Ладно, кивнула я. Может, это фальсификация, на которую клюнули несколько желающих её приобрести. А мы-то здесь при чём? Дело пахнет криминалом, но не более того. Есть факт попытки похищения картины. Пусть этим занимается полиция.
Макс переглянулся с Джерри, и тот ему кивнул.
Мы провели собственное расследование. Магнуса Ван Тота не существует. Под этим именем скрывался некий Титус Магнем, считавший себя колдуном. Он убит пару недель назад кинжалом с изогнутым клинком и чёрной рукояткой. Мы связались с Алкором, но в том музее, который был указан в письме, нам сообщили, что они интересуются только замковой живописью Западного королевства Алкора и ничего нам не направляли. Телефон посредника вывел нас на некое колдовское общество, которое обосновалось на одном из островов архипелага Чаек здесь же на Киоте. В своих ритуалах они используют подобные кинжалы с чёрными ручками. Они называют себя Сынами Астарота.
То есть картиной пытаются завладеть колдуны?
Необычно для картины, изображающей невинный визит лекаря к больной даме, пояснил Джерри.
А кто предложил два миллиона, выяснили?
Нет, но есть ещё кое-что Полторы недели назад полиция нашла логово некоего маньяка, который убил трёх девушек. В его подвале обнаружили всякие магические предметы и чёрный алтарь, над которым к стене была пятью булавками приколота репродукция нашей картины, вырванная из каталога.
А самого маньяка нашли?
Там же возле алтаря, со свёрнутой, как у цыпленка шеей. Причём, на картине изображено, как лекарь делает даме кровопускание. Он тоже перерезал девушкам вены и выпускал всю кровь.
Он тоже был колдуном?
Скорее гадателем, гадал одиноким дамам на картах Таро, на кофейной гуще и по руке.
Да, похоже, это наши клиенты пробормотала я.
В том-то и дело, что не наши, вздохнул Джерри. Мы ничего не знаем о демонологии, земных суевериях и колдовстве. Я даже про этого Ван Эйка слышу впервые, хоть и вырос на Земле. Мне кажется, что тебе будет легче с этим разобраться. Займёшься?
Да, пожалуй Где, вы говорите, можно посмотреть на эту картину?
На авеню Пари, 32, галерея Портмана. Вход свободный.
Я съезжу туда сегодня же и посмотрю, что это за картина.
Галерею Портмана я нашла без труда. Она возвышалась высоким античным портиком над небольшими симпатичными домиками, в которых размещались антикварные лавочки, магазинчики рукоделия и ювелирные мастерские, где торговали оригинальными драгоценностями, изготавливаемыми тут же. Пройдя мимо белоснежных колонн, я вошла в высокие стеклянные двери и сразу же оказалась в большом круглом зале, где на стенах были развешаны картины, а в витринах стояли серебряные и фарфоровые статуэтки, фигурные часы и позолоченные канделябры. Вещи покойного антиквара действительно были красивыми, старинными и в хорошем состоянии. Осмотрев половину экспозиции, я, наконец, увидела на дальней стене ту картину, написанную маслом. Верхний слой лака потемнел, и потому казалось, что действие на картине происходит вечером. На ней была изображена сумеречная комната, в центре которой располагалась группа людей: обессилено сидящая в кресле молодая женщина в чёрном платье и белом чепце, напротив неё стоял мужчина средних лет с бородой в чёрном камзоле и держал её руку, из которой в подставленную румяной служанкой чашу текла кровь. Слева возле руки женщины на столе лежала стопка книг и ещё одна раскрытая книга. Рядом стоял витой подсвечник с погасшей свечой, а перед ней на белом полотне были аккуратно разложены какие-то металлические инструменты. Справа размещался бордовый балдахин и под нимпостель, покрытая узорчатым покрывалом. На заднем плане виднелось окно, а за ним безмятежный пейзаж, голубое небо, луг и на лугу вокруг столба какие-то люди, которые танцуют парами. Видимо художник изобразил там какой-то народный праздник. Рядом на стене висело выпуклое металлическое зеркало.
Довольно простая сцена, неоднократно повторявшаяся в живописи тех времен. Присмотревшись получше, я не могла не признать, что картина, безусловно, принадлежит кому-то из мастеров фламандской школы, о чём говорила сама композиция картины, детально выписанный задний план, очень натуралистично изображённые лица героев, наконец, та тщательность, с которой выписаны все предметы. Приглядевшись, я увидела объёмные складки чёрного бархатного платья больной, тонкие волоски на лбу лекаря, дымок от погасшей только что свечи, золотые буквы на корешках книг, переливающиеся узоры на покрывале. А вот искусно нарисованная собачья мордочка, высунувшаяся из-под края покрывала. Может, это был и не Ван Эйк, но картину можно было назвать шедевром, и ещё от неё веяло какой-то странной жутью, безысходной печалью и страхом. Я слегка отодвинулась, чтоб попытаться понять, что на этой картине вызывает такое чувство.
Недурно, но, конечно, не Ван Эйк прозвучал за моей спиной негромкий мужской голос.
Я обернулась и увидела Джулиана МакЛарена. Он был в чёрных брюках и бархатном пиджаке, белой рубашке без галстука, на шее в приоткрытом вороте повязан шёлковый чёрный платок. Блестящие тёмные волосы гладко зачесаны назад. Взгляд тёмных глаз устремлён на картину.
Краски произнёс он. Посмотри, дело не только в лаке. Потускнели сами краски. С картинами братьев Ван Эйк такого не случалось. Это они довели до совершенства состав красок на растительных маслах и ввели их повсеместное применение. Но никто не умел делать такие краски, как они. Их краски не теряют свежести веками. К тому же сюжет Слишком мрачно для такой возвышенной и набожной натуры как Ян Ван Эйк.
Он, наконец, отвёл взгляд от картины и взглянул на меня.
Извини, что помешал тебе любоваться этим шедевром.
Что ты здесь делаешь? поинтересовалась я.
Ищу тебя. Вернее, я был здесь неподалёку у своего пациента и увидел, как ты входишь в галерею. И решил, что это прекрасная возможность пригласить тебя на ланч.
Спасибо, я недавно позавтракала.
Может, тогда просто прогуляемся?
Я внимательно смотрела на него, пытаясь угадать ответ на мучивший меня со вчерашнего вечера вопрос. Бесполезно. Его лицо было спокойным и непроницаемым, как всегда. Это мог быть он, а мог быть и тот, другой
Я пришла, чтоб посмотреть на эту картину, возвращаясь к созерцанию, пояснила я.
Профессиональный интерес, понимающе проговорил он, и это заставило меня обернуться.
А почему ты решил, что профессиональный?
Он пожал плечами.
Ты же воюешь с сатанистами
Я нахмурилась и снова взглянула на картину. Ничего сатанинского я не увидела.
Почему ты считаешь, что в этой картине есть что-то сатанинское?
Он удивился и недоверчиво взглянул на меня.
Ты что, не видишь? Тут же полно ясных знаков, не говоря уж о некоторых мелких деталях. Например, взгляни, зачем столько инструментов для одного кровопускания?
Я снова обернулась. Инструментов на белом полотне действительно было многовато.
Почему столь больная женщина сидит в кресле, а не лежит в постели? продолжил он. Постель вообще застелена покрывалом.
Может, это всё чисто художественные приёмы, предположила я.
Он с улыбкой посмотрел на меня.
В бюргерской живописи с её почти маниакальным вниманием к деталям? Исключено. Наоборот, каждый предмет на этой картине несёт важную смысловую нагрузку. Ничего лишнего, только символы
Я с испугом обернулась и посмотрела на свечу, на прощально утекающий в небытие дымок, а потом на бледное, страдальческое лицо женщины в кресле.
Она умерла?
Её убили эти двое, он точным движением указал на лекаря и служанку. Но они не просто её убили. Ты, конечно, можешь этого и не знать, но поверь моему профессиональному опыту, вот это его смуглый палец нарисовал овал вокруг инструментов на столе, не хирургические инструменты. Это орудия пыток, применявшиеся инквизицией. Вот этот странный прибор, например, приспособление для выдавливания глаз Это
Заметив, как меня передёрнуло, он махнул рукой.
Вобщем, неважно, но факт остается фактом. Этот господин в чёрномне врач.
А кто? я растерянно взглянула на него.
Джулиан внимательно посмотрел на картину.