Это было то же самое лицоесли могло быть такс учетом того, что из нее теперь была высосана вся жизнь. И Бойс понял, что должен был узнать это мраморное лицо в Керакеили мог его узнать в том нечеловеческом сне, в котором не было искорки, оставшейся у новой Ираты. Но память слишком несовершенна. Он не узнал ни ее лица, ни имени, и в безжизненном Оракуле не было ничего, что могло бы напомнить о прежней Ирате.
Охотник, наклонившись, все еще чесал голову одного из своих рычащих зверей.
Я любил ее до... того, как она изменилась,тихо сказал он, как будто обращаясь к зверю.Как я мог перестать любить ее после? Но в ее хорошей половине не осталось ничего, что мужчина мог бы любить, поэтому я продолжал любить новую Ирату, какой она сталазлую, опасную и ужасную для того, кто, как и я, видит не только то, что находится снаружи. Но в сердце моем она все еще та самая Ирата, которую я люблю.
Охотник внезапно ударил рычащего зверя по морде. Тот повернулся и с кошачьей быстротой полоснул по его по руке обнаженным клыками. Охотник засмеялся и оттолкнул зверя.
Они не смогли уничтожить мраморную статую, которая была единственным, что осталось, когда добрая и безгрешная половина разума Ираты отделилась от злой части, знающей о магии слишком много. Ирата хотела уничтожить ее. Казалось, даже вид статуи приводил ее в бешенство. Она перестала быть прежней Иратой, и мраморное существо напоминало ей о собственной неполноценности, чего она не могла выносить. А Им было все равно. Они получили что хотели и больше не собирались помогать. Поэтому Ирата, надеясь прогнать ее с глаз и из воспоминаний, отправила ее в туманные земли. Только боги знали, какие мысли витают в спокойном каменном разуме Оракула. Но какие-то воспоминания о своей матери привели ее в Керак, и крестоносцы впустили ее в замок. Затем Ирата послала огненную клетку, чтобы Оракула держали в заточении, надеясь, что Город уплывет и фигура, когда-то бывшая частью ее самой, навсегда останется позади. Но все оказалось не так просто. Две ее половинки разъединились не полностью. Между ними осталась связь, такая сильная, что пока она протянута между Кераком и Городом, те тоже не могут разделиться. Это означает, что Ирата должна захватить Оракула Керака. Но она не знает как. Тем не менее уже очень, очень давно пытается добиться желаемого. Сейчас она очень мудраягораздо мудрее меня. Думаю, она знает, как уничтожить свою вторую половину. Но Оракул тоже мудр. И Танкред, маг Керака, тоже в некотором смысле является врагом Ираты. Так что она не могла войти в Керакпока не нашла тебя.
Бойс внезапно перебил Охотника, медленно достающего воспоминания из своего разума и, казалось, заново переживающего прошлое.
Ты лжешь,сказал он со всей надменностью Гиллеама.Я тоже ее знал.
Он заколебался и не сказал: «Я тоже ее любил». Он любил другуюнастоящую, целую Ирату. Вряд ли они когда-нибудь встретятся снова, но однажды они встречалисьБойс был в этом уверени тогда она была настоящей.
Я знаю.Охотник взглянул на него из-под полосатого капюшона, в его глазах сверкнула ненависть и ревность, но голос оставался спокоен.Ты знал ее тогда же, когда и я, в один из тех моментов, когда она настоящая. Понимаешь, бывают времена, когда огненная клетка не сковывает Оракула Керака. Сейчас один из таких периодов, Бойс.Темные глаза помрачнели.Ты выслушал меня, Уильям Бойс, потому что нуждался в объяснениях. Но как ты думаешь, почему я решил рассказать тебе все это?
Бойс замешкался. Но еще не успев заговорить, он почувствовал перемену в лице Охотникаоно стало вдруг ярким и ликующим, как молния, разрезающая свинцовое осеннее небо.
И тут Бойс осознал свою ошибку. Его охватило острое сожаление, понимание того, что он каким-то образом слепо попал в ловушку... и затем, на невыносимое мгновение головокружения, стены перед ним наклонились, уехали вбок и растворились в ревущем хаосе.
Бойса окутал кружащийся туман. Другой разум, другая сила использовала его, как человеческая рука управляет механизмом. Тело, глаза и мысли перестали быть его собственными. Он ненадолго попал в место, где нет ни времени, ни света, в крепость, находящуюся в самой глубине разума, куда не сможет забраться ни один вор.
Чудовищная клаустрофобия ослабла и вскоре исчезла совсем.
Бойс снова стоял перед смеющимся Охотником.
Когда он попытался говорить, с его губ слетели лишь хриплые бессмысленные звуки. Глаза Охотника победно засверкали.
Сложно говорить, да, Бойс?усмехнулся он.Это продлится недолго. Через пару секунд это ощущение пройдет. Когда человек покидает свое тело, вернуться не всегда просто.
Бойс сгорбил плечи, ощутив такой гнев, какой ему прежде не доводилось испытывать, гнев на этого колдуна, использующего его просто так, как человек натягивает перчатку, а затем снимает ее.
Бойс почувствовал, как тепло возвращается к его конечностям, хотя он только сейчас понял, что они онемели.
Ты...
Говори! Ты оказал мне огромную услугу, Бойс. Я по крайней мере обязан дать тебе честный ответ.
Что ты заставил меня сделать?
Лицо охотника стало серьезным. И теперь в его глазах заблестело нечто, очень похожее на безумие.
Ты выполнил для меня одно поручение. Не твое телодругая часть тебя, твой разум, возможно, твоя душа. Секунду назад я послал ее в Керак. Ты забыл мои слова? Сейчас один из тех коротких периодов, когда Оракул не скована огненной клеткой.
Что ты сделал?
Я использовал тебя, чтобы позвать Оракула сюда. Будучи свободной, она может ходить где ей вздумается, но заклятие пустоты держит ее даже сейчас. Она идет в Город, потому что ты позвал ее, Бойс.
С чего бы ей отвечать на мой зов?хрипло спросил Бойс.
А разве женщина не должна идти на зов своего любовника?
Охотник отчеканил эти слова так резко и точно, будто во рту у него было острое лезвие ножа. А на лице была написана чистая ревность.
Любовник? Муж? Но это Ирата приходила на Землю...
Если хочешь, я лишу тебя жизни,тихо сказал Охотник.Это самый лучший вариант. Лучше, чем жизнь. Возможно, в смерти ты воссоединишься с Оракулом Керака.
Ложное спокойствие Охотника, вызванное страстью, разозлило Бойса больше, чем насмешки. Этот колдун может управлять мной также легко, как ветер поднимает с земли листья, подумал он. Но...
К черту твою магию!проревел Бойс.
Холод покинул его конечности. Огонь ярости расплавил парализующий лед.
Охотник так долго сражался при помощи магических рапир, что, видимо, забыл более примитивные методы борьбы. Кулак Бойса попал ему в челюсть, и от этого мощного, свирепого удара руку Бойса встряхнуло до самого плеча.
Он сделал это просто так, движимый внезапным, инстинктивным отвращением к липкой паутине колдовства, в которой запутался, как только попал в этот чужой мири даже еще раньше.
То, что Охотник использовал Бойса, его разум и тело, с презрительным безразличием к его собственным требованиям, вдруг стало невыносимым. И эта кипящая, ищущая выхода ненависть вылилась в удар, заставший Охотника врасплох и отбросивший его к стене.
Магия!воскликнул Бойс с ненавистью в голове.Вот как ее нужно лечить!
Но Охотник не мог ответить. Он был смятой безмолвной фигурой, а по щеке у него стекала струйка крови.
Жуткий пронзительный крик заставил Бойса повернуться. Он забыл про свору. Огромные пятнистые кошки встревоженно и беззвучно ходили взад-вперед по замысловатой траектории. Красивые, но безумные морды неотрывно смотрели на Бойса.
Он быстро оглядел комнату. Золотисто-черные портьеры расходились волнами от дыхания ветра. Бойс осторожно сделал шаг в этом направлении.
Затем другой. Свора все еще колебалась. Бойс дотянулся до портьер и скользнул под них. Как он и догадывался, там был проход. Металлическая дверь была нараспашку, а ему в лицо, покрытое потом, подул приятный ветерок.
Из комнаты позади раздался печальный вопль зверей, в котором было нечто нечеловеческое. Вопль повторялся снова и снова.
Бойс плечом захлопнул дверь. Засова на ней не было, только защелка, но ее можно было открыть с обеих сторон. Если Охотник придет в себя...
Бойс неприятно ухмыльнулся и расправил широкие плечи.
Затем повернулся и принялся вглядываться в тусклые голубые сумерки туннеля.