводившими лишь простые фразы, но необходимыми в повседневном общении. За всеми этими важными, но всё-таки второстепенными делами едва не забылось главное зачем все они едут в Швейцарию. Только усиленная охрана и запрет подходить к постоянно закрытым шторами окнам напоминали о ближайшем будущем.
Контора не всесильная организация, даже не полиция. Это просто сеть небольших научно-аналитических филиалов, вся её власть лишь в том полузабытом праве на самостоятельные действия. И только то, что все в ту ночь штурма сработали синхронно, не дав руководству центра понять, что происходит, да сразу же опубликованные документы из тайных лабораторий позволили привлечь внимание к незаконным экспериментам. А потом началась работа совсем других организаций. Скандал был настолько серьёзный и затронул столько стран, что им заинтересовался Союз Государств Мира, основанный сразу после Второй Мировой войны и заменивший собой бесполезную Лигу Наций. Именно СГМ и Международный суд и вели разбирательство, в котором конторе отводилась роль в лучшем случае свидетеля, а в худшем, возможно, и обвиняемого в необоснованном применении права на самостоятельные действия. Сотрудники конторы, Лёшка, Лена и мальчишки были даже не пешками, а, скорее, песчинками, на короткое время застопорившими маховик политических и экономических игр с наукой и общественным мнением. И вопрос теперь был в том, смогут ли эти песчинки сломать механизм, или их сметут как незначительную помеху на пути сильных мира сего.
Только в самолёте Лена очнулась от гонки последних дней и смогла немного отдохнуть и прийти в себя. В уютном салоне было тепло и тихо шум двигателей гасили звукопоглощающие переборки. Мягкие удобные кресла, по два, а не по три в ряд, как обычно, стояли довольно свободно, позволяя вытянуть ноги, а то и откинуть спинку, превратив кресло почти в кровать. Мальчишки сидели у иллюминаторов, глядя на мелькающие внизу огни московских пригородов и сияющую вдали громаду Новой Москвы, напоминающую то ли горный кряж, то ли несколько вавилонских башен сразу. Лёшка, уступил Лене место у окна, но тоже старался сесть так, чтобы видеть всё. Вскоре иллюминаторы затянула серая муть, а потом самолёт поднялся над облачным слоем, и мир разделился на чёрное ночное небо вверху и бескрайнюю серость внизу. Смотреть в окно стало скучно, и Лёшка, чуть откинув спинку своего кресла и странно извернувшись, чтобы и сидеть, и в то же время упираться лбом в спинку Лениного кресла, уснул. Лена улыбнулась: парень, как когда-то и говорил ей отец, на самом деле напоминал лобастого щенка и до сих пор бывал непосредственным открытым мальчишкой, но только среди своих друзей и семьи. Лена прикрыла глаза, чувствуя, как пальцы Лёшки сжимают её ладонь, и задумалась о произошедшим с ней.