Вы своим молчанием уже всё сказали.
Калачов понял смысл этой фразы, поэтому буркнул:
Ты можешь успокоить себя мыслью, что таким образом я пытаюсь выгородить себя, в это время включился телевизор. Всё! Это сигнал. Нам пора.
Глава восемьдесят третья
26 апреляСочи, убежище 3Партия ещё не проиграна
До нового убежища добрались без приключений. Улицы были пустынными. Вообще никого. Комендантский час в действии. Но дело, скорее всего, не только в нём. Полицейские тоже люди. А зачастую и нелюди. И ничто человеческое им не чуждо. А зачастую и античеловеческое. Они с энтузиазмом восприняли новые законы. И это вполне закономерно. Для большинства полицейских, чем строже законы, тем шире карман. Почему тогда их не видно? Ночь. В четыре часа ночи любую жадность побеждает страх. В современной России только редкого мужества полицейский может безбоязненно выйти на улицу ночью. Поэтому остаток ночи они проводят в опорных пунктах, способных выдержать трёхмесячную осаду неприятеля. Сидя внутри этих неприступных фортов, они никого не боятся.
Так рассуждала Алиса, когда они, наконец добрались до явочной квартиры.
Кацэ выглядел жалко. Он открыл двери тихо, спокойно, понурив голову и отведя взгляд в сторону. Его левый глаз украшал монументальный бланш. Я сразу всё поняла. Скотина! Идиот! Моя рука инстинктивно решила восстановить пропорции на его лице. Но Калачов успел перехватить мой кулак. Он затолкал нас на кухню, освещаемую восходящим солнцем, и насильно усадил на табуреты. Сел сам и обратился к этому уроду:
Рассказывай!
Кацэ всё также боялся смотреть нам в глаза. Опустив голову и уперев руки в колени, он вздохнул и выдавил:
Прости, командор, я маху дал.
Я снова не выдержала:
Лучше бы ты сдох! Маху он дал.
Но Калачов вновь остановил меня:
Остынь, Алиса.
Командор был бледен, как лист ватмана. Вот уж никогда не думала увидеть его таким. И тут до меня дошлоЛиза! Её нет! Калачов ничего не говорил, но было ясно, что он всё понимает. Лиза не смогла! Не смогла добраться до убежища. Иначе бы она встречала нас в дверях. Пытаясь справиться с эмоциями, генерал отвернулся и замер Ещё этот урод с фингалом под глазом. Я вновь на него наехала:
Где Шелехов?!
Командор активно потёр лицо и встрепенулся, стараясь отогнать негатив на второй план. Предложил спокойным голосом:
Давай, Кирилл, рассказывай.
Кацэ мотнул головой:
Нечего рассказывать. Мы шли. Всё было тихо и спокойно. И вдруг Шелихов встал. Там адрес на доме был указан. Адрес его бабушки. Говорит, мол, забегу на минутку. Волнуется старушка. Я ни в какую. Нельзя. А он, мол, тихо же, никого кругом. Ночь. Только на минутку. Туда и обратно. Так он умолял, что я подумал: все спят, за минуту сюда никто не успеет прискакать. Ещё так внимательно огляделся вокруг. Ни одной подозрительной машины. Ладно, говорю, но только на минутку. Не прошло и минутки, как его из подъезда выводят двое типчиков. И тут же фары загорелись у припаркованной тачки. Я бросился спасать Всё на этом. Хотя одного я треснул по башке капитально. Вот этим зонтиком треснул, он указал на зонт Ярослава, висевший на спинке стула.
Ну, что за кретин? Из меня вновь полезло:
Лучше бы тебя убили! я скрипнула зубами от злости и передразнила, искривив голос до интонации дауна: Он увидел адрес ни одной подозрительной машины его выводят я бросился спасать, мне и на самом деле очень хотелось его убить. Ты в ФСБ работаешь или вахтёром в женском общежитии? Для кого придуманы все эти нормы конспирации: не звонить, не инетить, не входить в контакт с родственниками?
Он молчал, не смея что-то возразить. Уткнулся взглядом в пол и молчал. Жалкий, побитый, противный.
Генерал слегка выставил перед собой ладонь:
Ладно, криком уже ничего не поправишь. Надо думать, что делать дальше.
Делать? Что теперь делать? Нас осталось трое. Вернее двое и этот б т сне знаю даже как его теперь называть.
Командор встал, поправил лангетку на раненой руке, затем нервно дёрнул плечами и принялся её снимать.
Геннадий Васильевич, не рано? поинтересовалась я.
Надоела. Только мешает.
Избавившись от бинтов, он размял пальцы и поводил из стороны в сторону рукой:
Нормально, опустив руку вниз и слегка ей подрыгав, генерал обратился к нам: Забудьте всё плохое и идите спать. Это не предложение. Это приказ. Выспавшийся фээсбэшник приравнивается к пяти цэрэушникам. Мы потеряли ключевую фигуру, но партия ещё не проиграна.
Глава восемьдесят четвёртая
26 апреляСочи, кабинет начальника ФСБГена может быть опасен
Глеб Олегович разговаривал по спецсвязи:
Достали машину?
Да Нет, пока не достали.
И что? Докладывай нормально! Володя, что ты сопли жуёшь? Послал же бог подчинённого.
Машину не подняли. Нет крана. Сюда надо притащить какой-нибудь плавучий кран.
Зачем? Ты хочешь сдать её в металлолом?
Но вы же сами спросили: достал я машину или нет.
Это я образно, Володя. Образно. Аквалангисты спускались?
Да, спускались. Нашли пока только тело Юшкевич.
Остальные где?
Не знаю.
А кто знает? Володя, ты теперь мой зам. И погоны у тебя стали генеральскими. Я на тебя надеялся. Когда обнаружили Юшкевич? Во сколько?
В четыре ночи.
Почему меня не разбудил?
Думал, вы спите.
Сейчас уже час дня. Где ты был?
Спал. Умаялся за ночь.
С такими кадрами я долго здесь не просижу. И что ты намерен делать?
Выполнять ваше указание.
Тьфу! Поговорили. Дуй немедленно по старому адресу и проверь каждую квартиру. Знаю я эти штучки. Они где-то там отсиживаются. Если не будут открыватьломайте дверь. Но чтобы проверили каждую квартиру! Слышишь меня?
Так точно.
Закончив разговор с Нутрецовым, Гаков проворчал про себя: «Бесполезный, но преданный. Думает, что за преданность его будут всё время наградами и деньгами осыпать. Хрен тебе! Хотя и от его преданности мало толку. Сегодня он предан мне, вчера Проскурину, а завтра Калачову будет задницу лизать. Преданный подхалимнаиболее опасный из ручных животных. Кусает больно и в самый неподходящий для тебя момент. Ладно, пусть пока работает. Пусть ищет Калачова. Зачем? Не люблю, когда где-то за спиной прячется сильный соперник. А Гена может быть опасен. Может, даже очень может».
Гаков нажал кнопку и скомандовал:
Заводите.
Дверь открылась, и на пороге в окружении двух агентов появился истинный изобретатель «Прометея».
Глава восемьдесят пятая
26 апреляСочи. Убежище 3Мы пойдём на Дно
Калачов проснулся от яркого и зазывного запаха свежесваренного кофе. На кухне слышался разговор. Вернее, говорил только Целовальников:
Вся современная американская культура, по моему гениальному определению, вмещается в краткую аннотацию одного голливудского фильма. Ты его, возможно, видела. Кратко изложу сюжет. 1942 год. Янки разрабатывают план революции в Германии. Выделяю слово «революция». Для этого они внедряют в руководство Третьего рейха шпионскую группу: весёлого негра-гомосекуса, одетого в спортивный костюм другой эпохи, грустную китаянку-лесбиянку в железно-кожаных доспехах, с неизменным самурайским мечом за спиной и срочно завербованного мудрого ребе в традиционной кипе с кейсами
Парочка сидела на кухне и пила кофе. «Помирились. Что ж, молодцы, ухмыльнулся командор, Не зря я всё же кофе раздобылвся команда в тонусе. Уже можно отдавать приказы». Он поздоровался и сел на свободный стул. Алиса тут же подсуетилась, наполнив чашечку душистым напитком. Калачов сделал глоток и пополнил ряды слушателей. Кацэ продолжал трепаться:
Ну вот кого они с такой культурной пропагандой воспитают? Только дегенератов.
Алиса возразила:
Это Голливуд, фабрика грёз. К нам-то они заслали не ряженного в оранжевую юбочку трансвестита, а учёного с мировым именем. Здорово он маскировался. Прямо не человек, а гений, гражданин, мудрый политик. И всё в одном флаконе. Если бы меня месяц назад кто-нибудь спросил: хотела бы я видеть Соболевского на посту президента? Ответ был бы однозначным.