Через некоторое время поинтересовался, дошел ли мой документ по назначению.
— Вручил, — сказал мне порученец. — Командующий прочитал доклад и молчит.
Я знал вспыльчивый характер Ивана Степановича, но сделал такой шаг только потому, что обстоятельства требовали безотлагательной постановки вопроса об использовании авиации.
С командующим фронтом у нас установились хорошие деловые отношения. В любое время он принимал меня с докладами, давал свою оценку обстановки, посвящал в собственные замыслы. У него стало правилом: перед тем как идти отдыхать (в час или два ночи), звонить к нам на командный пункт.
— Доложите обстановку и планы на завтрашний день, — обычно спокойно говорил он.
До его звонка я с КП не уходил. Теперь почему-то наступило молчание. Меня оно, разумеется, волновало.
Утром мне сообщили, что в штабе фронта состоится совещание командармов и руководящих штабных работников. Пригласили туда и меня. Ну, думаю, начинается…
Все собрались точно в указанный срок. Генерал И. С. Конев встал и без всякой преамбулы повел речь о результатах боевых действий войск. Я с нетерпением и нарастающим волнением ожидал, когда он перейдет к авиации. И этот момент наступил.
— Авиацию использовать не умеете, — с нескрываемым недовольством говорил командующий. — Что это за порядки? Вы хотите, чтобы она вас, как артиллерия, всюду колесами сопровождала. Погоду не учитываете. Это мощное, но дорогостоящее средство нужно применять массированно, на решающих направлениях. — И он стал давать практические указания* как это лучше делать.
Все опасения мои рассеялись. Командующий фронтом понял, что я подал ему не жалобу, а обстоятельный, хотя и резкий, доклад, что действовал так только в интересах дела. Приятно было сознавать, что тебя правильно поняли.
Когда совещание закончилось, Конев бросил мне лишь одно слово:
— Понял?
— Так точно, — ответил я.
— То-то, — заключил он с улыбкой.
Так командующий выразил свое одобрение.
Войска нашего фронта, действовавшие под Ржевом, изо дня в день наращивали активность. Наземные части при поддержке авиации вели упорные наступательные бои против крупной вражеской группировки. В этих боях особенно отличились штурмовики.
Метеорологические условия оставались сложными, поэтому штурмовики летали в основном парами. 12 января летчики Дубенсков и Марков обнаружили возле одного из населенных пунктов около 50 автомашин. У некоторых из них были на прицепе орудия. Удар по противнику с воздуха оказался внезапным. Фашистам, видимо, показалось невероятным появление советских самолетов в такую погоду. Штурмовики вели огонь с бреющего полета. Одна за другой вспыхнуло несколько автомашин, начали рваться снаряды. Врагу был нанесен немалый урон.
На обратном пути наши летчики попали в метель. Плотная белесая сетка закрыла и аэродром. Но советские летчики, обладавшие железной волей и высоким мастерством, сумели при свете ракет благополучно посадить машины.
На следующий день капитан Пахнин, лейтенанты Романов и Маркелов получили задание найти и уничтожить цель в районе Воробьеве, Инчиково. Сделать это было очень нелегко, поскольку противник тщательно маскировался.
В заданном районе оказался лес. Звено капитана Пахнина сделало над ним круг, но снизу не последовало ни одного выстрела. Тогда ведущий дал по предполагаемому месту расположения противника несколько пулеметных очередей. Хитрость удалась. Лес ожил, между деревьями в панике забегали гитлеровцы. Очередной удар штурмовики обрушили на обнаруженные, несмотря на маскировку, автомашины и выявившие себя огневые точки противника. Едва звено успело выйти из атаки, как внизу произошел мощный взрыв.