Евгения ДербоглавРебус
1. Как пахнет зло
Молоток трижды стукнул, призывая всех к тишине. Большинство затихли, но кто-то продолжил переглядываться, что было громче любого гомона. Андра наклонилась к уху друга, не желая прерываться на острой точке, но Дитр лишь покачал головой.
Благодарю за внимание, коллеги и уважаемые слушатели, заговорил Председатель, поправляя церемониальный полушлем. Председателем избрали столичного мэра за неимением иной идеально и в равной степени не подходящей всем кандидатуры. Продолжайте, госпожа Круста.
Равила Круста сделала вид, что отпила из кривого стаканчика, хотя губы у нее не пересохли, а голос не шёл трещинами, как бывает при сильном волнении.
Мы общались сорок шесть лет после окончания институтапо переписке. Это все, что я могу сказать.
То есть вы можете сказать, что вы и Рофомм Ребус были дружны? продолжил Обвинитель.
Я не могу сказать, что мы были друзьями.
Вы были в приятельственных отношениях?
Между нами не было неприязни.
Так вы можете описать отношения с самым всемирно опасным массовым и серийным убийцей как позитивные? Или вас принудили к таким отношениям?
Я поддерживала их сама и по всемирной воле, она нахмурилась, словно вспоминая, и морщины всколыхнулись на её узком длинном лбу. Я не могу описать их как дружеские, приятельские или романтические в любом смысле. Мы поддерживали интеллектуальную связь. Как вы видите из писем
Прошу простить, Председатель прервал её движением руки. Не могли бы вы вывести на стену светографии некоторых писем?
Каких, господин Председатель? спросил Секретарь, открывая светоскоп.
По два на выбор господина Обвинителя и госпожи Защитника.
Год тысяча десять, день двухсотый, письмо госпожи Крусты Ребусу, а также ответное письмо Ребуса, проговорил Обвинитель.
Год тысяча двадцать один, день шестой, письмо Ребуса, сказала Защитник.
И это всё? уточнил Секретарь.
Да, это всё. Всего одно с моей стороны.
Секретарь дал знак осветительному персоналу, чтобы они приглушили газ, и люстра на потолке превратилась в полчище едва заметных огоньков, остались лишь пошептывающие настольные лампы на столах у слушателей. На стене за спиной у Председателя появились увеличенные светом буквы на желтоватой бумаге. Секретарь взял три папки со стола и стал раздавать их по рядам слушателейкаждому по три листа перепечатанных писем. Андра недовольно пробормотала, что изучила материалы дела еще до суда, а эти формальности лишь задерживают процесс, который и так длится уже пять дней. Дитр же принялся настолько быстро, насколько он мог в полумраке, читать письма, пока Секретарь обходил верхние ряды.
«Равила, коллега моя», начиналось первое письмо Ребуса, а второе было без обращения. Дитр скосил глаза на Андру, которая быстро подчеркивала фразы в письме Крусты.
С уважением не соглашусь с тобой.
Ты концептуально не прав, но я понимаю.
Недостаточно исключительно для такого, как ты.
У вас будет позже время изучить письма подробнее. Кроме того, вам будет предоставлена вся переписка в хронологическом порядкеперепечатанная и заверенная, сказал Председатель и снова стукнул молотком, чтобы все перестали шуршать перепечатками.
Круста посмотрела на Защитника, та кивнула. Круста продолжила свой рассказ:
В нашей переписке, можно сказать, шёл многолетний спор, начавшийся ещё в студенческом возрасте. Я не могу сказать, что и в институте мы общались намного чаще, чем по переписке. Я общалась с ним гораздо меньше, чем с большинством сокурсников мужского пола, но чаще, чем с его друзьями по студенческой группировке, о которой, кстати, я не имела понятия. Как и все, я думала, что у них обычная, хоть и неприятная компашка, так сказать, макабрического настроя.
«Очень правильно думала», мысленно кивнул ей Дитр. Он хотел состроумничать это на ухо подруге, но Андра оперлась на локти и, застыв на крае кресла, взирала на обвиняемую. Круста говорила задумчиво и медленно, слишком неторопливо для политика и чиновницы. Из-за работы светоскопа её старое лицо казалось темным, потемнели даже седые кудри, с тщательным аскетизмом уложенные ради слушания.
Я поддерживала с ним общение из исключительного интереса к его личности. Можно сказать, Ребус был эмоциональный инвалид. Ему не были известны такие интеллектуально наполненные чувства, как дружба, например. То есть ребята, которые околачивались возле него в университете, тоже не были его друзьями. Но его отношение к ним отличалось от того, как он общался со мной.
Защитник подняла кулак и после короткого кивка Председателя встала.
Доподлинно известно, что вы и Ребус были Головными студентами со стороны девушек и юношей соответственно. Как вы распределяли обязанности?
Обычно каждый из Головных студентов занимается всеми соучениками, ответила Круста. Но мы сразу договорились о границах ответственности. Вернее сказать, Ребус обозначил эти границы, а я согласилась. Так, я занималась девушками, а онюношами. О том, как он ими занимался, я старалась не знать.
Почему? протянула Защитник.
Он меня пугал. Некоторые из мальчиков выглядели травмированными. Другие, наоборот, вели себя слишком нагло. Я же следила только за тем, чтобы это никак не отражалось на девочках.
Но оно отражалось, Защитник наклонила голову и прищурилась.
Да, были инциденты, тут у Крусты действительно пересохло во рту. Она взяла кривой стаканчик и отпила пару глотков. Первый раз я попыталась разобраться с ними сама и чуть не поплатилась за это.
Какого рода был этот инцидент?
Два парня из его компании, довольно жестоких, сильно навредили девочке из прединститутской группы. Они экспериментировали на ней с болью. По их словам, для причинения боли они не пользовались никакими инструментами, а лишь учились совладать со всемирными силами и сконцентрировать их в чужой боли. Следов и повреждений у девочки не было, но я ей поверила и решила с ними поговорить. После того, как они по своей глупости меня чуть не избили, я обратилась к Ребусу за помощью.
Это был первый раз, когда вы попросили его о помощи?
Да. До того нам не удавалось поговорить дольше десяти минут.
Что произошло, когда вы сообщили ему о нарушении со стороны его подответственных?
Он собрал нас в гостиной общежития, ее голос снова стал глухим, и она приложилась к стаканчику. Устроил импровизированный процесс, где выступал и председателем, и судьей, и обвинителем. Он почти не спрашивал эту девочку, да она и не могла особо говорить. В основном спрашивал меня. Те двоеони, кстати, были крупнее его, держались немногим лучше девочки. Как бы жестоки они ни были, они его боялись. Он сказал: «Значит, вы хотели сконцентрировать всемирную боль? Вас двоедвое экспериментаторов и двое подопытных. Третий, как мне кажется, вам не нужен». И он попросил Круста не выдержала и скривилась.
Продолжайте, пожалуйста, приободрила её Защитник.
Да. Он приказалон не просил никогда. Приказал им продемонстрировать результаты эксперимента друг на друге.
У них получилось это сделать?
Нет. Они не могли сконцентрироваться, ни один, ни другой. Тогда Ребус спросил девочку, сколько длилась пытка. Девочка не смогла ничего ответитьпо правде говоря, она не разговаривала после этого дней десять и до конца года держалась так, будто уже растворилась во всемире, а ее тело двигается механически, как голем. Но из того, что она мне успела рассказать, прежде чем замкнулась в себе, я узнала, что пытали её около двадцати секундоба, в целом. Сообщила это Ребусу при всех.
Вы знали, что он собирается сделать? подал голос Обвинитель. В его голубых глазах зажглось победное предвкушение.
Напрямую он не сказал, но Круста прервалась, потому что Защитник качнула головой. Он этого не сказал, я не знала.
Но догадывались?
Я не знала, отчетливо и почти по слогам проговорила обвиняемая.
Что Ребус сделал потом? продолжила расспрос Защитник.
Он сделал с ними то же, что они сделали с девочкой. По двадцать секунд на каждого.