Релкину и Базилу стало немного грустно. Они ведь тоже не молодели, сражаясь то здесь, то там по всему свету. У обоих возникло ощущение, будто, пока они тянули солдатскую лямку, их молодость незаметно ускользнула.
В какой-то момент Релкин поймал взгляд Базила и понял, что оба они чувствуют одно и то же. Оба неожиданно поняли, что утратили нечто драгоценное, то, владельцами чего они себя никогда не осознавали. Золотые годы юности и взросления проходили в муштре, походах и схватках, так что некогда было даже задуматься о жизни и ощутить ход времени.
Но тут музыканты взялись за инструменты, и зазвучала популярнейшая в Куоше плясовая мелодия - "Старые овцы". Тарфуг Брэндон впервые за долгие часы отставил в сторону пивную кружку и, взяв за руку Верину Пиггет, повел ее по двору в лихом танце. Красный нос Тарфута светился от удовольствия, когда он выплясывал с женой Пиггета, одного из виднейших членов Куошской общины.
Пусть овечки стары, но на склоне горы
Щиплют травку они там и тут.
Пусть овечки стары, но дождитесь поры - В мае их все одно остригут.
Впрочем, и старый Пиггет не ударил в грязь лицом - вместо того чтобы стоять да брюзжать, он подхватил прелестную дочку Тарфута, Лючию Брэндон, и принялся выплясывать с ней джигу. Любо-дорого было посмотреть! Затем в круг вошли Лавиния Пиггет с Филом Фебером, а следом все, кто смог найти себе пару. К последнему куплету "Старых овец" весь центр деревни превратился в хоровод, в веселый танцующий вихрь. Разудалые возгласы добавляли пылу.
Прервавшись буквально на мгновение, чтобы хлебнуть пивка, скрипачи снова взялись за смычки, ожили волынки, и старый Честер Плент, конюх с постоялого двора, принялся выбивать на барабане завораживающий древний ритм "Вальса Голубого Камня". Люди снова пустились в пляс.
На пивном дворе разложили праздничный костер из старых бочек, угля и прогнивших досок с крыши старой пивоварни, которые Эвил Бенарбо сложил в стороне, намереваясь сжечь на день Основания. Ребятня с воплями носилась вокруг костра, а взрослые встали в линию и, сплетя руки, принялись мерно раскачиваться под звуки старинной песни "Холмы Голубого Камня".
Любовь моя, мы уйдем в холмы.
Что синеют там вдалеке.
Мы уйдем в холмы, пока можем мы,
Чтоб бродить там рука к руке.
За этой песней затянули "Лонлилли Ла Лу", "Красавчик из Марнери", "Кадейнский вальс" и "Дэниэл решил приволокнуться". Когда дело дошло до "Кенорской песни", в хор вступили драконы: их громовые голоса можно было услышать аж в "Двух Ручьях", а то и подальше.
Затем в гостинице ударили в гонг, и кондитер с подручными выкатили наружу здоровенную тачку, груженную пирожными, слоеными пирожками и тортами. Детишки с радостным визгом устремились к сластям. Музыканты отложили в сторону инструменты и тоже решили малость подкрепиться.
Фермер Шон Пиггет вернулся в большую гостиную "Голубого Камня", утер пот со лба красным носовым платком и взял кружку эля. Вокруг него собрались самые влиятельные общинники: Томас Бирч, Эвил Бенарбо, фермер Хэйлхэм, старый Макумбер из драконьего дома. То были самые крупные производители и потребители пшеницы и ячменя в долине.
К ним присоединились менее важные, но тоже вполне уважаемые селяне: Айвор Пиггет, фермер Талло, и Дернк Кастильон, державший второй в Куоше постоялый двор "У моста". Эти люди составляли неофициальный совет общины, эффективно управлявший Куошем на основе старинных обычаев и конституционных установлений, именовавшихся "Благо Кунфшона", основы законодательства Аргоната. Уголовные дела, разумеется, разбирались в судах, а всем, что касалось религии, заправляли жрецы храма.
- Ну, что скажешь о своем способном ученике, Макумбер? - спросил фермер Пиггет, хлебнув пивка.
- Он оправдал мои надежды.