Игьярик и Шуракаи были меньше, чем их мать Идохеби, а она, в свою очередь, была не так велика, как ее родитель Хирукато Золотой. Однажды, говорит легенда, драконы исчезнут все до одного - если уже не исчезли.
- Это б-было бы хорошо, - сказал Саймон.
- Хорошо? - Джирики снова улыбнулся, но глаза его напоминали холодные сияющие камни. - Люди растут, а Великие Черви... и другие... исчезают. Что ж, очевидно, таков путь вещей. - Он потянулся с сонной грацией только что разбуженной кошки. - Путь вещей, - повторил он. - Но я принес тебе чешуйку Великого Червя, чтобы кое-что показать. Хотел бы ты посмотреть, сын человеческий?
Саймон кивнул.
- Это путешествие было нелегким для тебя, - Джирики бросил взгляд назад, где вокруг огня и спящего Гримрика сгрудились их товарищи. Только Аннаи ответил на его взгляд, и между двумя ситхи промелькнуло бессловесное понимание. - Смотри, - через мгновение сказал принц.
Зеркальце, лежавшее в его ладони, словно горсть драгоценной воды, казалось, покрылось рябью. В темноте, которую оно заключало, медленно проступали зеленые точки, словно звезды, прорастающие в вечернем небе.
- Я покажу тебе настоящее лето, - мягко сказал Джирики. - Более настоящее, чем ты когда-либо знал.
Сияющие зеленые крапинки трепетали и соединялись, сверкающие изумрудные рыбки поднимались к поверхности тенистого пруда. Саймон чувствовал, что погружается в зеркало, хотя не двигался с места, на котором сидел. Зеленый превратился во множество самых разных зеленых - здесь было столько тонов и оттенков, сколько когда-либо существовало. Через мгновение круговерть зеленого превратилась в дивную путаницу деревьев, мостов и башен: это были город и лес, растущие среди травянистой равнины вместе, как одно целое - не лес, выросший на развалинах города, как в Да'ай Чикиза, а цветущая, живая смесь растений и полированного камня, мирта, нефрита и трав.
- Энки э-Шаосай, - прошептал Джирики. Трава на равнине с наслаждением сгибалась под напором ветра, алые и голубые знамена развевались на ветвящихся башнях, словно полевые цветы. - Последний и величайший город Лета.
- Где... где... он?.. - выдохнул Саймон, изумленный и очарованный его красотой.
- Не столько где, сколько когда, человеческое дитя. Мир не только больше, чем ты можешь даже вообразить, Сеоман, он еще и гораздо, гораздо старше. Энки э-Шаосай уже давно разрушен. Он лежит к востоку от Великого Леса.
- Разрушен?
- Это было последнее место, где зидайя и хикедайя жили вместе, еще до Расставания. Это был город великих ремесел и величайшей красоты; даже ветер, путающийся в башнях, рождал музыку, а ночные фонари сияли ярче небесных звезд. Ненайсу танцевала в лунном свете у лесного пруда, и восхищенные деревья склонялись, наблюдая за ней. - Он медленно покачал головой. - Все исчезло. Это были летние дни моего народа. Сейчас для нас наступила поздняя осень.
- Исчез?.. - Саймон все никак не мог осознать этой трагедии. Казалось, ничего не стоит протянуть сквозь зеркало руку и коснуться одной из острых, как стекло, башен. Слезы рвались из него на волю. Нет дома. Дома ситхи разрушены. Они одиноки и бездомны в этом мире.
Джирики провел рукой над зеркалом, и оно затуманилось.
- Исчезло, - сказал он. - Но пока есть память, лето остается. И даже зима проходит. - Он повернулся и долгим взглядом посмотрел на Саймона. Измученное лицо юноши вызвало у ситхи осторожную, слабую улыбку.
- Не печалься так, - сказал он и похлопал Саймона по руке. - Краски не окончательно покинули мир - пока нет. Еще цела Джао э-Тинукаи, обитель моей семьи и моего народа. Быть может однажды, если мы оба живыми спустимся с этой горы, ты увидишь его. - Он улыбнулся странной улыбкой. - Быть может...