Дальше все пошло именно так, как обычно и происходит в подобных случаях (как позже узнала Элиса): в качестве диагноза ей поставили нечто вроде «нервной булимии», предложили тест с полусотней глупых вопросов типа «Какой цвет тебе больше всего нравится?» или «Какую песню ты больше всего любишь?». Однако, кажется, Элиса попала со своими ответами в самую точку, потому что ее провели в другой кабинет, более странный, чем первый, где ей снова задавали вопросы, выпытывая, что она думает о своей семье и друзьях (какая семья? какие друзья?). Ее научили расслабляться, бороться, одолеть булимию, а самое главноенаучили наслаждаться, причем до такой степени, о которой она, прожив тринадцать лет, полных страданий и лишений, даже не подозревала, испытывать наслаждение от созерцания двигающихся и говорящих людейодетых и нет. Потом ее стали вовлекать в прелюбопытные упражнениянапример, это, такое забавное: она должна была стать неподвижной от пояса до макушки, и только там. Со временем она узнала, что это были упражнения, связанные с филией Плоти, и что это и есть ее собственная филия. Суть которой заключалась вовсе не в том, что ее приверженцу отбивные котлеты нравятся больше рыбы, как ей как-то, смеясь, объяснил один из психологов:
Названия филийэто просто слова, как названия цветов, например. Быть любителем, или приверженцем, Плоти означает всего лишь то, что твой псином имеет специфическую структуру и попадается на удочку неких жестов, образов и слов, которые, например, совсем не подействуют на меня, потому что моя филияМаска.
Элиса, забавляясь, ответила, что горячо благодарит за это пояснение, но только она так ничего и не поняла. Что такое псином? Тем не менее в этом вывороченном наизнанку мире «ничего не понимать» означало как раз таки, если верить тому психологу, наивысшую мудрость. Если ты ничего не понимаешь, значит у тебя больше способности к наслаждению, к тому, чтобы отпустить на свободу свой псином и наслаждаться тем, что действительно доставляет удовольствие, без каких бы то ни было объяснений. «Это как будто играешь роль в театре, объяснял он тогда. Это ведь не ты автор пьесы, зато тытот, кто произносит слова, написанные автором». И правда, единственное, что имело хоть какое-то значение для Элисы, продолжать выполнять все эти упражнения, продолжать игру в движения, переодевания, произнесение словтак, как ее учили. Ее учеба в школе, жизнь в доме матери и даже мечты стать журналисткой отошли на задний план. Единственное, чем она теперь хотела заниматься, было это.
А после того как очень серьезные сеньоры в темно-синих костюмах переговорили наедине с ее матерью, Элисе было предложено собрать чемоданы и навсегда распрощаться с той грустной и несчастной девочкой, какой она когда-то была. Пару лет Элиса провела в некоем учебном заведении, расположенном в горах близ Мадрида и похожем на университетский колледж, а потом ей предоставили квартиру в мадридском районе Леганесна двоих с Верой. Она познакомилась с театром, прочла всего Шекспира, влюбилась сначала в одного коллегу, а потомв Веру. С матерью она теперь виделась изредка, и впервые в жизни разговоры их протекали мирно. У нее появились чудесные друзья, она чувствовала себя на своем месте и была счастлива.
И когда ей сказали, что все это означает быть наживкой, это известие ее не очень озаботило.
Она захотела стать еюеще до того, как узнала название.
Двое мужчин преградили ей путь, расположившись по диагонали, а не прямо перед ней, чтобы она не смогла сойти с тротуара или броситься назад. От обоих несло горьковатым пивным духом.
Гляди-ка, что за чудо нам попалось.
Вау! Одна. Ты что, потерялась?
Потерялась? Это вряд ли. Посмотри на нее сзади.
Послышался смешок.
Ну и задница!
Ну и штаны, я бы сказал! Оба расхохотались. Тебе как раз подошли бы!
По-испански они говорили, запинаясь. Элиса сделала вывод, что это либо румыны, либо чехи. Оба были очень юными, очень блондинистыми и по прикиду смахивали на наркодилеров, скорее всего мелких. На том, что оказался слева от нее, пониже ростом, был тесный пиджачок, походивший в мерцающем свете рекламного щита, приглашавшего в расположенный поблизости дискоклуб «Таркин», на змеиную кожу. На втором было длинное кожаное пальто, волосы тоже были длиннее и более спутанными, чем у товарища, а лицовытянутое, словно волчья морда. Их одежда наверняка была куплена у китайцев либо выменяна на колеса. «Змея и Волкдва идиота», подумала Элиса. Двое мелких мошенников, которые сбывали товар в ночных клубах, а если ночка выдавалась подходящейотправлялись грабить какого-нибудь заблудшего беднягу или насиловать девочекили, если повезет, заниматься тем и другим сразу. Возможно, у них имелось и оружие, но Элиса сильно сомневалась, что они хоть раз им воспользовались.
Они перекинулись несколькими словами на своем языке, после чего Волк сказал:
Ты что, шлюха? На видсовсем девчонка.
Отпустите меня, произнесла Элиса намеренно спокойно, медленно опуская головутак, как ее учили, и прищуривая глаза.
«Пожалуйста», заявил Волк, ткнув в нее обтянутым кожей пальцем. Какая невоспитанная сеньорита! «Отпустите меня, пожалуйста».
Отпустите меня, пожалуйста, послушно повторила Элиса.
Мы хотим ее отпустить? задал вопрос Волк.
Повисла секундная пауза.
Нет, не хотим, наконец произнес Змея изменившимся тоном. Мы не будем ее отпускать.
Даже его дружок, кажется, удивился и в нерешительности взглянул на него. То, что для Волка продолжало быть шуткой, для Змеи превратилось в нечто более серьезное. Эта реакция заинтриговала Элису. Без всякого сомнения, на приверженцев Жертвоприношения эти двое не походили: ни один из них не заглядывался на ремень сумки на ее голом плече. И, судя по тону Змеи, которым тот сказал «посмотри на нее сзади», она сделала вывод, что наверняка в этой паре верховодит он. Но что с ним происходит? С чего такой резкий поворот?
Она на ходу попробовала сымпровизировать жест: отвела намокшие пряди с виска. И убедилась в том, что Змея уставился в некую точку в центре ее тела, ни на что не отвлекаясь. Стала думать: может, его филияПлоть, как и ее собственная, не из тех ли он, кто подсаживается на фантазии, связанные с торсом и ногами? Без рук, без слов, как Лавиния, девушка из кровавой трагедии молодого Шекспира «Тит Андроник», которой отрезают руки и язык, чтобы она не смогла выдать своих насильников. Покойный гений Виктор Женс (Элиса по нескольку раз прочла его книги) утверждал, что Лавинияэто символ маски Плоти, как, впрочем, и вся пьеса. Она помнила его слова: «Плоть бессознательна, она не действует, не говорит. Техника базируется на отсутствии движений и текстов и предполагает исключительно демонстрацию тела как объекта, который может быть использован». Это работалоодин венгерский психолог пробовал такое с наживками под кайфом. Но все этотеория, а сейчас Элиса оказалась в эпицентре практики. Сердце ее колотилось так сильно, что она практически слышала его биение, словно взрывы пистонов под блестящим топиком.
После секундного замешательства Волк одобрил новую линию поведения своего приятеля. Он встал за спиной Элисы, взял в руку ее косу и принялся шутливо мотать ею из стороны в сторону. «Почему нет? казалось, хотел он сказать. Эта минутка так же хороша, как и любая другая».
Сколько попросишь за нас двоих? игриво шепнул он ей на ухо, продолжая забавляться с косой.
Я сейчас не могу, пожалуйста!
Она сейчас не может. О! А когда в таком случае сможешь? Завтра?..
Она сделает это бесплатно. Обоим. И сейчас же.
Именно так. И ей понравится.
Конечно, ей понравится.
Змея ее до сих пор не трогал (еще одно доказательство того, что он более уязвим), хотя и подошел так близко, что пиджак касался левого плеча Элисы. Она слышала его тяжелое дыхание. И решила дать ему последний шанс.
Отпустите меня, снова сказала она и прибавила, глядя на Змею: Я опасна.
Ого, ты слышал? взвыл за ее спиной Волк, стиснув ее ягодицу. Она «опасна»
«Волкерунда, подумала Элиса. Сконцентрируйся на главаре». Девушка не хотела причинять им вред, потому что было ясно: ни один из них не был Наблюдателем, но она начала нервничать и решила взять инициативу в свои руки. В десятую долю секунды она заблокировала все органы чувств, которыми может управлять сознание. Для этого она воспользовалась своим затуманенным наркотиком состоянием и сконцентрировалась на воспоминаниях о той пантомиме, что разыгрывала в паре с другой девушкой два дня назад в «Хранителях». Ее память восстановила запахи, цвета и текстуру материалов декораций и тела ее напарницы, и настоящее растаяло, как выдыхаемый в холодную ночь парок. Она отвернулась от Змеи, стараясь не говорить и не жестикулировать. «Калечная», как сказал бы ее тренер.