Я почему-то спать хочу
Ты спи. Я тут буду, почитаю пока. Ты не бойся. Он осторожно перенёс её на кровать.
Я теперь ничего не боюсь. Лена совсем по-детски улыбнулась и сразу уснула.
В дверь негромко постучали, и Лёшка, уже час сидевший на полу и державший в руках так и не развёрнутый планшет, бесшумно и быстро встав, вышел в коридор, где столкнулся с немного встревоженным Арсением Денисовичем.
Лена тут? Я хотел узнать, как она себя чувствует. Сегодня я разрешил ей ходить, думал, она обрадуется, в спортзале потренируется, но она не захотела. Как бы у неё не было той же проблемы, что и у ребят.
Не беспокойтесь, она просто хотела попробовать сначала у себя в комнате, чтобы никто не видел. Лёшка говорил спокойным тоном, ведь, как и Лена, привык скрывать чувства и даже невольно обманывать окружающих. Мы работали, а потом она попросила помочь ей встать.
Всё в порядке?
Да. Лена не боится ходить и очень хочет вернуться к прежней жизни. Знаете, она раньше любила танцевать. Сейчас она переволновалась и спит. Я вот сижу, разбираю, что мы тут наработали, не хочу пока её одну оставлять, мало ли что.
Значит, всё хорошо?
Ну да, просто переволновалась. Думаю, проспит до ужина. Лёшка весело улыбнулся. Потом я помогу ей. Вы пока никому не говорите, ладно?
Хорошо. Врач тоже улыбнулся. Пойду ребят домой загонять, а то перестараются с прогулками.
>*<
К ужину Лена, немного смущённая и радостная, выехала в кресле, но в столовой пришедший чуть раньше Лёшка поставил на её место стул, и когда девушка показалась в дверях, помог ей встать и дойти до стола, громко объявив:
Теперь Лена тоже может ходить!
Первыми завопили мальчишки, потом, на мгновенье позволив появиться слезе, Лену обняла бабушка, а затем расплакалась тётя Аня.
После ужина и традиционных посиделок с разговорами и чтением Лёшка по давно устоявшейся и понятной всем привычке, возникшей ещё в первые дни в больнице, зашёл пожелать Лене спокойной ночи. Но в этот раз он, встав на колени, обнял сидящую в кресле девушку:
Я люблю тебя, больше целого мира люблю. И я очень хочу, чтобы ты была моей женой. Если ты
Да. Она уже привычно уткнулась ему в грудь. Да.
Я пойду сейчас, хорошо?
Хорошо. Я люблю тебя.
Ночью Лёшка проснулся от осознания произошедшего, от понимания того, что именно он сказал, о чём просил Лену. Он не мог, не имел права делать этого! Он голем, искусственно созданный человек, не имеющий ни настоящего прошлого, ни хоть какой-то профессии, ни места среди обычных людей вообще ничего. У него проблемы с психикой, он отлично знает это, и он причина всех её бед. И в то же время он уже не мог быть без неё, и знал, что и она не сможет без него. Их связывало не прошлое, а вот эти месяцы в отдалении от мира, понимание друг друга, общий взгляд на окружающее, часы молчаливой работы, ответственность за мальчишек, вообще всё, что они оба пережили за этот неполный год. И, думая об этом, Лёшка снова уснул.
>*<
Весь следующий день им не удавалось ни на минутку остаться наедине, переброситься хоть двумя-тремя словами. Только вечером, перед сном, Лёшка смог прийти к Лене. Девушка, счастливо улыбаясь совсем новой для него, открытой и гордой улыбкой, с трудом встала из кресла, обняла его:
Я за сегодня по тебе совсем соскучилась.
Он подхватил её на руки, осторожно усадил на кровать, сам уже привычно сел на пол, обняв её колени.
Не вставай больше. Сегодня твоей спине и ногам и так досталось. Кто в спортзале бунт устроил, требуя дополнительной тренировки? Так что отдыхай, иначе больше не приду.
Шантажист, как и твой начальник, рассмеялась Лена, взъерошив его волосы.
Кстати о начальнике. Я тут подумал Лёшка сбился, вспомнив ночные мысли, но, отогнав страх и вдруг напомнившее о себе чувство одиночества, продолжил: Если ты на самом деле согласна быть моей женой, то можно позвонить Родионычу, спросить у него совета. Прямо сейчас. Я ведь не знаю, как это оформляется.
Давай! Лена снова совсем по-детски обрадовалась. Эта её открытая доверчивость всё ещё поражала Лёшку, привыкшего к спокойной, ласковой и всё же несколько отстранённой и ответственной девушке, какую он помнил всю жизнь. Даже с бабушкой она не была такой радостно-откровенной, как теперь с ним. И сразу же за этой открытостью на лице девушки проступило беспокойство:
Но сейчас, наверное, уже поздно, почти десять вечера, он давно пришёл с работы.
Он сам говорил, чтобы я звонил, когда потребуется его помощь.
Родионыч оказался дома и, увидев на экране Лёшку, жестом защитника обнимающего за плечи Лену, бросил: «Через пять минут перезвоню». Экран, высвечивавшийся на широком запястье Лёшки транслятором кома, потух.
Ну вот, на самом деле поздно, помешали ему, расстроилась Лена.
Не помешали. Он, наверное, детей спать гонит, усмехнулся Лёшка. У него их трое, маленькие ещё, он поздно женился. О, вот и вызов.
Что случилось?
Родионыч теперь был не в комнате, а, скорее всего, в ванной самое тихое место в квартире, по крайней мере пять минут там можно спокойно посидеть, даже когда дом ходит ходуном от детского топота.
Иван Родионович, тут такое дело Лёшка задохнулся от накатившей вдруг растерянности и слабости, но сразу взял себя в руки. Мы с Леной расписаться хотим. Нашим ещё не говорили, и вас просим молчать, но хотели бы посоветоваться, как всё оформляется. Мы же не знаем. К тому же положение у нас необычное.
Родионыч, осмысливая услышанное, переводил взгляд с привычно-спокойного Лешки на растерянно-счастливую Лену и обратно, потом непонятно хмыкнул и кивнул:
Всё узна́ю, скажу. Рад за вас. Простите, не могу больше говорить, дома бедлам. Лена, я очень рад, что вы выздоравливаете! И за тебя, дурак, рад. Счастья вам!
Затасканные вроде бы слова были сказаны таким тоном, что становилось понятно: Родионыч на самом деле невероятно рад за них обоих, как радуются только за очень близких и дорогих людей.
Ну вот и всё. Лёшка, заставляя себя, отпустил плечи Лены и встал. Я у тебя уже почти полчаса, пора уходить. Я очень люблю тебя!
>*<
Подошёл к концу апрель, и хотя необычно тёплая погода сменилась довольно прохладной, а то и ветреной, весна чувствовалась всё больше. Лес покрылся дымкой молодой листвы, заиграл изумрудной хвоей нежных побегов ели и сосны, наполнился ароматами зелени и щебетом птиц. Лена, как и мальчишки, старалась как можно больше ходить, и в отличие от ребят у неё это получалось намного лучше девушка уже могла без посторонней помощи и отдыха пройти около сотни метров, а за день, бывало, и километр выхаживала. Но врач охлаждал её оптимизм:
Вы, Лена, сейчас вспоминаете знакомые навыки, поэтому ходьба даётся вам легче, чем ребятам. Но особых чудес не ждите. Вы будете ходить, и даже, думаю, довольно хорошо и много, но медленно, и не сможете бегать и тем более танцевать. Простите, что разочаровываю, но вы должны всё хорошо понимать. Ребята другое дело. Их организмам нужно помочь развиваться, и природа возьмёт своё. Они не больны, а были насильно остановлены в развитии и теперь нагоняют упущенное.
Но ходить-то я смогу? Лена сидела на скамейке, наблюдая сквозь молодую хвою игру двух клочкастых из-за незакончившейся ещё линьки белок.
Сможете, я же говорю. И в обычной жизни вы не особо будете отличаться от остальных людей.
Только памятью о прошлом. Лена с трудом поднялась, опираясь о спинку кресла, которое использовалось теперь и в качестве ходунков: его колёса могли частично блокироваться для лучшей устойчивости.
Я хочу учиться на невролога. Раньше думала быть хирургом, но уже не смогу, да и неврологию за эти годы изучила на себе самой. Вы поможете с литературой для подготовки?
Помогу. Арсений Денисович тоже встал. А к нам, кажется, гости.
Гостем оказался Родионыч, похудевший, помрачневший и намного более резкий и собранный, чем до штурма центра. Лёшка с Мишкой теперь видели перед собой не знакомого начальника филиала полузабытой организации, а, казалось, кадрового военного, пусть и в штатском дорогом и несколько старомодном костюме из чёрного денима.