«Подонок! Гадина ползучая! Все плохие слова, которые Ваня когда-либо слышал, выплывали из памяти и попадали в обойму ненависти, как пули, которыми он должен был уничтожить Лёху. А Алёна-то, Алёна! Вот тебе и свет очей моих. Змея подколодная! И чего я только в ней нашёл? Почему я раньше никогда не видел в ней этого лицемерия? А, привет! Как поживаешь? Вот где ехидна замаскированная! Мальвина перекрашенная!»
Ваня сбавил темп, так как распиравший его гнев затруднял дыхание. Немного отдышавшись, он попробовал собраться с мыслями, но они путались в голове. Он побежал быстрее прежнего, а когда остановился снова, понял, что в нём больше не было ни мыслей, ни чувств, осталась только одна злоба.
«Почему? Почему всё это случилось? За что они меня ненавидят? Или они просто так развлекаются? Ваня посмотрел на небо, и губы его жарко зашептали: «Господи, я знаю, что ты велел нам терпеть все посылаемые Тобой скорби, но это не справедливо! Я не сделал им ничего плохого! Я ничего им не делал! Да, я ненавидел Лёху, но он первый начал унижать меня! Его мать поставила мою маму на счётчик! За что, Господи? Моя мама хорошая. Она в сто раз лучше Лёхиного красноротого «шкафа»! За что Ты попускаешь им унижать меня и мою маму? За что? Скажи мне, за что?»
Ваня уже добежал до двора своего дома. Бегать по двору и привлекать к себе внимание бабы Люси с компанией не имело смысла, поэтому он бросился к своему подъезду. Баба Люся сидела «на дежурстве».
Ты чаво нясёсся, как угорелай, Ванька?
Живот болит, в туалет надо, соврал он, чтобы шпионка баба Люся ничего не заподозрила.
А-а, ну бяги, бяги, с пониманием отнеслась баба Люся к Ваниному вранью. Съел, видать, чаво-то. Нонче
Баба Люся не договорила, потому что дверь подъезда уже захлопнулась, и Ваня, не дожидаясь лифта, побежал, перескакивая через ступеньку. С трудом попав ключом в замочную скважину, он открыл дверь и с разбега упал на свою кровать. Ему хотелось плакать, но слёзы не текли. Душа его, казалось, высохла, а перед глазами стояло наглое Лёхино лицо и хихикающая Алёна.
«Я отомщу. Чего бы мне это не стоило, я отомщу!» твердил Ваня одни и те же слова. У него не было никаких планов относительно грядущей мести. Была только одна уверенность: на этот раз Лёхе так просто это не сойдёт.
Ваня лежал, тупо глядя в потолок, без слёз, без мыслей, без жалости, даже к самому себе. У него не было сил встать и переодеться. Если бы глаза его не видели висящую на потолке люстру, можно было бы подумать, что он умер. Конечно, он был ещё жив, но что-то в нём действительно умерло.
Когда пришла мама, он всё ещё лежал на своей кровати, такой же неподвижный и такой же безучастный.
Сынок, ты заболел? Мама сразу заподозрила что-то неладное.
Нет, коротко ответил он.
Мама потрогала лоб сына температуры не было.
Что у тебя болит?
У меня уже ничего не болит, сказал он одеревеневшими губами.
У тебя что-то случилось?
Да.
Ты мне расскажешь, что случилось?
Нет.
Тебе нужна моя помощь?
Нет, ответил сын.
Тогда мама тихо вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Ваня слышал, как она говорит с кем-то по телефону. Ему было всё равно, что происходит за закрытой дверью. Пусть делают всё, что хотят, только не трогают его.
Через какое-то время дверь в комнату отворилась, и в проёме сначала появилось бледное лицо мамы, а потом два человека в белых халатах. Они задавали вопросы, Ваня отвечал коротко «да» или «нет». С него сняли пиджак, рубашку, сделали какие-то уколы и ушли. Свет в комнате погасили, и больше он ничего уже не помнил.
19
На следующий день, когда он проснулся, был уже полдень. На прикроватной тумбочке лежала записка и накрытый салфеткой завтрак. Ваня приподнял салфетку. Есть не хотелось, но мама приготовила его любимые блинчики с маком, отказаться от которых он просто не мог. В термосе был горячий чай с мятой. Ваня сделал несколько глотков и почувствовал, как его обезвоженное тело наполняется живительной влагой.
Покончив с завтраком, он откинулся на подушку. Сил было так мало, что завтрак забрал почти все имеющиеся в наличии, но на душе стало как-то теплее. Он пытался вспомнить, какой сегодня день, и почему он не в школе. Мысли в голове путались, и у него явно недоставало сил, чтобы собрать их. Раздался телефонный звонок, и он, пошатываясь, подошёл к телефону. Звонила мама.
Как ты, сынок? осторожно спросила она.
Хорошо, умиротворённо ответил Ваня. Ма, а сегодня что, выходной?
Нет, сегодня среда, ответил встревоженный мамин голос.
А почему ты меня не разбудила? удивлённо спросил Ваня, и вдруг всё вспомнил: Алёна, письмо, Мария Петровна, Лёха, баба Люся, бледное лицо мамы, скорая помощь, всё это пронеслось перед его мысленным взором и обдало его горячей волной. Через несколько секунд жар схлынул, и проступила дурнота, покрывшая тело липким холодным потом.
Я вас всех ненавижу, процедил он сквозь зубы и положил трубку.
20
В раздевалке после тренировки Ваня шепнул Пашке:
Слышь, одевайся быстрее, дело есть.
Пашка бросил на друга удивлённый взгляд, но спрашивать ничего не стал. Он быстро оделся и направился к выходу.
Ваня уже его ждал. Пашка подметил, что Жуков раньше никогда так быстро не одевался.
Ну, чё там у тебя стряслось? спросил он.
Помнишь, ты меня спрашивал, есть ли у меня враг?
Помню, а что? По голосу друга Пашка понял, что «запахло жаренным».
Я должен, хоть умереть, но отомстить. Мне нужна помощь. Я не могу сделать это в одиночку: они опять поставят мою маму на счётчик, а я
Кто они? Пашка перебил Ваню на полуслове. Ты конкретней выражайся, иначе мне тебе трудно будет чем-нибудь помочь.
Лёха Крутой и его мать, выдавил из себя Ваня ненавистные имена.
И тебе он насолил? воскликнул Пашка с нескрываемой радостью.
Тебе, что ли, тоже? удивился Ваня.
А то нет! Эта дылда корчит из себя чуть ли ни Властелина Колец, выпалил Пашка, как из пулемёта. Эх, Ванька, у меня уже руки чешутся! А чё он тебе сделал?
Ваня помолчал немного и рассказал всё: и про случай в буфете с разборками у Олега Петровича, и про счётчик, и про случай на ринге, и про «письмо к дедушке».
Ну и сволочь! сказал Пашка, когда Ваня закончил, и замолчал.
Какое-то время они шли молча, думая каждый о своём. Потом Пашка спросил:
А у тебя план есть?
Да я тут думал-думал и вспомнил историю знакомого моего дедушки. Когда он, ну, знакомый этот, учился в мединституте, у них по анатомии был очень вредный преподаватель.
А анатомия, это что?
Анатомия это медицинская наука, которая изучает кости человека.
Вот такая наука нам подходит: бабах костью по спине!
Смотри-ка, догадливый какой! Не перебивай. Так вот. Этот вредный препод на экзаменах любил подбросить в воздухе какую-нибудь маленькую косточку, например, фалангу пальца, и пока она летела вверх и вниз, студент должен был вспомнить её название. Кто не отгадал, тому пересдача.
Какая ещё пересдача?
Пересдача это двойка, то есть приходи опять экзамен пересдавать, чтобы двойку на тройку исправить, понял?
Ну и гад этот препод был! Пашка так возбудился, что комментарии насчёт учителей потекли рекой.
Ваня несколько раз пытался продолжить мысль, но куда там!
Слышь, ну и чё там с тем преподом? Пашка резко поменял тему, как будто и не говорил ничего.
А, ну так вот, обрадовался Ваня. Нашлись находчивые ребята, которые после проваленного экзамена, подстерегли этого зануду в тихом месте, набросили ему на голову мешок, и большой берцовой костью, ну, самой большой костью бедра, надавали ему тумаков, приговаривая: «Какая косточка?»
Вот это прикол! Пашка залился своим неповторимым смехом. Вот это я понимаю ребята: «Какая косточка?» Бамц по спине! «Какая косточка?» Бамц по плечу! Бабамц по чём попало! Пашка так хохотал, что и Ваня не удержался. Представляю, как этот гад визжал и просился: «Не бейте меня! Я больше не буду! Ой-ой, больно! Отпустите меня! У меня спина больная!»