Хм, знаешь, что странно, герр Шпатц? Крамм поднял взгляд от газетных страниц, заполненных длинными колонками объявлений. Очень много объявлений о продаже ткани. В этом разделе гораздо больше объявлений, чем в любом другом. Продают рулонами, отрезами, лоскутами, в каждом объявлении уточняют размеры и цвет. Или покупать готовую одежду здесь тоже считается дрянной привычкой, или это какой-то код для знающих людей.
На марктплац были магазины одежды, Шпатц закрыл газету и потянулся за следующей. Я обратил внимание, потому что подумал, что нам может понадобиться обновить гардероб. У нас было мало времени на сборы, так что я приметил салон «Хеккер и Кош» и подумал, что надо бы в следующий раз туда заглянуть.
Ты хочешь сказать, что собираешься наведаться в Гольденштир еще раз?! Крамм потянулся за своим стаканом. Я надеялся, что одного раза вполне достаточно для знакомства с городской спецификой.
Я отложу этот разговор до завтра, герр Крамм, Шпатц подмигнул. Когда официант принесет нам на завтрак затвердевшую манную запеканку и кофе из луковой шелухи.
Знаешь, герр Шпатц, сейчас эта шутка звучит довольно смешно, Крамм сделал еще глоток пива и поставил стакан на стол. Кстати, здесь неожиданно есть театры. Целый разворот посвящен анонсам спектаклей на разных сценах.
Значит нам тем более нужна новая одежда, Шпатц развернул газету и хмыкнул. Газета называется «Семь добродетелей». Что это еще такое?
Издание было небольшим, всего четыре полосы. Сегодняшний номер был посвящен благоразумию. На первой странице был пространный философский текст о том, что делает человека хорошим или плохим. И в качестве одного из «кирпичей» фундамента «хорошести» редактор предлагал рассматривать благоразумие. В смысле умение извлекать уроки как из своего прошлого, так и из опыта других людей. «Зачем я читаю этот бред?» подумал Шпатц и перевернул страницу. На развороте было шесть статей, каждая из которых была посвящена одному человеку, который как раз и рассказывал, как проявленное вовремя благоразумие спасло от опасных ошибок в жизни.
Герр КраммШпатц замер и присмотрелся внимательнее. Вот этих двоих я знаю.
Крамм встал с кресла и тоже склонился над разворотом добродетельной газеты.
Это же Гем Бенингсен! анвальт ткнул пальцем в круглое лицо с парой лишних подбородков и чуть косящим правым глазом. Редактор и издатель «Штимме» из Билегебена! А кто второй?
Отто Вишеринг, Шпатц ткнул в фотографию улыбающегося седовласого доктора. Правда, он его видел одетым в купальный халат, а здесь на нем был элегантный пиджак в тонкую полоску. Но это был он, вне всяких сомнений!
Вишеринг ВишерингКрамм задумчиво почесал подбородок. Ах да! Знаменитый знаток «стыдных» болезней, родной отец всех мужеложцев и проституток. Хм А откуда ты его знаешь, герр Шпатц?
Разве я не рассказывал? Шпатц удивленно взглянул на Крамма. Мы познакомились на приеме у Лангермана. В пансионе Унгебунден. После которого герр Фуггер явился ко мне с угрозами, а Флинка пытались завербовать в антивоенный заговор.
Честно говоря, я считал, что вся эта интеллигентная компания находилась под теплым крылышком твоего дяди Дедрика, Крамм сел обратно на свое кресло. Кстати, он больше не выходил с тобой на связь?
Нет, Шпатц покачал головой. Стыдно признаться, но я был бы рад получить известие о его внезапной смерти.
А остальные лица тебе не знакомы? Крамм кивнул на лежащую на коленях у Шпатца газету.
Вроде бы нет, Шпатц еще раз присмотрелся. Потом взял карандаш и записал оба знакомых имени в тетрадку. Читать скучные тексты сразу стало интереснее. Имена своих героев газета не раскрывала. Доктор Вишеринг анонимно рассказывал со страниц газеты историю о пациенте, который предлагал ему большую сумму денег за сохранение его недуга в тайне. Пациент клятвенно заверял, что никак не мог заразить никого своей болезнью, поскольку вел очень сдержанный образ жизни, а подхватил «стыдную» болезнь в общественной бане. Технически, такое было, конечно, возможно, но доктор все же решил проверить слова пациента, и обнаружил, что во-первых, его супруга, с которой он просил не связываться, уже год как мертва, а во-вторыхон вовсе не тот, за кого себя выдает. Доктор благоразумно подключил к делу полицаев, и когда странный пациент пришел на прием в следующий раз, то его уже ждал детектив, который безуспешно разыскивал этого преступника уже не первый год. Вот так благоразумие помогло раскрыть несколько убийств, а также спасло от позора юную девушку, падчерицу того пациента. Потому что если бы доктор взял деньги и оставил все в тайне, то ее болезнь очень скоро обнаружила бы себя, и
История Бенингсена была гораздо банальнееон просто не позволил своей дочери выйти замуж за проходимца, который казался ей дерзким и особенным. С тех пор прошло несколько лет, проходимец угодил в тюрьму за брачные мошенничества, а дочь не устает благодарить своего благоразумного отца, что он удержал ее от фатального шага.
Не знал, что Беннингсен женат, Шпатц мельком просмотрел остальные истории и пришел к выводу, что в них нет ничего интересного. Впрочем, не могу сказать, что я вообще о нем хоть что-то знал.
Он был женат как минимум трижды, сказал Крамм, не поднимая глаз от своей газеты. Дважды овдовел, один раз развелся. И каждая супруга делала его богаче.
Да? Шпатц еще раз посмотрел на нервное лицо толстяка. В таком случае его история про спасенную от брачного афериста дочку довольно иронична.
Не удивлюсь, если окажется, что издатель этой добродетельной газетенкинаш старый знакомый Алоис Лангерман, Крамм перелистнул страницу.
Данных об издателе здесь нет, Шпатц еще раз внимательно перечитал блок о газете. Но есть адрес редакции. Надо записать его на всякий случай, Шпатц отложил газету и подошел к карте на стене. Штандартенштрассе в самом центре. Похоже, редакция находится в одном из респектабельных небоскребов.
Поверим твоему чутью и нанесем им визит при случае, Крамм свернул газету объявлений и отложил ее в сторону.
Изучение газет, книг и карты затянулось до полуночи. В ресторан на ужин решили не спускаться, обойтись пивом с закусками. Зато теперь они знали про Аренберги гораздо больше. Например, что город разделен на пять районов. Два луча морской звезды, «обнимающие» залив, назывались Шиффацхафен. Жилье там было дешевым, из-за постоянного шума от многочисленных портовых сооружений, и имелось целых три марктплаца. Брюшко морской звезды и большая часть северного луча называлась Миттельпункт. Жилья здесь практически не было. Самый центр занимали небоскребы государственных учреждений и деловых контор, а север был отведен под фабричные корпуса и склады. Кусочек северного луча, тот, что за фабриками, официального названия не имел, но между собой местные жители называли его либо Лох, либо Дикихт. Оба этих слова балансировали где-то на грани допустимых в обществе ругательств и означали нечто среднее между «дыра» и «глухомань». Когда-то фабрики и заводы построили там несколько общежитий для своих разнорабочих, а Аренберги-арбейтсхауз сделал это место проживания еще более тоскливым. Восточный луч и южный лучи представляли собой жилые кварталы. Эти районы были между собой очень похожиневысокие частные дома, уютные улочки и цветущие сады. Однако конкуренция была какая-то совершенно дикая. Жители Шонеркартен (южный луч) злорадно и остервенело смаковали нехорошие события, происходящие в Стиллштадте (восточный луч). И наоборот. Переехать из одного района в другой считалось чем-то совершенно невозможным. Для жителя Стиллштадта было предпочтительнее оказаться среди обитателей Шиффацхафена или даже арендовать койко-место в одном из общежитий Дикихта, чем снять дом на какой-нибудь Лиленштрассе в Шонеркартене. И если вдруг кому-то из приезжих покажется, что это не правило, а какая-то блажь, то нарушив его, он горько пожалеет, потому что делать гадости ему будут жители обоих районов. Гостиница «Грунер-хюгель», в которой поселили Шпатца и Крамма, была на самой границе между портовым Шифацхафеном и деловым Миттельпунктом.
Пассажирская часть порта, в целом, была довольно уютным местом. Набережная была довольно красиво оформлена, стояли скамейки для ожидающих и встречающих, кроны деревьев аккуратно подстрижены в едином стиле, имелись даже относительно чистые общественные туалеты. Чего откровенно не хватало, так это уютных кафе с уличными столиками. Шпатц и Крамм заняли удобное место у парапета, не став претендовать ни на одну из скамеек. Не то, чтобы им хотелось провести несколько часов, стоя на ногах, но ни с одного из сидячих мест нельзя было внимательно рассмотреть людей, которые будут спускаться по трапу.