Глаша вернётся, я схожу к Дмитрий Францевичу, заверила меня Аннушка.
Приходите. Мы вас ждать будем! с радостной надеждой произнесла блондинка Агата.
Хорошо. Улыбнулся я и пошёл назад.
Чё с бумагой? приветствовала меня сестра.
Я снял сюртук и подумал про тапочки.
Слушай, завтра в городе надо что-нибудь типа шлёпанцев купить, сказал я в ответ.
Угу, согласилась Лерка. Халатик и пижанку.
Я серьёзно.
Да нет проблем! Купим.
Я уселся на диван. Лерка повторила свой вопрос:
Так чё с бумагой?
Это Я там внизу Агату встретил, ну, помнишь, блондинка такая, всё с вопросами разными лезла?
Помню, и чё?
Ну, вот они там с Ларисой спрашивали, придём мы сегодня ужинать или нет.
Не охота, если честно, лениво ответила Лерка.
Лер, они говорят, там два парня из Самары приехали.
Лерка задумалась. Побарабанила пальцами по подлокотникам.
Сань, ну приехали и приехали. Нам-то чё?
Так это типа земляки.
Да какие они земляки? Про что мы с ними говорить-то будем? Про институт, про наш? Или про чё? У нас ведь нет никаких общих знакомых, там же даже улицы по-другому называются. Не-е махнула она рукой.
Я попытался осмыслить её слова и найти хоть какие-то аргументы против, но по всему выходило, что права Лерка, никакие они не земляки. Так и тоже мысленно махнул рукой.
Лер, я вот что подумал, начал я. Нам ведь, наверное, нужно сказать им, что мы теперь не дворяне. Это же важно в этом мире. Как думаешь?
Надо, конечно, только они и так скоро узнают.
Лер, давай лучше мы сами скажем, а то будет как с Горбуновым.
В порутчики разжалуют? усмехнулась сестра.
Нет, я не об этом. Вот мы, сколько ни спрашивали, нам всё время разное рассказывают, то дуэль какая-то, по версии Татьяны вообще из-за женщины, а то он шпиона поймал, то князя казнил, то графа на куски изрубил, то генерала, то ещё что-то, а за что разжаловали не понятно.
Шен приедет, спросим, сказала Лерка, и сказала-то так, словно ей вообще пофиг.
Лер, да я не про то. Просто если сами не расскажем, то и о нас будут всякие небылицы сочинять. Тебе это надо?
Лерка вздохнула, с понтом устала очень:
Сань, да они хоть так хоть так сочинять будут. А вообще ты, наверное, прав: так хотя бы меньше.
Что мы им скажем? Спросил я, чуть помолчав.
Вместо ответа Лерка просто пожала плечами.
Сань, а с бумагой-то чё? спросила она после пяти минут молчания.
Аннушка сказала, что узнает у Мозеля.
Капец! воскликнула Лерка. Даже с бумагой проблемы!
Она покачала головой в знак своего искреннего разочарования. И снова наступила тишина.
Слушай, Лер, а может у них тут её ещё не изобрели? обрадовался я возможности что-нибудь «открыть».
Ты чё? С дуба рухнул? Я же вчера в этом Она пощёлкала пальцами. В ателье. Я там, на бумаге рисовала!
Блин! Точно! Плохо. Одной надеждой меньше.
А ты чё? Хотел типа изобрести что ли? усмехаясь, осведомилась напарница по приключениям.
Ну, была мыслишка. Не стал запираться я.
А ты типа бумагу делать умеешь?
Нет. Так только общую идею знаю.
Так ведь этого, братец, всё равно не хватило бы! Хха! Идею! Тут, знаешь ли, весь процесс знать надо. И уметь. Тоном нотации увещевала она.
А ты типа умеешь?! обиделся я.
Лерка подобралась и серьёзным тоном сообщила:
Ты можешь мне не поверить, но я-то как раз умею. Она посмотрела мне в глаза, ожидая реакции.
В моём взгляде, наверное, отразилось полнейшее недоумение, потому что, не дождавшись от меня ни слова, она сама всё объяснила:
Когда училась рисованию, нас учили делать бумагу.
За каким? сейчас я поминал не намного больше.
Да, ни зачем особо-то.
Ну, если ты и вправду умеешь делать бумагу, то давай прикинем, может, это на бизнес потянет.
Да нет Сморщилась Лерка. Нас же бумагу-то учили делать из макулатуры, так что на бизнес никак не потянет. Да и качество там было соответствующее, как ты понимаешь. И тяжело вздохнув, развела руками.
Ладно. Нет, так нет.
Лер, а этим что говорить будем?
Дак, а что мы им скажем
Она не договорила, потому что в дверь постучали. Я встал и пошёл открывать. На пороге стояла Татьяна. В руках она держала несколько листов сероватой бумаги, примерно формата А2.
Только четыре листа нашлось. Сказала она, как бы даже извиняясь. Больше нет. Только если послезавтра в городе купить.
Да нам хватит. Успокоила её Лерка, вставая навстречу.
По две копейки. Сообщила посетительница.
По две так по две, легко согласилась Лерка. Саша, заплати, пожалуйста.
Я кивнул и полез за деньгами, параллельно размышляя о какой-то странности ситуации, которую почувствовал, но никак не мог осознать.
Приняв от меня гривенник, Татьяна промолвила что-то вроде: «Я сейчас», и удалилась. А я, глядя ей в след, про себя отметил, что все эти заботы настолько выбили меня из колеи, что я даже о девушках думать перестал.
Не грусти! донеслось из-за спины. Щас вернётся твоя зазноба. Со сдачей. Поворкуете. Стихи ей почитаешь. А я к себе.
С этими словами она и вправду удалилась, оставив вопрос об ужине в обществе будущих сокурсников нерешённым.
Я посмотрел на бумагу. Такое качество в нашем мире имела только упаковочная бумага: серая, грубая, шероховатая, ни в один принтер не пошла бы точно. Я проверил её на предмет пропорций сторон, то есть взял и сложил пополам длинную сторону, слегка придавил, чтоб посмотреть какой размер получится у листа А3. Получалось, что если большой лист, ну, тот который принесли, разрезать надвое, то половинки будут казаться вытянутыми. Ага! Значит, у большого листа нестандартные пропорции. Я задумался. А что мне это, собственно даёт? Нестандартные и нестандартные, и чё? Кстати, совершенно не обязательно, что те листы, которые нам принесла Татьяна, стандартные по местным меркам, могли быть уже кем-то подрезаны до нас. Да и до Мозеля тоже.
Интересно, а Лерка сможет делать такую бумагу? Хотя, две копейки за лист так миллионов не наживёшь. И тут я понял, что меня смутило в самом начале. Стоп-стоп-стоп! Это по меркам нашего мира две копейки это копейки и есть, а тут на две копейки мы с Леркой два дня с полным пансионом можем номер в отеле господина Мозеля снимать. Так что тут это отнять не мелочь! Пятьдесят листов это рубль, а пятьсот золотой! Круто! Круто? Я задумался. А по сколько листов в день мы сможем делать? Если по пятьдесят, то и начинать не стоит. Но с другой стороны, рубль в день это триста шестьдесят пять рублей в год, то есть тридцать шесть с половиной золотых. Как раз на оплату за обучение одного из нас.
Ну что ж, всё не так уж и безнадёжно, надо будет с Леркой ещё разок поговорить про бумагу. Я уже начал мысленно развивать производство, нанимать работников, изобретать станки, когда в дверь постучали. На пороге стояла Татьяна. Вручив мне сдачу, она не стала сразу убегать, а мельком оглядев комнату, спросила:
Александр Константинович, а правда что сестрица Ваша Трошку-драчуна до смерти побила?
Да земля слухом полнится!
Нет! говорю. В смысле не до смерти, но зато три раза.
На лице у Татьяны удивление сменяется восхищением, потом ещё чем-то. Она снова спрашивает:
И стрельцов тоже всех побила?
Нет, только Шемякина. Да и его не сильно, так упал и всё.
А его-то за что? изумлённо вопрошает Татьяна.
Татьяна Андреевна, Вы может, присядете?
Нет-нет-нет, Александр Константинович, дел у меня много. Побегу я. И разворачивается.
Татьяна Андревна, Вы давеча про Шемякина спрашивать изволили
Как ни странно, но моя попытка остановить её таким образом, увенчалась успехом, причём сразу же. Татьяна развернулась ко мне, и в глазах у неё пылало любопытство. Я помедлил секунд пять, собираясь с мыслями, и начал рассказ:
Понимаете, Горбунов со своими не успел к поединку Валерии с Трошкой и поэтому Я подумал, что, в общем-то, не обязательно именно это было причиной их пари, и добавил: Или ещё почему, но только он предложил ей померяться силами с Шемякиным.
У Татьяны даже глаза расширились.