Соответствовал истине этот непритязательный вывод или нет, но Уолдо уверовал в него и принял за основу. Обычные людиэто отребье с гипертрофированными мускулами, безволосые шимпанзе. А он, Уолдо, десятикратно превосходит их.
У него было много дел.
Витая в воздухе, он был занят, очень занят. Хоть Уолдо и не ходил по Земле, дела его делались там. Помимо управления своими многочисленными объектами недвижимости он постоянно консультировал множество фирм, специализируясь на кинетическом анализе. Под рукою в помещении находилось все, что нужно для работы. Прямо перед ним располагался цветной стереотелевизор с экраном четыре на пять, на котором мерцали две системы координат: ортогональная и полярная. Выше и правее висел телевизор поменьше. Оба приемника были оснащены полной записью посредством параллельных устройств, удобства ради убранных в соседний отсек.
С экрана меньшего телевизора за Уолдо наблюдали два мужских лица. На большем экране была видна внутренняя часть обширного цеха, скорее похожего на ангар. Непосредственно перед окуляром располагался станок, на котором шла обработка какой-то крупной отливки. Рядом со станком стоял рабочий, на лице у него было написано с трудом сдерживаемое раздражение.
Лучший ваш кадр, объявил Уолдо тем двоим с малого телевизора. Притом что наверняка руки у него крюки и он понятия не имеет, что такое тонкая работа, все же он гений по сравнению с теми кретинами, которых вы именуете станочниками.
Рабочий зыркнул по сторонам, будто пытаясь понять, откуда доносится голос. Было очевидно, что он слышит Уолдо, но видеть не может: ему телевизора не поставили.
Не на мой ли счет остришь? резко сказал рабочий.
Мой дорогой, вы меня не так поняли, умильно пропел Уолдо. Я говорил исключительно в похвалу вам. И весьма надеюсь, что мне удастся обучить вас элементарным приемам точной работы. А потом уж не обманите наших ожиданий, научите работать придурков, что возле вас вертятся. Будьте добры, перчатки.
Перед рабочим на обычной подвеске болталась пара пятипалых перчаток длиной до локтязадающие «уолдо». Точно такая же пара находилась перед самим Уолдо, соединенная в параллель с наземной. «Уолдо»-исполнители, действиями которых Уолдо собирался управлять с помощью своих перчаток, были смонтированы на рабочем месте перед станком.
Указание Уолдо было адресовано рабочему. Тот взглянул на висящие перед ним перчатки, но даже пальцем не шевельнул.
Кто не показывается, тот пусть мне не приказывает, решительно сказал рабочий, поглядывая куда-то в сторону.
Дженкинс, послушайте, начал один из мужчин с малого экрана.
Уолдо вздохнул:
Господа, у меня нет ни времени, ни желания наводить дисциплину у вас в цеху. Соизвольте развернуть свой телевизор так, чтобы наш чересчур раздражительный друг имел возможность видеть меня.
Произошла перестановка; в глубине кадра как на малом телевизоре Уолдо, так и на большом появилось лицо рабочего.
Ну вот. Теперь лучше? кротко спросил Уолдо.
Рабочий что-то буркнул.
Послушайте Простите, а как вас зовут?
Александр Дженкинс.
Отлично, дружище Алек. Руки в перчатки.
Дженкинс сунул руки в «уолдо» и застыл в ожидании. Уолдо надел приготовленные перчатки; и все три пары манипуляторов, заодно с исполнительной, установленной на станке, ожили. Дженкинс закусил губу так, словно почел крайне неприятным, когда надетые перчатки взялись распоряжаться его пальцами.
Уолдо плавно сгибал и разгибал их; две пары «уолдо» на экране в тот же миг точно повторяли эти движения.
Почувствуйте это, дорогой Алек, подавал советы Уолдо. Мягче, мягче. Заставьте свои мускулы работать на благо себе.
Закончив разминку, Уолдо перешел к более сложным движениям. «Уолдо» на станке отозвались, потянулись вверх, включили питание и легко и аккуратно продолжили цикл обработки отливки. Вот одна механическая рука опустилась вниз, отрегулировала высоту стола, а в это время другая увеличила подачу масла на режущую кромку.
Ритмичней, Алек, ритмичней. Не дергайтесь, не делайте лишних движений. Старайтесь поспевать за мной.
Отливка с обманчивой быстротой приобрела форму, стало ясно, что на станке обрабатывается корпус обычного трехкулачкового зажимного патрона для токарного станка. Вот зажимы разжались, готовый корпус упал на ленту транспортера, место на станке заняла следующая заготовка. Уолдо неторопливо и умело повторил цикл, его пальцы в «уолдо» работали с усилиями, которые следовало бы измерять долями унций, но две пары «уолдо» в десятках тысяч миль внизу, на Земле, в точности следуя его движениям, развивали силу, необходимую для тяжелой ручной работы.
Еще один корпус патрона упал на транспортер и еще несколько. И Дженкинс, хотя никто не понукал его работать собственноручно, явно устал от усилий предугадать и повторить движения рук Уолдо. Со лба у него лил пот, на носу и на подбородке повисли капли. Улучив момент перезагрузки станка, он резким движением вырвал руки из задающих «уолдо».
Хватит, объявил он.
Алек, давайте-ка еще одну. Вы делаете успехи.
Нет.
Рабочий отвернулся, как бы собираясь уйти. Уолдо сделал резкое движениетакое резкое, что пришлось напрячь все силы даже в его невесомом окружении. Одна из стальных рук «уолдо»-исполнителя взметнулась и схватила Дженкинса за запястье.
Алек, не спешите.
Да пошел ты!
Спокойней, Алек, спокойней. Вы будете делать, что говорят, не так ли?
Стальные пальцы с силой сжались, заходили. Уолдо приложился на все свои расчетные две унции.
Дженкинс зарычал. Единственный оставшийся зрительдругой ушел вскоре после начала урокавоскликнул:
Мистер Джонс! Минутку!
Либо заставьте его слушаться, либо увольте, ко всем чертям. Вы же знаете, что у меня в контракте стоит.
Внезапно звук и изображение с Земли отключились. Они вернулись через несколько секунд. Дженкинс смотрел волком, но больше не упрямился. Уолдо продолжил, будто ничего такого не случилось:
Алек, дорогой, ну-ка еще разок.
Проведя еще один цикл, Уолдо распорядился:
Теперь двадцать самостоятельных повторений с сигнальными лампами на локте и запястье. Со включенным хроноанализатором. Ваш график и заданный должны совпасть. Надеюсь, так и будет, Алек.
Без лишних слов он выключил большой экран и обратился к наблюдателю на малом:
Макнай, продолжим завтра в это же время. Дело движется. Со временем мы превратим этот ваш дурдом в современное предприятие.
И выключил малый экран, даже не попрощавшись.
Уолдо несколько поспешил с окончанием занятия, потому что краем глаза углядел предупредительное помаргивание на панели своего домашнего информатора. К дому приближалось какое-то судно. Дело привычное: туристы вечно суются и автоохраннику приходится гнать их в шею. Но это судно дало условный сигнал и поэтому было пропущено к причалу. «Помело», однако номерной знак Уолдо разглядел не вдруг. Оказалось, флоридский. Кто из хороших знакомых раскатывает с флоридским номером?
Мгновенно перебрав в уме списокон был очень короткий, Уолдо убедился: у него нет знакомых с флоридскими номерами, которые знали бы условный сигнал. Мгновенно заговорила настороженность, с которой Уолдо относился к внешнему миру; и он включил схему, посредством которой с помощью своих «уолдо» мог управлять несомненно противозаконными, но куда как смертоносными защитными устройствами, установленными в доме. Тем более что судно подваливало с непрозрачным кузовом. Ох, не к добру это.
Из «помела» выбрался кто-то, на вид довольно молодой. Уолдо присмотрелся. Кто-то незнакомыйвозможно, он где-то видел это лицо. Нажим в одну унцию, и это лицо перестанет быть лицом, но Уолдо четко держал свое серое вещество под контролем и рукам воли не дал. Незнакомец повернулся, как бы собираясь помочь вылезти другому прибывшему. Да вот и другой. Но это же дядя Гэс! Вот старый дурак! Надо же, сообразил: приволок с собой совершенно чужого человека! И ведь знает же! Знает, как Уолдо относится к чужим.
Тем не менее команда на открытие замка была подана и прибывшие впущены.
Гэс Граймс протиснулся в люк, подтягиваясь от одного поручня до другого и натужно пыхтя, как обычно, когда попадал в невесомость. И как всегда, сам себе объяснил: это не от чрезмерного усилия, это диафрагма жестковата стала. Следом скользнул в люк Стивенс, всем своим видом демонстрируя безобидную гордость землеройки за то, как он отлично справляется с космическими условиями. Едва оказавшись в приемной, Граймс замер на месте, рыкнул и обратился к поджидавшему гостей манекену в полный рост: