Делая хорошую мину при плохой игре, Гюнтер поднял сомкнутые руки, показывая всем сверкающую подвеску, и шагнул к столу. Скальдов восхищает смелость, и они вознаградили его одобрительными возгласами. Вальдемар лишь хищно усмехнулся. Мужчины сели друг напротив друга. Гюнтер положил камень на стол, и они сцепили ладони, а потом принялись отчаянно стараться опустить кулак противника на столешницу.
Ничего красивого в той схватке я не увидела. Как я уже удостоверилась, Гюнтер Арнлаугсон был очень сильным и достойным соперником даже для такого богатыря как Селиг. Лица противников исказились и покраснели, на шеях выступили жилы, а мышцы рук вздулись от натуги. Но что суждено, того не избежать. Запястье Гюнтера начало подаваться под напором Вальдемара, мало-помалу кулак Гюнтера клонился и клонился к столу, пока наконец не стукнул о дерево.
Белые Братья ликовали громче всех, но радость была всеобщей. Даже Гюнтеру хватило достоинства улыбнуться, потирая руку. «Теперь и тебе повезло от него избавиться»,подумала я, когда он взял бриллиант Мелисанды и поднес его победителю.
Однако я поспешила.
Вальдемар Селиг покачивал шнурок с камнем на пальце.
Никогда не давайте повода говорить,обратился он к скальдам,будто мы жестокие хозяева, которые отбирают у ангелийцев даже их никчемные безделушки. Пусть сохраняют то, что считают драгоценным! Но разве нам нужны ценности народа, сызмальства обученного кому-нибудь служить?Он повысил голос до крика:Фэй-дра!
Дрожа, я поставила кувшин, подошла и опустилась перед ним на колени. Даже не глядя на Вальдемара, я чувствовала исходящий от него жар.
Милорд,пробормотала я.
Шнурок знакомо обвил мою шею. Проклятый бриллиант Мелисанды вернулся на свое место в ложбинке между моих грудей.
Видите,сказал Селиг,как ангелийка встает на колени, чтобы с благодарностью принять из моих рук то, что по праву принадлежит ей! Запомните этот миг, потому что онпророческий!Он взял меня за волосы и заставил поднять голову, а скальды заулюлюкали.Смотрите внимательно в наше будущее!
Гюнтер подарил меня ему как своего рода символ, и Вальдемар Селиг был достаточно умен, чтобы и дальше использовать меня в таком качестве себе на пользу. Варвары закричали и принялась чокаться своими кубками, а он с улыбкой упивался их воодушевлением. В тот момент я увидела всю глубину его жестокости. Вальдемар Селиг присвоит то, что желает, любой ценой, даже рискуя уничтожить все, чего добивается. Я дрожала как осиновый лист в безжалостной хватке короля варваров.
И неотвратимо из этого публичного унижения во мне родилось отвратительное, позорное желание. Ах, если бы в тот момент Селиг захотел взять меня перед пятью десятками скальдийских вождей, я бы стала подгонять его криками, стала бы умолять его об этом надругательстве. Я не сомневалась, что так бы и сделала, и потому заплакала, презирая свою подлую природу.
За спиной Селига я мельком увидела лицо Жослена, его четкий и бесстрастный ангелийский профиль. Кассилианец смотрел прямо перед собой. Я сосредоточилась на нем, как на священном изваянии, и принялась молиться в глубине души.
Глава 47
На следующий день состоялся Слет.
К моему молчаливому облегчению, ночью накануне Вальдемар Селиг не разделил со мной постель. Мне определили место для сна на тюфяке среди служанок прямо на полу большого чертога, которое я с благодарностью заняла, не обращая внимания на кислые лица соседок. Селиг со мной далеко не закончиля не питала иллюзий,но в ту ночь я с радостью свернулась на мешке, набитом колючей соломой, и позволила себе провалиться в забытье.
Наутро после шумного пира среди скальдов преобладали трезвые настроения. Не знаю, где ночевал Жослен, но, когда все проснулись, нас с ним завели в маленькую кладовую, примыкавшую к большому залу чертога, где проходил Слет. Домашние слуги шныряли между воинами, поднося им еду и напитки. Как я поняла, каждому вождю селения было разрешено привести с собой двух теннов и главную женщину. К моему неудовольствию, дощатая перегородка, отделявшая нашу клетушку, так плохо пропускала звук, что ни Жослен, ни я не смогли разобрать, о чем говорили варвары на своем собрании.
Единственная милость, которую явил нам Благословенный Элуа, заключалась в том, что в крошечную каморку посадили только нас двоих. Белые Братья, втолкнув нас, заперли дверь на наружный засов. В какие бы символы не предназначал Вальдемар Селиг своих ангелийских рабов, на Слете мы ему не требовались. Очевидно, тамошние речи были запретными для ушей чужеземцев и предназначались лишь скальдам.
Я прислушивалась к нечленораздельному бормотанию за шершавыми досками, эхом гудевшему под высоким потолком. Жослен вышагивал взад-вперед по тесному помещению: толкнулся в дверь, досадливо обследовал мешки с зерном и бочонки с элем и окончательно уверился, что самим нам наружу не выбраться и ничего с этим не поделать.
Как думаешь, насколько все плохо?наконец негромко спросил он, прислонившись к бочке.
Тихо,прошипела я, пытаясь сосредоточиться. Но без толку. Смысла речей разобрать не удавалось. Одного слова из десяти было недостаточно, чтобы понять, о чем говорят в зале. Я недовольно глянула на Жослена, и тут мне в голову пришла идея. Я посмотрела на бочонок, потом на широкие потолочные балки. Вспомнила, как акробаты из Дома Шиповника издевались над кассилианцем на улице и как мы с Гиацинтом забрались на бочку, чтобы получше рассмотреть, из-за чего сыр-бор.
Жослен!от спешки голос сорвался; я вскарабкалась на бочонок.Иди сюда, помоги мне!
Ты с ума сошла,неуверенно протянул он, но уже подкатывал второй бочонок к первому.
Я привстала на цыпочки, оценивая высоту потолка.
Они там что-то замышляют,сказала я.Если нам удастся сбежать и добраться до Исандры де ла Курсель, ты готов ей доложить, мол, у скальдов против ангелийцев какой-то хитрый план, но простите, мы не смогли подслушать, что они задумали, а? Давай-ка ставь бочонки друг на друга, мне нужно забраться повыше.
Жослен, не переставая ворчать, повиновался. У него это заняло какое-то время, потому что бочонки были тяжелыми. Я не сводила глаз со стропил.
Помнишь акробатов?спросила я, взгромоздившись на самый верх построенной им пирамиды.Теперь подними меня на плечи вон к той балке. С нее я смогу услышать, что говорят в зале.
Жослен нервно сглотнул, глядя на меня снизу вверх.
Федра,осторожно сказал он,у тебя не получится.
Нет, получится,уверенно кивнула я.Вот тебя поднять я действительно не смогу, а забраться на стропила, чтобы добыть информацию, смогу. Именно к такому Делоне меня и готовил. Помоги же мне сделать мою работу.Я протянула Жослену руку.
Он ругнулся, но из врожденной сьовальской тяги к знаниям взялся за мою руку и вскарабкался на верхний бочонок.
Хотя бы возьми мою фуфайку,проворчал он, снимая серую безрукавку, и надел ее на меня.На балке, должно быть, пыльно; если измажешься, скальды могут догадаться, что ты туда лазила, а нам это совсем не нужно.Укутав меня, Жослен встал на одно колено и помог мне взобраться ему на плечи.
Я справилась быстро, стараясь не смотреть вниз. Пол остался далеко-далеко, и хотя пирамида из бочонков была надежной, как скала, оставалось чертовски мало места, куда можно было поставить ногу. Мы сработали слаженно, будто долго вместе тренировались: Жослен наклонил голову, ссутулился, а я выровнялась и встала на его плечах во весь рост.
Мои пальцы не доставали до стропилины всего ничего.
Подними меня руками,прошептала я Жослену. Он встал поудобнее и схватил меня за щиколотки. Косточки хрустнули под его железными пальцами. Вытолкнутая вверх, я обхватила руками толстенную балку, подтянулась и забралась на нее.
Да, чертог Вальдемара Селига строили из могучих деревьев. Устроившись на стропилине, я посмотрела на Жослена. Он остался далеко внизу на нашей пирамиде из бочонков, и его обращенное ко мне лицо было бледным и обеспокоенным.
Итак, вот я и на балке. Лежа на животебрус оказался шире меня,я поползла вперед. Занозы под ногтями заставили меня со странной тоской вспомнить пыточный крест Хильдерика дЭссо. Стропилину покрывал толстый слой пыли и сажи, и я мысленно поблагодарила Жослена за одолженную фуфайку. Пядь за мучительной пядью я медленно-медленно продвигалась вперед, пока не выглянула над перегородкой, отделявшей нашу кладовую от просторного зала. Там я и остановилась, позволив темным локонам упасть мне на лицо, чтобы скрыть светлую кожу на случай, если какому-то скальду взбредет в голову посмотреть наверх.