В эту же секунду я подметил, что нож на конце немного затуплен, искривлен, после чего моментально вложил его в ножны. Ноги подкашивались от тяжести мыслей, пробегающих у меня в голове: менее глупых, чем раньше; более сумасбродных, чем они. Рухнув на стул, мое тело ослабло, голова повисла на шее тяжелым грузом и устремила «сенсоры» в потолокя не заснул. Но я чувствовал непонятное головокружение, шок. Это сродни тому, что случается, когда подключается тоннельное зрение: вот она, убравшаяся перифериялишь точка фокуса, и та какая-то переходящая в небольшую область, а затем растворяющаяся, дающая потупленный потерянный взгляд.
Потолок тут-то я и заметил, что он был чистым, идеально матовым, таким, будто бы я нахожусь в новом, только что сошедшем с конвейера корабле. Едва я подумал об этом, как мой нос наполнил запах новой «машины», такой, какой был в тот момент, когда я в первый раз посетил это место: здесь сидела Каори, улыбалась мне, мы еще не знали друг друга. И сейчас не знаем, но почему-то именно я был определен как ее спаситель
Меня никак не покидала мысль о том, почему же Морган обратился ко мнеэто глупо, нелогично, учитывая, что здесь есть силы гражданской обороны, возможно, камеры, записи которых можно посмотреть Даже если их нет, значит, есть иные системы защитыкриминалистика существует в том числе и для таких случаев, так почему же занимаюсь этим я, а не криминалист или детектив?
Я не был похож на детектива, хотя, не спорю, мне всегда хотелось: думаю, так у всех тех, кто любит детективные истории, а их любят почти все, кроме детей, конечно: и ведь правда, это не прямолинейная история про добро и зло, иными словами, сказка «Это же так скучно» говорят «они». Никто уже давно не пытается создавать историю, где будет четко определено зло и добро, ведь это просто по-детски. Слова, что мир на самом деле серый, а потому искусстволитературноедолжно повествовать таким же образомэто ведь правильные слова но звучат они как мантры! Какое дело есть искусству до реальности? Оно может быть любым, а интерес рождается не от того, как близко к реальности оно подошло. «Все дело в деталях» ответил мне мой внутренний голос, словно перебив. Мысль, прилетевшая в мишень, которую нельзя оспоритьне из-за ее правильности, а потому что она твоя первая и самая естественная. Можно начать упираться и вновь ловить эти стрелы, но дрожащая мишень не превратится от этого в камень, способный отбить острие. Слишком много думатьвредно? Отнюдь. Тогда почему в мишени уже вторая стрела? Все, пора заняться делом.
Я, словно чуть подремавший, пребывал в некотором вялом состоянии, которое было тут же развеяно увиденным: все вокруг вновь получило нормальную «текстуру», материальность. Пальцы теперь не проходили через серые натянутые полотнаони обхватывали, жадно загребали, хватались каждым изгибом моих отпечатков. В этот момент я подумал о том, как было бы здорово иметь усики, как у насекомых, чтобы еще больше ощутить фактуру вернувшегося к жизни окружения: как же это было прекрасно. Успокаивающепусть без опоры, ясности. Из глубины души вырывалась радость.
Человек потерпел кораблекрушение в Карибском море в середине XVII века и увидел вдали корабль. Он не знает, кто это, ведь это могут быть враги, могут быть пираты, хотя с тем же шансом могут быть и союзникидаже его соотечественники. Неужели он не будет кричать, чтобы его взяли за борт, задумываясь о том, что еще через неделю его продадут в рабство? Он разорется во всю глотку, как заорал я: «Да-а-а-а-а!» выкрикнув еще и бранное слово напоследок. Надеюсь, этого никто не слышал.
Почему люди встряхивают головуэто разве помогает развеяться? Почему дети так наигранно пользуются невербальным выражением эмоций? Я встряхнул головумне не помогло, но роль, заученная с самого раннего детства, толкнула меня это сделать. Тут же в моей голове прорвался поток мыслей о банальщине и как перестать вскрывать то, что вскрыто до менялучше просто сосредоточусь на деле, чем буду сейчас копаться в своем «расстройстве», ведь понятно, что это уведет меня далеко в сторону, в том числе и в рассуждения четырнадцатилетнего максималиста, каким я, отчасти, все время и являлся. И буду являться, наверное.
Окружение передо мной было абсолютной противоположностью того, что я увидел в ноже, хотя сейчас он показывал тоже самое, что видели мои глаза. Или воспринимал мой мозг. Зрение несколько упало, видимо, от напряжения. Я сделал два шага к выходу, а затем остановился, вновь кинув свой взгляд на общий вид «офиса». Нет, нож нужно взять. Он вылечил меня. Хотя бы символически. Хотелось бы в это верить.
Прихватив танто с собой и надежно спрятав за пояс, мною было решено выдвигаться отсюда к месту работы: там, где женщину видели в последний раз. Там, где у меня есть последний шанс на то, чтобы ее найти.
Путешествие до работы было прежним, ведь все вернулось на круги своя. Те же люди, те же дорожки, вывески в дополненной реальности вернулись на местоэто было так радостно, так тепло, будто я наконец нашел тот квартал, из которого пришел сюда: теперь все знакомо, теперь все повороты ясны.
Вход был таким, каким я запомнил его в первый раз: маленькая табличка в дополненной реальности, тяжелые раздвижные створки в проеме и, после их открытия, длинный полутемный коридор, ведущий в нашу с Китакадзе келью. С каждым шагом я будто чувствовал мнимое «биополе» своего коллегипросто ожидал его увидеть так, как видел некоторое время назад, однако, как только передо мной открылась наша «лаборатория», это чувство улетучилось, оставив меня наедине со своей задачей, что нависала в этот раз особым образом. Особым образом из-за того, что я по большому счету и не представлял, что за комплекс передо мной, а лишь ходил туда, словно конкистадор в разрушенный город инковполный трепета и страхов перед неизведанным, но с четким желанием вернуться назад.
Кабинетэто галеон, каравелла или даже галера, отбившаяся от берега в сторону Нового Света. Такие же ассоциации были у меня и во время перемещения по космосузакономерно, но с другой стороны. Там параллель напрашивалась сама собой из происходящего вокруг, тут жеиз ощущений. Мой корабль не мог в любой момент разбиться, но без капитана он тоже потерял надежность для меня, заставив ходить по воде ногами-вилами. Общее, неконкретное, подвешенное состояниевот, что теперь роднило меня с теми временами. Возможно, даже не с ними, а с теми месяцами путешествия пассажиров Мэйфлауэра, от выполнения «миссии» которых тоже зависела судьба.
Немного осмотревшись, я, наконец, решил сдвинуться с места. Как и пилигримам, мне надо было выйти из трюма на свет, в данном случаена свет в реакторной, который теперь вызывал у меня теплые чувствавот странности. Тем не менее, сделав еще пару шагов, я обнаружил кое-что, что резко изменило мои планы: в «предбаннике» не было костюма. Ни в одном из «слотов». Что я еще мог сделать, кроме как позвонить своему начальнику и нажаловаться?
Мистер Фолкс? робко проронил я, обнаружив, что связь установлена.
М? В чем дело? он ответил без капли прошлого негатива, но в его тоне все же была какая-то нотка нетерпеливости: Морган явно хотел, чтобы я закончил поскорее и перестал его донимать.
Костюма нет.
И? он перебил меня, пока я пытался закончить свою фразу.
Как я пойду в реакторную без костюма? Это же небезопасно. Против ТБ! эти слова выпадали из меня с сильным запахом придирчивого ботаника.
И что? А ты всегда следуешь правилам? Почему тогда чип включил в реакторной? Это тоже против ТБ, напомнил он, скрестив ноги и откинувшись в кресле (я услышал скрип).
Нет, но это же реально
Что? Ты хочешь разводить эту философскую воду сейчас или выполнить задачу?
Я не пойду туда без костюма. я встал в позу и спокойным голосом сказал это, стараясь вновь вывести мужчину из себя.
Дело твое, Рома. Не выполнишь задачуотправишься опять в больничку. он играл в ту же игру.
Ну-ну.
По-твоему, как Китакадзе тебя вытаскивал? Второго костюма нет. Тебе не приходило это в голову? язвительность Фолкса была очевидна, и он, похоже, смаковал ею.
Я думал об этом, но должен же А два других шкафа?