Кин не понимала, что происходит. Если бы её сейчас спросили, что она чувствует, она не смогла бы ответить членораздельно. Самой человеческой речи сейчас не существовало. Всё сознание занято только цифрами. Остальное вытеснено.
В моменты прыжков Кин производила расчёты, одновременно рассматривая несколько возможных вариантов на следующем генераторе. Приходилось помнить значения всех полей на всех трёх генераторах. И они постоянно менялись.
Новые значения. Сеть. Прыжки. Тьма настолько окутала стену, что приходилось ориентироваться по габаритным огням, расположенным по всей длине стены. Новые значения. Слой за слоем.
Есть, шёпотом удивлённо произнесла Кин.
Тряска закончилась. Выстрелов не слышно. Кругом густой чёрный туман.
Есть, есть, есть! на последний крик ей не хватило воздуха, и она, быстрее набрав полную грудь, выкрикнула: У меня есть! Элизабет!
Голова закружилась. От бессилия она упала на колени и по её щекам потекли слёзы.
Элизабет?!
Она посмотрела на показания своих генераторов. Судя по ним, два генератора, находившиеся под опекой Элизабет, были готовы к запуску и были стабильны. Третьего генератора Элизабет, как и Элизабет, не было видно сквозь чёрный густой дым.
Сама же Элизабет молчала.
01.03Мы не можем проиграть
Что ты наделал? кричала мать, приближаясь к нему большими шагами. Как это вообще могло случиться?!
Несмотря на то, что ещё совсем недавно его достали из ночного океана, он, лёжа в больничной палате укутанный тёплым полотенцем, не мог согреться, но хотя бы высох. Но сейчас от крика матери снова начал покрываться потом. Он знал, что, если возражать ей, она будет продолжать дольше и громче. Всё, что он мог сделать сейчас, это пялиться в потолок, пассивно признавая свою вину, хотя его вины в произошедшем не было.
Как это могло произойти?!
Кто-нибудь скажет ей, и тогда она всё поймёт, а сейчас ей лучше выкричаться. Так она избавится от лишних эмоций. Сколько бы это ни продлилось, это когда-нибудь закончится.
Сейчас внимание нужно уделить своей онемевшей ноге. Он чуть не потерял её. Врачи сказали, что ещё может потерять.
Если боль не вернётся в течение трёх часов, придётся ампутироватьтак сказали, когда он пришёл в себя. Ему долго рассказывали что-то о серьёзном заражении и прогрессирующем некрозе, но он уловил для себя только одно: нужно вернуть себе боль. Он заслужил эту боль. Это была его боль по праву.
Что ты скажешь отцу?! Он возлагал на вас такие надежды!
«На него» ответы всегда крутились в его голове, но он никогда не смел перечить матери. «На меня ему плевать, как и тебе».
***
Чарльз! Чарльз!
Белый свет режет глаза сквозь закрытые веки.
Пахнет пластиком. Медикаментами.
Монотонные звуки неизвестных приборов.
Что произошло?
Он был за рулём, а потом что-то случилось с машиной впереди. Что-то не так с этой машиной. В ней его брат!
Артур! Что с тобой?! выкрикивает он, вытягивая руки вперёд и пытаясь нащупать хоть что-то сквозь этот плотный белый свет.
Вы сейчас в безопасности. Ваше состояние стабильно. Беспокоиться не о чем, ответил искусственный женский голос.
Пусть отдыхает, донёсся кажущийся очень знакомым мужской голос.
Как по команде Чарльз снова уснул.
*
*
*
Послушай не стоит так переживать из-за этого, его отчим был расстроен не меньше матери, но он никогда не кричал на него. Сделанное не изменить, главное, что ты цел.
Спокойствие в голосе отца пробивало его насквозь. Он не мог больше этого вынести.
Но как же он!
Не переживай раньше времени, он ведь остался жив. Врачи говорят, что он давно болеет этим. Если бы не авария, вероятно, мы бы узнали слишком поздно. Нужно попытаться извлечь из этого выгоду. У меня есть знакомые. Они помогут.
Он зарыдал.
Прости! Прости меня! искренне извинялся человек, официально признанный невиновным в автокатастрофе.
Отчиму стало только сложнее от его раскаяния. От безысходности, слёзы потекли по его щекам.
***
Чарльз остался один в пустом холодном лифте. С того момента, как он пришёл в себя, его ни на минуту не оставляли одного. Он облегчённо выдохнул и закрыл глаза. По телу прошла приятная лёгкая дрожь.
Посмотрев на своё отражение в отполированных дверях лифта, он обратил внимание на едва различимую линию стыка дверей кабины. Как будто его разделили надвое. Они были похожи, но были разные. Левая и правая половина. Если бы его сейчас можно было, как в фантастическом романе, разделить по этой линии, какой окажется каждая его половина? Будет ли каждая из них просто половиной Чарльза? Или статичная асимметрия его лица станет функциональной и, распространившись на полушария его мозга, сделает одну половину доброй, а другую злой? Или обе будут злыми?
Чарльз зажмурился изо всех сил, пока в глазах не побелело, а затем снова распахнул их, в очередной раз посмотрев на своё отражение в дверях лифта.
Тёмные волосы аккуратно уложены набок. Лицо вытянутое. Уставшее. За время полёта он побледнел. Глаза карие. Он был одет в тёмно-синий костюм необычного покроя. Местная мода. Это было похоже на классический фрак, за тем исключением, что его надели задом наперёд. Пуговицы были так же спереди, но фалды треугольной формы лежали на его ногах спереди и доходили до середины бедра. Не то чтобы неудобно. Скорее непривычно.
Лифт остановился с лёгким звуковым сигналом.
Чарльз быстро натянул свою лучшую улыбку, оголяя ряд белоснежных зубов. Нет, по-дурацки. Вернулся в исходное положение. Немного приподнял левую бровь, вытянул уголки рта и чуть-чуть наклонил голову вперёд. Тоже не годится. Никто не любит подхалимов. Вернулся в исходное положение. Сделал серьёзное лицо, расправил плечи, поднял подбородок. Подойдёт. Сейчас нет сил искать что-то лучшее. Пускай будет сухо и официально.
Со вторым звуковым сигналом двери открылись, разделяя Чарльза надвое.
Вопреки ожиданиям Чарльз оказался в просторном помещении.
Красный ковёр тянулся через огромное помещение к широкому прозрачному столу. Холодные металлические стены были инкрустированы широкими панелями из тёмного дерева.
За столом стоял человек в костюме, похожем на костюм Чарльза. За ним сквозь огромные окна в пол открывался панорамный вид на город. Город, в котором Чарльз не знал ни единой души.
Он сделал один большой шаг вперёд. Поняв, что его руки просто висят и он, наверное, похож на марширующего солдата, он поспешно сложил их за спину. Естественно, человек за столом видел этот маневр и улыбнулся в ответ.
За спиной Чарльз услышал очередной звуковой сигнал и почувствовал, как неслышно закрываются двери кабины лифта.
«К чему это представление?» подумал Чарльз.
Заиграла лёгкая торжественная музыка.
Напрягшись глубоко внутри и испытывая сильнейший приступ тошноты, вызванный тревогой, Чарльз, стараясь выглядеть наиболее естественно и натянув свою самую обаятельную улыбку, прошёл к человечку за большим прозрачным столом.
Мужчина за столом был немолод. Среднего роста. Обычная стрижка. Ничего особенного. После встреч с такими людьми вы никогда не сможете вспомнить их лицо.
«Какое лицо у этого мэра?» подумал Чарльз.
Чарльз Роланд! Разрешите от лица всех граждан нашей славной колонии приветствовать вас! Мы несказанно рады оказанному нам вниманию и
Чарльз не слушал. Голос такой же, как и всё остальное, обычный, если говорить точнееникакой. Типичные слова и знакомые обороты. Ничего нового он не услышит. Сейчас нужно просто ждать. Как в детстве.
дальнейшее сотрудничество, вытянулся мэр, натягивая свои одежды на небольшом выпирающем животе, показывая видом, что закончил приветственную речь.
Вероятно, мэр ожидал ответных слов, но Чарльз почему-то растерялся и отлип, только когда мэр склонился в небольшом поклоне.
Чарльз поспешил сделать то же самое, обращая внимание на угол и продолжительность наклона.
Ах, Чарли! мэр выпрямился и улыбаясь хлопнул в ладоши, ты не представляешь, как я рад, что ты в порядке!
Мэр обошёл стол и, схватив его руку, начал трясти.
Когда я услышал об этом ужасе на станции, я бросил все силы на оказание необходимой помощи людям. Но ты же понимаешь, что я лично не мог же переживать в первую очередь о твоём благополучии.