Я собираюсь это все съесть, выглядит и пахнет аппетитно Ты тоже можешь со мной поесть.
Йорико.
Не понял?
У меня есть имя, Йорико. Меня так позабавило, с каким серьезным видом она это сказала, что я рассмеялся во все горло.
Ты же моя рабыня, почему я должен называть тебя по имени?
Я просто сказала. Вы ничего не должны, сказала она, опустив глаза.
Неважно, что ты имеешь в виду. Никогда больше не произноси свое имя, я не хочу больше это слышать, сказал я резко холодным тоном.
Хорошо. Простите, прошептала рабыня, с сожалением закусив губу и продолжая смотреть вниз. Как бы она ни была унижена, она никогда не проливала слез.
Я прекрасно понимал, что все это время она терпела, лелея надежду, что ее близкий человек жив и вернется. Надежда и терпение две самые мягкие подушки, на которые мы можем в лишениях положить голову. В ее же случае это была и единственная собственность, которая ей принадлежала. Которая не давала забыть, что в мире есть места, где можно дышать свободно. Что в ней есть то, до чего не добраться То, что не тронут. И это только ее и ничье больше. Надежда. Но придет времяя лишу ее и этого.
***
Прошел год. Я полностью привык к ее присутствию в моей жизни. Однажды я задал вопрос, который давно меня посещал:
О чем ты думаешь каждый день?
О покое свободе. Задумчиво глядя куда-то вдаль, ответила она еле слышно.
Я положил голову ей на колени и удобно устроился. Ее тонкие пальцы почти невесомо порхали по огромному дракону, распластавшемуся цветной татуировкой на моей спине. Дракон чешуйчатыми кольцами обвил ствол цветущей сакуры, впиваясь в него когтями. Моя рабыня, молча, еле касаясь, обводила кончиками пальцев каждую чешуйку дракона и каждый иероглиф. Я поднял голову и посмотрел на ее лицо. По крайней мере Такеру жив. Прошептала она после паузы.
Хм. Ты до сих вспоминаешь его? Мои брови недовольно сбежались на переносице. Я резко поднялся, накидывая халат на плечи и затягивая туго пояс. Захохотал во все горло.
Открою тебе секрет, Такеру уже давно в аду! Я повернулся к ней спиной, чтобы сдержать свой гнев.
Давно?
Полгода! Выкрикнул я, в ярости сжимая кулаки. Он заслужил свой конец!
Раздалось легкое шуршание ее одежд. Я довольно хмыкнул и повернулся, чтобы сказать еще что-то. Она подошла вплотную с ничего не выражающим лицом и прижалась ко мне всем телом.
Как и все мы! прошипела со злостью она мне в ухо. Я почувствовал резкий толчок в живот, а потом острую обжигающую боль. Ее рука, взметая вверх длинные рукава, дернулась пару раз из стороны в сторону. Я опустил взгляд и увидел, что ее правая кисть почти исчезла в моем животе, из которого толчками выходила кровь.
Я не понимал, что случилось, а просто смотрел попеременно на живот и на лицо рабыни, которая отошла в сторону и с ненавистью смотрела мне в глаза, высоко подняв голову.
Йорико? Выдохнул я через боль, пораженный ее поступком. Она молча встала на колени, поднесла окровавленный кинжал к своему горлу и провела лезвием по нежной шее от уха до уха. На ее лице заиграла улыбка победы и она начала заваливаться на бок, а взгляд, угасая, стекленел. В комнаты на крики прибежала охрана, но было уже поздно.
Хиджиката-сан! взревел Кодо и бросился ко мне на помощь, но я его остановил жестом.
Оставьпрохрипел я. Изо рта хлынул фонтан крови. Я вытер рот рукавом и на подкашивающихся ногах, шатаясь, оперся на стену. Цепляясь за нее левой рукой и оставляя кровавые следы, я стремился на улицу, во двор, увидеть на прощание цветущие деревья сакуры.
***
Рюноскэ произнес еще несколько фраз по-японски и умолк.
Твое время закончилось, Хиджиката-сан, произнес доктор Вяземский, ощущая, как от нагрузки в его мозге включилось защитное торможение. Слишком много эмоциональных сил он потратил на то, чтобы переварить историю, рассказанную пациентом, и теперь капли пота катились по его лбу. Ты умер, но твоя душа раскололась, и теперь ее часть живет в другом мире. В новом времени. Позволь своей душе прожить достойную
Думаешь, это я мешаю ему жить?! перебил гневный голос. Слова, произнесенные с сильным азиатским акцентом, вырвались изо рта спящего Виктора. Его грудная клетка продолжала прерывисто вздыматься: опыт проживания собственной смерти был еще свеж. То есть ты, проводник, считаешь, что мне есть дело до жизни этого заморыша?!
А разве нет? осторожно спросил Игорь, чувствуя, что субличность готова вот-вот уйти.
Я не краду его время, как это делают другие! ярость в голосе Рюноскэ можно было ощутить почти физически. Жить в этом слабом теле, во времена экранов и отсутствия понятий о чести это не для меня!
«Другие? Значит есть и другие?» мысль, словно молния пронзила напоминающее вязкое тесто сознание.
Ты можешь позвать кого-то из других? попросил Вяземский, глядя на часы. Они разговаривали уже больше часа, и пациенту для первого раза было многовато. Но любопытство Игоря было слишком велико.
В этот момент Виктор резко обмяк, словно перестал сопротивляться держащим его невидимым путам. Медленный долгий выдох вырвался из его горла: оябун ушел не попрощавшись.
«Черт. Черт, черт, черт!»
Когда я досчитаю до одного, вы проснетесь, сказал гипнолог, ощущая, как разочарование расползается в груди нефтяным пятном. Десять: вы чувствуете, как мелкие разряды тока проходят сквозь ваше тело
«Вспомнит ли он об этой жизни? думал Вяземский. Нет, если я не дам ему прослушать аудиозаписи».
Девять: ваши уши улавливают звуки в этой комнате, тиканье часов
«Ситуация оказалась, сложнее, чем я ожидал».
Восемь: ваши нейроны активизируются, семь: ваше сознание просыпается
«Японец сказал, что не он крадет время И все же, он зачем-то вышел поговорить со мной. Значит ли это, что он жалеет о чем-то? Или пытается что-то изменить?»
Игорь взглянул на пациента. Совершенно обычный, типичный, а в прошлой жизниглава Якудзы!
Шесть: свет проходит сквозь ваши веки, пять: воздух легко поступает в легкие, четыре: вы чувствуете щекочущее покалывание в кончиках пальцев
Игорь Вяземский размял шею с приятным хрустом, приносящим облегчение.
«Сейчас я разбужу его и сделаю себе кофе».
Три: сердце бьется в привычном ритме, два: ваш мозг активен и бодр
Игорь встал с кресла и отвернулся. Всего на секунду, нарушив главную заповедь всех гипнологов: не оставлять доверителей в момент пробуждения.
Один, Вяземский щелкнул пальцами. Вы проснулись.
Кружка со старым недопитым кофе полетела на пол, но Вяземский даже не услышал удара. Происходившее с Игорем повергло его в глубокий шок.
Изогнувшись дугой на кушетке, его пациент бился в конвульсиях.
Глава3, «Чикаго»
Автор Настя Фокина
Игорь Вяземский не переносил вида крови. А ещечеловеческих страданий. От слова вообще. Однако после школы почему-то решил, что пойдет учится на врача: по его мнению, достойнейшую из профессий. Здравый рассудок подсказал ему поработать вначале санитаром, чтобы понять, каково этокаждый день видеть настоящих больных. Вяземский не продержался и месяца.
Травматология, куда он устроился, от начала до конца производила на юношу глубоко гнетущее впечатление. Утки со своим неприглядным содержимым, которые ему приходилось убирать, запах капусты из пищеблока, урины и непроветриваемых палат были не менее ужасны, чем переломанные конечности. Наблюдая за страданиями и бытом больных, Игорь испытывал нечто сродни физической боли.
Все закончилось тем, что однажды Игорь просто взял, собрал свои вещи и ушел из отделения посреди рабочего дня. Желание помогать людям осталось, поэтому через несколько месяцев он поступил на психолога, еще не зная о том, что в человеческих душах тоже бывает грязно.
Однако при виде бьющегося в конвульсиях пациента, Игорь ощутил ту же самую беспомощность, что и в травматологии. Однажды, в его единственную ночную смену в больнице у одного из больных случился приступ эпилепсии.
Ты че, уснул что ли? вбежавший в палату ординатор вырвал Игоря из оцепенения. Смотри и запоминай, как первую помощь оказывать!