Тишина. И мрак. Стоя в темной нише, сделанной в борту звездолета, инспектор подумал, что она могла бы стать идеальной мышеловкой. Если ему не откроют через каких-нибудь полчаса, он может просто напросто задохнуться. Или окоченеть. Впрочем, нет, он-то сможет, пожалуй, вытерпеть и два часа, а возможно, и три. Но рано или поздно конец все равно поступит. И никто не услышит его воплей, стука в обшивку, разве что перехватят радиосигналы, если настроятся на его частоту. Но кого он, собственно, тут опасается? И стоит ли ему вообще чего-то здесь опасаться?
Над головой загорелась табличка с надписью «вход». Затем в глухой стене образовалась светлая щель, которая быстро превратилась в ярко освещенный проем, и одновременно с этим опустилась передняя стенка ниши.
И вновь он оказался перед закрытыми дверями, а те, оставшиеся за спиной, вновь сомкнулись. Потом загудела слышимая даже сквозь скафандр сирена. Стена перед ним дрогнула. Гурилин шагнул вперед и чуть не сбил с ног невысокого коренастого мужчину с раскосыми глазами на скуластом лице. Тот что-то сказал.
Не слышу, ответил Гурилин. Помогите-ка мне снять эту штуку.
Коротышка бойко о чем-то заговорил, но инспектор положил ему руку на плечо и попытался знаками объяснить что именно он от него хочет. Тот усмехнулся, надавил клапан сбоку от воротника, потом другой, и стекло гермошлема сдвинулось с места.
Простите, я думал, что вы тоже нас боитесь, сказал встречавший, которого Гурилин узнал по фотографии. Это был старший пилот Рашид Камалетдинов. Как эти врачи с «Посейдона».
А чего я должен был бояться?
Дышать одним с нами воздухом, объяснил пилот. Сами понимаете: карантин. Мало ли какую космическую заразу мы оттуда притащили.
Я не боюсь, сказал Гурилин, слегка покривив душой; он волновался.
Впервые он ощутил волнение как только на экранах «Орбитера» появился корабль: громадная, чуть приплюснутая пятигранная пирамида с утолщением в передней части, напоминавшим раструб древних пистолетов. С трех сторон километровой пирамиды вырастали широкие плоскости, несшие стабилизирущие вспомогательные двигатели в дополнение к четырем основным «крейсерским» и главному «толчковому», расположенным в торце пирамиды. Волнение его усилилось, когда начальник станции связался со звездолетом, и на одном из экранов возникло изображение мужчины с посеревшим осунувшимся лицом.
Слушаю вас, сказал он негромко.
К вам гости, Борис.
Опять врачи?
Нет, э-э-э
Эксперт, подсказал Андрон.
Да, эксперт с Земли. Примете?
Пожалуйста.
Так мы высылаем бот?
Как хотите, экран погас.
Вы должны понять его состояние, извиняющимся тоном сказал начальник станции. У каждого из нас на его месте оно было бы не лучшим.
Как он погиб? сказал Андрон.
Кто? Бергер? Понятия не имею. И никто этого не знает. В том-то все и дело, что он не погиб, а исчез без следа. Даже кажется, скафандра не прихватил. Потому-то они и вернулись с полдороги.
Затем инспектора облачили в скафандр и проводили в подвижный пристанционный модуль, сокращенно именуемый реаботом. Это сооружение внешне смахивало на прозрачную кабину вертолета, подвешенную между двух веером расходящихся хвостов с реактивными двигателями. Полет продолжался около получаса, но еще примерно столько же пилот маневрировал, пытаясь подойти к люку звездолета с удобной точки, и Гурилин получил возможность рассмотреть корабль со всех сторон. Раструб впереди оказался и в самом деле громадной, около двадцати метров в диаметре воронкой угольно-черного цвета, на дне которой, как в жерле вулкана, что-то пламенело. Прожектор реабота выхватывал из тьмы отдельные конструкции, далеко разбросанные решетки антенн, но все же большая часть корабля пряталась в тени, периодически разрываемой вспышками алых и синих сигнальных огней.
У нас разные стыковочные блоки, бросил пилот, не отрывая взгляда от инфраэкрана, на котором контуры «Лаланда» вырисовывались более или менее четко.
Что? встрепенулся Андрон.
Я говорю: вы сможете перепрыгнуть?
Как?
Резво. Я подгоню машину к люку, вы откроете дверцу, оттолкнетесь ногой от порога и прыгнете.
Куда?
Туда, в шлюзовую. Видите, прямо над ней навис стабилизатор, я могу его задеть. Ну как, сможете?
А потом прожектор реабота выхватил из тьмы шершавые плиты борта, и они разошлись, образовав квадратную нишу, в которую Гурилин и нырнул головой вперед. Он летел, неловко подгребая руками, долго-долго летел в пустоту, в черный квадрат, в глубине которого тускло горела оранжевая лампочка. На свет этого спасительного маяка и рванулся он и плыл в пространстве бесконечно долгие пять или десять секунд, пока не ударился о стенку тамбура так, что треск и скрежет стекла гермошлема словно вспороли все его естество изнутри. «Трещина!..» забилась в нем паническая мысль. С последующие несколько секунд он подавил в себе естественный животный страх, постаравшись неторопливо разъяснить себе, что гермошлемы делаются из ударопрочной массы, и что если бы он в самом деле прохудился, смерть наступила бы мгновенно.
Так вы и есть эксперт? поинтересовался пилот.
Да, если можно так выразиться, Андрон протянул ему руку.
Рашид, молодой человек крепко тряхнул его руку и спросил: У вас на ботинках магниток нет?
Нет не знаю.
Если б были, то прилипли бы. Ну, ничего, держитесь за меня. Он шел по коридору, гулко звякая подошвами ботинок. Андрон то прыгал, то летал рядом с ним, держась за его руку.
Какой у вас размер ноги? спросил Рашид.
Двадцать девять.
Тогда я вам свои «лапти» отдам, у меня есть запасные.
На этом корабле умели беречь площадь: узкие коридоры, приземистые потолки, белые панели стен, повсюду царил жаропрочный пластик и металл, белила и никель больничный интерьер, изредка нарушаемый ярко-красными пятнами пожарных шкафов.
Длинный коридор кончался лесенкой. Андрон спустился, вошел в комнату и остановился на пороге.
Вот, ребятки, это наш эксперт, его Андроном зовут, весело сообщил Рашид. Щас он нам живо растолкует шо к чему.
Скорее всего это была столовая. Или кают-компания, как по аналогии с морскими судами их принято называть в космическом флоте. Место совместных трапез и вечернего отдыха покоряло живописной и волнующей красотой. В углу обширной залы уютно потрескивал камин. Высокие вычурные колонны поддерживали легкие голубоватые своды, разрисованные амурами и грациями в легкомысленных одеяниях. Видна была уходящая вдаль анфилада таких же просторных комнат-беседок, как и эта, выходившая на прелестный зеленый луг, на котором мило возлежало стадо тучных коров. Лениво жуя, они меланхолично взирали на весело журчавшую невдалеке речку. Если выглянуть в широкое окно, наверняка откроется столь же умиротворяющий ландшафт. Однако никто не подходил к баллюстраде. За большим овальным столом сидели восемь человек: трое мужчин и пять женщин. Все они сосредоточенно глядели на Гурилина. Его спутник тоже подошел и сел рядом с ними.
Присаживайтесь, Борис Рогов указал на свободное кресло.
Гурилин сделал шаг вперед и вдруг с ужасом почувствовал, что поднимается вверх. Он отчаянно замахал руками и ногами, но движение все продолжалось, пока он не уперся ногами в потолок, самым нелепым образом свесившись головой вниз. Он попытался оттолкнуться.
Не двигайтесь! резко сказал командор. Вы так себе нос расшибете. Помогите ему, Пьер.
Худощавый мужчина с густыми бровями и длинным и тонким носом встал, ухватил инспектора за рукав, потянул, перевернул и помог усесться в кресло.
Очевидно, впервые в космосе? осведомился Рогов.
Да, смущенно признался Гурилин.
Тогда как же вы будете проводить экспертизу? Вы физик? Гравитационник? Плазменщик? Теоретик? Математик?
Нет.
Космобиолог? Ксенолог? Космолог?
Видите ли
Инженер-конструктор? Механик? Врач?
Нет.
Так по каким же вопросам вы эксперт? ледяным тоном осведомился командор.
Как вам сказать Эксперт это чересчур сильно сказано. Я, собственно, занимаюсь техникой безопасности.
На лицах членов экипажа заиграли ироничные улыбки. Командор рассмеялся.
Вот уж чего я не мог предположить, так это того , что первыми за нас возьмутся наши доблестные профсоюзы. Акт будете писать?