Ольга ПогожеваКогда тают льды. Песнь о Сибранде
Часть 1. Белый Орёл
Снега за ночь намело под самые окна. Дверь я открывал с трудом, шипя сквозь сцепленные зубы. Ветер хотя и поутих, но мои яростные попытки выбраться наружу, равно как и впущенный в натопленный дом морозный воздух, разбудили старших детей. Из-под тёплых шкур показались две заспанные мордахи; мерное сопение утихло, рты приоткрылись, в то время как тёмныематеринское наследие! глаза двойняшек вперили свои подозрительные взгляды в меня.
Отец? шёпотом позвал старший из них, светлый Никанор. Ты куда? Помочь?
Его брат-близнец, темноволосый Назар, помощь предлагать не спешил, растирая подмёрзшие ладони, лишь подобрался под шкурами, окидывая дом ещё сонным взглядом. В потухшем очаге прогоревших дров не оказалось; закончились они и за каменной кладкой, куда их обыкновенно приносили на ночь. Увидев это, Назар тихо вздохнул, понимая, что и горячего завтрака ждать не приходится.
Помоги, решился я, поглядывая на зашевелившегося Илиана. Всё равно вставать пора.
Никанор вскочил, ни единым мускулом на лице не выдав того, что вставать-то на самом деле страх как не хотелось, накинул поверх плотной рубахи меховую телогрейку, метнулся к столуумыться в серебряной миске. За ним нехотя выполз Назарне терпел, когда брат отлучался даже на несколько шаговпокорно ополоснул лицо холодной водой, тотчас наспех утираясь вышитым матерью полотенцем.
Олан спит ещё? шёпотом поинтересовался Илиан, высунув лохматую голову из-под одеяла.
Я кивнул, невольно бросив взгляд наверх: там, сразу за лестницей, на широком супружеском ложе свернулся клубочком мой самый младший, четвёртый сын. И ему едва исполнился год.
Целый год боли и пустоты.
Ты с ним плохо спал, да? понимающий Никанор проследил за моим взглядом, вздохнул. Может, кормилицу позвать? Я мигом обернусь! Вот только дверь откопаем
Не нужно, осадил первенца я. Олан от груди ещё в полгода отлучен. Не выдержала Тьяра больше Да и нянчиться с ним никто, кроме нас, не будет.
Вот если б тётка приехала размечтался Илиан, но умолк тотчас, под моим враз потяжелевшим взглядом.
Умойся, грубее, чем хотел, бросил сыну я. Да вставай на утреннюю молитву. Видишь, братья уже лучину зажгли.
Ежедневное правило обыкновенно читал я; в этот раз позволил Никанору занять своё место. Слушая чётко проговариваемые старшим сыном знакомые слова, забылся; позволил образам и воспоминаниям отвлечь меня от молитвы.
Орла умерла год назад, давая жизнь нашему четвёртому сыну. Десять лет почти безоблачного счастья пролетели как один миг: всё чудилось, будто лишь вчера имперский легион, в котором я служил, отправили сквозь ледники бескрайней северной провинции к горному перевалу альдских земель, и отряд наш расположился в деревне Ло-Хельм. Мне в ту пору исполнилось всего семнадцать; первый год моей службы в легионе. И первая любовь себя ждать тоже не заставила: пока строили крепость у северо-восточной границы, мы с Орлой успели пожениться и родить своих первенцев, Никанора и Назара. Затем началась война с альдами, и я провёл на полях сражений почти два года, прежде чем кровопролитные битвы кончились так же неожиданно, как и начались, без победителей и проигравших. Я вернулся к семье, и через год у нас родился Илиан. Домашнее ремесло и работу по дому освоил благодаря тестюединственному родственнику Орлы, не считая её старшей сестры, бродившей по Империи в поисках приключений. Несколько раз Октавия появлялась и в родной деревне, где её не очень-то привечали, но всерьёз эти визиты я не воспринимал: что взять с вольной лучницы? Если и вспомнит дорогу домой, то всё равно надолго не останется.
Между тем на службу в легион меня призвали вновь, в этот разна далёкий запад, где разбушевались брутты. Там я столкнулся с боевой магией, научился с нею бороться и угадывать в человеке раньше, чем тот выплюнет смертоносное слово. Вернулся невредимым, и больше родной кров не покидал, наслаждаясь любимой женой и подрастающими сыновьями. Великий Дух не посылал мне дочерей, но я не оставлял надежды: мы с Орлой были молоды, впереди ждала долгая и безоблачная жизнь. И хотя гибель тестя на охоте стала большой утратой, с трудным в северных условиях хозяйством я уже справлялся. Военное ремесло по-прежнему жило в крови; я вырос сиротой среди солдат и дышал стальюно смерть тестя решила вопрос о моей дальнейшей службе в легионе. Мне было двадцать шесть, когда Орла сказала, что носит под сердцем нашего четвёртого сына, и в тот же день я покинул имперское войско в чине капитана. В мои двадцать семь лет жена подарила мне своё последнее дитя.
Орла умерла не по своей женской немощи и не от родовых мук: её дыхание забрала проклятая колдунья, принимавшая роды. Деревенской повитухи в тот злой день дома не оказалось: старуха уехала к детям в большой город Рантан, и Орла с присущей ей беспечностью от всякой помощи отмахнулась:
Справлюсь, Сибранд! Не девица неразумная, первородящая
И всё-таки жена не справилась, а я не смог ей помочь. Никанора пришлось по сумеркам слать к местному лавочнику: может, его жена согласилась бы прийти и облегчить муки моей Орле. Та не согласилась; зато вызвалась постоялица, уверявшая, будто со знахарским делом знакома. От отчаянияОрла страдала неимоверноя согласился бездумно, безрассудно; и ведьма вошла в наш дом.
Олан шёл ножками вперёд, но ведунья своё дело знала: и мать, и дитя остались живы. Зато когда счастливая, изнемогшая жена прижала к себе младенца, и я припал на колени перед родильным ложем, что-то в ведьме переменилось. Она молча смотрела, как прибежали к нам старшие дети; какими восторгами и невыразимой радостью наполнился наш всегда благодатный доми зависть взыграла в её сердце.
Ты слишком счастлива, резко, перекрывая радостный гам, обратилась к Орле она. Такой нельзя быть! Тысветишься! И в доме вашем повсюду священные символы
Мы чтим Великого Духа и следуем его заветам, отвечала, сияя улыбкой, моя прекрасная жена. Как вы внимательны, матушка! Сибранд отблагодарит вас
Матушка! вознегодовала ведьма. Да я тебя всего на пять зим старше! И ни мужа у меня, ни детей, ни твоих роскошных медовых волос
Лишь тут я почуял неладное. Вскочил, уже когда глаза ведьмы полыхнули кровавым огнём, вытолкнул её прочь из комнаты. Та кубарем скатилась с лестницы, встрепенувшись у самых дверей, оскалилась, выплюнув скверные, непонятные словаи чёрный туман, слетев с гадкого языка, змеёй метнулся назад, к супружескому ложу. Вскрикнула Орла, крепче прижимая младенца к себе и туман накрыл их обоих.
Не помня себя, я выбежал вслед за колдуньей на улицукак был, в одной льняной рубахе в снежный буран, с топором наперевеси противный визг эхом раздался в завываниях ветра. Смешалась со стихией проклятая ведьмавот только и я с нею знаком был не понаслышке. Хоть и скрылась из глаз, а следы на снегу оставлялаи хотя заметал их тут же злой ураган, глаза и руки меня не подвели. Я махнул топором всего один рази красные брызги смешались с утихнувшим вихрем, рассыпались по снегу кровавой росой.
Как сильно жалел я потом о своей горячности! Сколько раз мне затем твердиливедьму следовало оставить в живых! Лишь тот, кто наложил проклятие, мог бы его снятьили подсказать другой путь. Но тогда я лишь дико глянул на мёртвую колдунью, не веря своему безумию, и бросился со всех ног домой. Жена, казалось, спала тихим сном, питая новорожденного младенца своей грудью. Старшие сыновья сидели у очага по лавкам, испуганно глядя то на внезапно уснувшую мать, то на ворвавшегося из жуткой ночи отца.
Орла больше не проснулась, а маленький Олан принял на себя остатки проклятия с молоком матери. Мой младший сын плохо рос, был болезненно слаб, в свой год едва сидел, не изъявляя желания пробовать на прочность хрупкие ножки, и не проявлял никакого интереса к окружающему миру. Знахари разводили руками, в один голос утверждая, что на младенце лежит проклятиебудто я без них этого не понимал. Не понимали, как развеять злые чары, и заезжие лекари.
Илиан, за старшего, бросил я, как только окончили молитву. Никанор, за мной.