Глава 4
Где-то справа об асфальт ударилась граната со слезоточивым газом, подскочила и, изменив траекторию, перелетела прямо под ноги Пьеру, который быстро нагнулся и, схватив её, швырнул через кордон полиции в сторону сборища оппонентов. Их служители правопорядка не гоняли, по крайне мере пока. Куда она точно упала увидеть не получилось, но плакаты с разномастными лозунгами задвигались, явно указывая, что их носителям причинено неудобство. Центральные улицы его родного города Лиона бурлили.
Любящий побунтовать народ Франции, с большим воодушевлением и радостью схватился за новый повод для протестов. Молодёжь самозабвенна кричала и прыгала днём, а ночью громила всё что удавалось сломать и крала всё, что можно украсть из мест, куда получалось проникнуть. И если днём это были две разные команды, каждая из которых отстаивала своё мнение, то ночью чаще всего они объединялись в одну массу без идей в голове. Принципиальные же противоборствующие сторонники уходили отдыхать, особенно те, которые поддерживали новый закон.
Свобода! Равенство! Братство!кричали последние.Свобода от тайн! Равенство возможностей знать истину! Братство разумностине делай другому так, как не хочешь, чтобы делали тебе!
На их плакатах красовались радостные высказывания, говорящие, что теперь-то они всё знают. Знают кто и сколько ворует, кто из политиков лжёт и кого надо гнать в шею, а кого и посадить в тюрьму. Присутствовали даже надписи с конкретными фамилиями и суммами.
Свобода от контроля! Нет слежке! Нет «Большому Брату»! Верните тайну частной жизни!подхватил Пьер крик толпы с этой стороны баррикад и инстинктивно пригнул голову от просвистевшей где-то рядом резиновой пули.
«Ничего вот подождите, стемнеет посмотрим кто кого ». Подумал он и побежал к переулку, где согласно пришедшему сообщению по мессенджеру Telegram должен был подойти координатор.
Организаторами несогласованных массовых шествий, против принятых новых законов и запрету широко распространённых устройств TSTV, выступил профсоюз журналистов, лига защиты прав человека и несколько других общественных объединений Франции и это только те, кто открыто об этом заявил. Оппоненты также имели поддержку как со стороны производителей, так и ряда правительственных и общественных организаций, отстаивающих новый порядок.
Политики также разделились во мнениях. И если вначале преобладали те, кто ратовали за запрет, то в момент принятия закона большинство проголосовало за него.
Пьер Дель Фурнье свернул за угол и чуть не столкнулся с бородатым мужиком со сдвинутым на затылок лёгким противогазом, стоящем там. К какой конкретно организации принадлежал Кейсат, а это был именно он, Пьер не знал, да особо и не интересовался. Говорили, что это человек одного из бывших политиков, а ныне просто олигархов, ставший богатым преступным путём ещё будучи чиновником используя своё служебное положение, по крайней мере, так утверждали правоохранительные органы и сторонники нового закона. Другие говорили, что он работает на фонд Сороса, а может, и на ЦРУ. Главное, для имевших с ним дело было то, что деньги поступали регулярно, как и чёткие команды, и необходимые сопутствующие расходные материалы в виде шин, масок, лёгких наркотиков, «коктейлей Молотова» и даже еды.
Встречаемся в три часа ночи на старом месте у развязки. Поедем на машинах. Завтра продолжим в Париже. А до трёх шумим здесь,сказал Кейсат, передавая тяжёлую сумку, в которой раздалось лёгкое характерное позвякивание.Деньги во внешнем кармашке. А твои вот.
Сунув пачку купюр в руки Пьеру, координатор затравленно оглянулся, услышав шаги, но успокоился, увидев других боевиков.
Всё разбежались. Сейчас важно быстро перемещаться. Иначе засекут. С этими вездесущими возможностями.
В Париже я отработаю, но послезавтра уеду. Каникулы кончаются. Новый семестр.
Всё я убежал. На связи.
Кейсат уже скрылся из виду, когда Фурнье раздал коллегам бутылки, которые они, как и он сам, переложили в свои рюкзаки, специально оборудованные для подобных изделий, и выдал «зарплату».
Пьер Дель Фурнье был обычным студентом. Обычным в плане учился как все. Но беспокойное и неуёмное сознание требовало бунта, реализации противоречий недоразвитого мозга. И наилучшим способом, который он смог найти стало участие во всевозможных протестах, в качестве помощника таинственных организаторов, что позволяло, кроме всего прочего, подправить финансовое положение. Нравилась ему и роль боевика провокатора, создающего критические ситуации и причиняющего максимальный возможный вред полиции и обществу, нагнетая атмосферу беспомощности властей. Он участвовал уже во множестве беспорядков, причём в разных странах и повод был не важен. Неоднократно задерживался полицией, и даже отбывал не очень большой срок, и уже два раза брал академический отпуск в своём учебном заведении.
Пошли покричим.
К слову сказать, как считал и Пьер, и многие другие, в этот раз повод был более чем серьёзный. Под угрозой были основополагающие принципы существования общества, такие как свобода, личная тайна, неприкосновенность частной жизни и другие права. Так гласила и литература, выдаваемая координатором. Правда, как с этим бороться, похоже, никто не представлял и смысл протестов терялся в ворохе вопросов. С одной стороны, принятый закон давал слишком большие возможности государству, нарушая всё перечисленное, но, с другой стороны, не принятие закона и запрещение устройств TSTV, также нарушало права граждан на открытость информации, право собственности и свободу выбора. Сама идея пользоваться возможностью заглянуть в прошлое Пьеру нравилась, не нравилось, что этим будут пользоваться государственные силовые структуры. Пробел в логике его не очень смущал, замещаясь физической активностью и недосыпом. Было достаточно того, что он считал себя правым и эта убеждённость ставили перед ним чёткие ориентиры, о последствии которых задумываться было просто некогда, да и нечем.
Выйдя из переулка, боевики присоединились к протесту, распределившись по толпе, поддерживая лозунги и выкрикивая новые оскорбления в адрес полиции и властей и, прячась за спинами других, кидались в правоохранителей пока только камнями.
О камрад! Пьер, салют!вначале окрикнул, а затем и дёрнул Фурнье за рукав, парень в открытом мотоциклетном шлеме и убрав с лица платок, улыбнулся знакомой улыбкой соседа по улице,Ты тоже с нами? Это хорошо.
С Филиппом Мартеном они даже вместе учились одно время в коллеже и вместе проводили время.
Салют!вполне искренне обрадовался Пьер.Я смотрю ты правильно экипирован. Ты по убеждению здесь или инсургент?
Скорее по убеждению. Меня вообще не устраивает, что кто угодно может увидеть все нюансы моего прошлого. Я вполне обойдусь по старинке клавиатурой и мышкой. Ты, кстати, не видел нашего профессора по истории и географии?
Это который Решар?
Да. Он тут вчера хорошую речь толкнул с импровизированной сцены. По существу и она идейно направляет и вдохновляет. А сегодня его что-то не видно.
Нет. Не видел. У меня занятия поинтереснее, чем слушать всяких маразматиков. Я действую, а не болтаю,сказав это Фурнье скинул рюкзак и быстро показал его содержимое, после чего вернул всё обратно.
Ух ты! Возьмёшь поучаствовать?
Без проблем. Но сейчас ещё рано. Ждём ночи. И самим кидать не надо. Тридцать лет тюрьмы получать за преступление против сил внутренней безопасности, неохота. Ищем боевых подростков или иностранцев и снабжаем необходимым. Но это всё попозже.
И молодые люди продолжили своё нехитрое занятие.
Ближе к ночи удалось поужинать принесённой кем-то горячей едой. Пьер среди жующих приметил подростков явно из «ашелемов», уже слегка подвыпивших или курнувших, и потихоньку переместился поближе к ним.
Ну что шпана, дадим фараонам просраться?
Нестройный хор голосов был ему ответом. Причём как согласных, так и пославших подальше. В результате последующих разговоров двое «коктейли» взяли. Оставшиеся бутылки пристроил прибежавший Филипп, нашедший общий язык с компанией молодых французов, явно студентов.
Невдалеке всё также раздавалась полицейская сирена и призывы через усилители разойтись по домам. Через некоторое время послышались звуки бьющегося стекла, крики с лозунгами и хлопки выстрелов, то ли газовыми гранатами, то ли резиновыми пулями.