Я запомнил паттерн блокировки, несколько сотен цифр с кое-какими изящными ловушками и обманкамимоей кратковременной памяти вполне хватало, чтобы удержать такой росток, и я уж точно не собирался его пересылать или распечатыватьи отправился в основную часть офиса, к быстрой пьютерии. Там был один пьютер, который отец никогда ни к чему не подключал. Простое хранилище. Туда все переписывалось на случай непредвиденных обстоятельств. Я набрал пароль, ввел паттерн блокировки и стал ждать.
ОШИБКА. НЕВЕРНАЯ КОМАНДА. ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ ЗАНОВО.
Я ждал.
Сообщение повторилось, пульсируя красным и лиловым. Я ждал. Извещение об ошибке снова мигнуло и исчезло. Я все еще ждал.
Мелькнула короткая последовательность цифр, без комментария или каких-то инструкций. Она исчезла почти мгновенно, но я был уверен, что запомнил ее. Десять цифр.
Я закрыл глаза и увидел пальцы Пеллонхорка, пляшущие по клавиатуреодиннадцать движений. Он прятал кончики пальцев, но я сосчитал удары.
Я обнулил монитор, вернулся в заднюю комнату и набрал код, все его десять цифр. Долго смотрел на серый экран, прежде чем нажать одиннадцатую клавишу, зная, что у меня есть лишь один шанс. Не «ввод»; это точно ловушка. И не какая-то из вспомогательных клавиш, не знак препинания, не цифра и не стрелка.
Я затаил дыхание и нажал «стереть».
На мониторе появилась та же комната, которую я видел, когда за клавиатурой был Пеллонхорк. Только в этот раз на меня смотрел его отец.
Конечно, на самом деле это был не совсем он, и в то же время он. Я мог это понять по форме рта, по невыразительному взгляду. Изображение транслировалось зашифрованным, а якобы никчемный медленный пьютер моего отца декодировал его и воссоздавал. Между тем местом (где бы оно ни находилось) и этим оно было лишь сумятицей белого шума в черном космосе.
Думая об этом, я понял, насколько глупо поступил. Отец Пеллонхорка сидел в своем кресле, явно осведомленный о моем присутствии. Он нахмурился. Его губы начали разжиматься.
Я вырубил пьютер, оборвав его до того, как он заговорил.
Но изображение пропало лишь на секунду, после чего комната вновь появилась на мониторе.
Надо же, протянул отец Пеллонхорка. Голос у него был такой же невыразительный, как и взгляд. Мальчишка.
Он отвернулся и сказал кому-то невидимому:
Умный у Савла детеныш, а, Сол? Он снова посмотрел на меня. Сам по себе, да?
Я замотал головой. Я уже снова отдавал пьютеру команды, пытался оборвать связь с помощью другого защитного протокола, но и он не произвел ни малейшего эффекта. Я оттолкнул кресло от стола и бросился к двери в главное помещение. Я тщетно дергал за ручку, когда он позвал меня:
Сядь обратно, парень. Дверь откроется, когда мы закончим, и я буду готов. Так что сядь и ничего не трогай. Ты только будешь меня раздражать, а это неразумно. У тебя там ничего не заработает, пока я этого не захочу.
Я вернулся к монитору и снова сел.
Хорошо. Ты боишься, Алеф?
Да. Я боялся, но не сильно. Пока что.
И снова хорошо. Тебе было любопытно. Ты рискнул. Твой риск не оправдался.
Я не отвечал. Он запугивал меня, но не знал, насколько я привычен к страху. Я вырос на Геенне, и по-настоящему боялся куда более серьезных вещей. До того момента, по крайней мере.
Он склонился ближе ко мне. Его подбородок был шершавым из-за щетины, но под ней я видел тонкий шрам. Отец Пеллонхорка смотрел на меня. Глаза у него оказались такими же восхитительно-голубыми, как у сына, но зрачки их были угольно-черными точками. Он сказал:
Я тебя вижу, Алеф. Я знаю, как ты выглядишь. Понимаешь, что это значит?
Нет.
Это значит, что я могу до тебя дотянуться. Это значит, что я когда угодно могу до тебя дотянуться.
Он пристально смотрел на меня, голос его был сух и тих, взгляд устрашающ. Я почувствовал, что трясусь. Слово «дотянуться» обрело новый смысл, когда его произнес этот человек. У отца Благодатного проявлялся похожий тон, когда он читал проповеди об адском пламени, но отец Пеллонхорка обещал дотянуться до меня так, что угроза адского пламени моментально выцвела. Настоящий страх был здесь.
Твой отец рассказывал мне про тебя, Алеф. Знаешь, что он говорил?
А ваш сын о вас совсем не рассказывает, ляпнул я, не подумав. Не знаю, зачем я это сказал, но, сказав, немедленно понял, что это была ошибка.
Пауза. Он ничего не ответил. Я подумал, что монитор завис, настолько был неподвижен отец Пеллонхорка и так долго это продлилось.
Мой сын сказал он тихо.
Его грудь поднималась и опускалась. Стена позади него оказалась не такой гладкой, как мне почудилось. Она была вся в бороздах и оспинах, покрыта чем-то вроде штукатурки и небрежно выкрашена, словно в бункере. Где он находился?
Вы будете друг за другом присматривать, я знаю. Твоему отцу я доверяю, и теперь вижу, что у него есть достойный наследник. Он расслабился, или, по крайней мере, устроился поудобнее в своем кресле. Семья важнее всего, Алеф. Мой сын этого не понимает, но знает, что неприкосновенно. И знает, что ты неприкосновенен. Знает, что, если он когда-нибудь причинит тебе вред, это будет как убить собственного брата. И даже хуже. Тебе не нужно его бояться. Итан Дрейм дает тебе слово.
Я слышал об Итане Дрейме, но мы с Пеллонхорком были на Геенне, а Итан Дреймнет. Его слова ничего для меня не значили.
Неожиданно он показался мне усталым. Подстегнутый этим, я спросил:
Где вы?
Его взгляд снова сделался острым.
Я всегда рядом. Он посмотрел вбок, потом опять на меня. Итак. Твой отец услышит, что этот разговор состоялся, но большего ему знать необязательно. Он в курсе, что не стоит расспрашивать ни меня, ни тебя. Не обсуждай ничего со своей матерью, и это не причинит ей никакого вреда. Он помедлил и добавил: Матери Пеллонхорка рассказывать нельзя. Но ему передай, что мы побеседовали. Больше ничего. Этого будет достаточно.
Все это он высказал, не дожидаясь ответа. Отдавать приказы ему было привычнее. Я подумал о своем папе, о том, в чем мы были похожи, связанные числами и кодами, глубокими абстракциями, и попытался представить, что объединяло Пеллонхорка с его отцом.
Не связывайся со мной больше. Обращайся к Гаррелу или Трейлу, если возникнут проблемы.
На этом все и закончилось. В следующее мгновение он исчез. Когда монитор очистился, а дверь открылась, я задался вопросом, какие вообще могут возникнуть проблемы.
КлючСоб 7: ад
В тот день, когда мы впервые совместно исследовали порносферу, Пеллонхорк меня вербовал. До тех пор он был одинок, но теперь я разделял его вину.
Однако я не чувствовал себя особенно виноватым. Я знал, что грешен в глазах церкви, но у меня было представление о том, каково должно приходиться грешникупламя во снах, осуждающий голос Бога в голове, телесные страдания, и ничего этого со мной не случилось. Я анализировал свою веру и делал первые шаги к тому, чтобы ее отбросить.
Но, с точки зрения Пеллонхорка, я был теперь так же виновен, как и он, и это укрепило нашу дружбу. Я стал единственным, с кем он мог поговорить о своей вине и об адских мучениях. А адские мучения, как я скоро понял, занимали его очень сильно.
Но мы, конечно, говорили не только о грехе. Когда Пеллонхорк был в особенно хорошем настроении, я рискнул спросить, чем занимается его отец.
Он ничем не занимается. За него всем занимаются другие. Он просто говорит им, что делать.
Как священник, сказал я. Мы удалялись от поселка. Было возгрешенье, и в голове у меня вертелась утренняя проповедь, обычная смесь набожности и угроз, которые переставали меня пугать. Мы с Пеллонхорком направлялись к пустоши за пурпурными холмами, где можно было найти муравейники, чтобы тыкать в них палками, и поселковые отстойники, чтобы кидаться в них чем попало.
Не совсем. Он криминал. Он иногда приказывает убивать людей. Он лучший криминал в Системе. Порносферу видел? Он ей управляет. Пеллонхорк ускорился, размахивая руками, высоко подпрыгивая и притворяясь птицей.
Я догнал его.
Он ей управляет?
Может, не всей порносферой, сказал он, но и другими штуками тоже. Твой папа на него работает.
Мой папа людей не убивает.
А мой папа говорит, что твой слишком глубоко завяз, чтобы уйти, что бы там ни думала твоя мама. Я сам слышал. Смотри, вон он. Он подобрал палку, подошел к высокому муравейнику и достал из кармана ножик, чтобы ее заточить. Ему потребовалось три стремительных движения ножа. Даже в том возрасте он был силен и сосредоточен. Вот, держи.