Можешь оставить себе вот этот - снимок с расстояния.
- Такое мне не нужно, - ответил он, скривив губы, и когда я уходил, он даже не пытался скрыть своего огорчения.
Портрет я вставил в рамку, поставил на полку и отступил, чтобы посмотреть. Вокруг него было видно вполне различимое сияние. Азазел хорошо сработал.
Интересно, подумал я, как отреагирует Рози. Я ей позвонил и спросил, можно ли мне заехать. Оказалось, что она собралась в магазин, но вот если бы я мог примерно через час...
Я мог, и я заехал. Свой фотоподарок, завернутый в бумагу, я ей протянул без единого слова.
- Боже мой! - воскликнула она, разрезав ленточку и разворачивая обертку. - Это что, в честь какого-то праздника или...
Но тут она его достала, и её голос пресекся. Глаза широко открылись, и дыхание участилось. Наконец она смогла прошептать:
- Мамочка моя!
Она посмотрела на меня:
- Это то, что вы снимали в воскресенье? Я кивнул.
- Но как вы его точно схватили! Я его такого обожаю. Ради Бога, можно я возьму это себе?
- Я принес его вам, - просто ответил я.
Она обхватила меня руками за шею и крепко поцеловала в губы. Такому человеку, как я, не любящему сантименты, это не могло понравиться, и потом пришлось вытирать усы, но её неспособность сдержать в тот момент свой порыв была вполне простительна,
После этого мы не виделись примерно с неделю, а потом я встретил её как-то у лавки мясника, и с моей стороны было бы просто невежливо не предложить ей поднести сумку до дома. Естественно, меня интересовало, не Собирается ли она снова полезть целоваться, и я про себя решил, что было бы грубо отказывать, если настаивает столь очаровательное создание. Однако она упорно глядела куда-то вниз.
- Как поживает фотография? - спросил я, опасаясь, не стала ли она выцветать. Рози сразу оживилась:
- Прекрасно! Я поставила её на магнитофон и наклонила так, чтобы с моего места за столом её было видно. Он на меня глядит так немножко искоса, с такой хитринкой, и нос у него наморщен как раз как надо. Честное слово, совсем как живой. И мои подруги глаз отвести не могут. Мне приходится её прятать, когда они приходят, а то вот-вот украдут,
- А его они не украдут? - шутливо спросил я. Рози снова впала в то же напряженное молчание. Потом она качнула головой:
- Не думаю.
Я попробовал зайти с другой стороны:
- А как Кевину эта фотография?
- Он слова не сказал. Ни одного слова. Он, знаете ли, не очень наблюдателен. Я не уверена, что он её вообще заметил.
- А что, если ему её прямо показать и спросить?
Она молчала примерно полквартала, а я тащился рядом с тяжелой сумкой, гадая, не потребует ли она ещё и поцелуя в придачу.
Внезапно она сказала:
- На самом деле у него сейчас такая напряженная работа, что как-то не представляется случая спросить. Он приходит домой поздно и со мной вообще почти не разговаривает. Ну, вы же знаете, мужчины - они такие, - Она попыталась засмеяться, но у неё ничего не вышло.
Мы подошли к её дому, и я вернул ей сумку. Она вдруг сказала шепотом:
- И все равно вам спасибо за фотографию, много-много раз!
И ушла. Поцелуя она не попросила, а я настолько погрузился в свои мысли, что осознал этот факт только на полпути к дому, когда уже возвращаться только для того, чтобы спасти её от разочарования, было бы глупо.
Прошло ещё дней десять, и как-то утром она мне позвонила. Не могу ли я заехать и с ней позавтракать?
Я сдержанно заметил, что это было бы несколько неудобно - что скажут соседи?
- А, глупости, - сказала она. - Вы же такой невообразимо старый... то есть я хочу сказать, такой невообразимо старый друг, что им и в голову... Ну, а кроме того, мне нужен ваш совет. - Мне показалось, что она всхлипнула. Джентльмен всегда должен быть джентльменом, поэтому я оказался во время ленча в её солнечной квартирке.