Какой будет Ваша воля? не поднимая глаз, поинтересовалась Эльза.
Девушка нервничала и не находила себе места. Ей было некомфортно находиться рядом с легендарным рыцарем один на один. Неловкость и какую-то ничтожность вот что она ощущала в эти секунды.
Сколько их? сухо спросил Персивальд, внимательно разглядывая побледневшее личико жрицы. Ему нравилось её лицо и волосы, нравился её стойкий, пусть и чрезмерно жестокий характер. Пожалуй, Персивальд хотел бы себе такую дочь, но за те столетия, что епископ провёл во служении, времени на семью не нашлось. Да и что говорить о семье, если ещё в отрочестве он дал обет безбрачия и посвятил себя высшему пути!
Все, Ваше преосвященство! Весь авангард до последнего доминионца перешёл в наступление, набравшись смелости или даже наглости, Эльза взглянула на серебряную маску кумира своего детства. На щеках девушки проступил румянец. Она одновременно боготворила его и ненавидела.
Неожиданно, голос Персивальда стал тише, видимо он был обеспокоен такой информацией.
Они вышли из мёртвого города и уже ступили на поля. Думаю, им понадобится ещё около получаса, чтобы добраться до окопов. Они послали сапёров на разминирование полей. За саперными бригадами идут танки и пехота, но видео, которое мы получили с дронов, было записано пятнадцать минут назад. Возможно, авангард уже продвинулся дальше, встретившись взглядами с епископом, Эльза вновь потупила взор.
«Боже, какой же он совершенный! Идеал стойкости, несгибаемости, чистой веры и праведности. Избранник самого Архистратига! Рыцарь тысячелетнего ордена «небесного щита», всплывали мысли в напряжённом разуме юной Эльзы в тот момент, когда она безучастно рассматривала гранитный пол балкона.
Хорошо, что они пустили вперёд именно сапёров. Было бы печально, если бы детонация мины привела к преждевременному возгоранию липтриона. Нужно дождаться, пока О. С. С.Ч. доберутся до врат крепости. До этого момента газ не поджигать, вновь раздался хриплый голос из-под маски. Персивальд машинально провёл рукой по томящемуся в ножнах гладиусу. Небесный клинок, что когда-то принадлежал Караэлю, теперь послушно висит на ремне епископа.
Так и сделаем, жрица поклонилась и торопливо направилась к выходу. Ей хотелось поскорее покинуть балкон, так как чувства переполняли её сердце, а в голове ураганом носились мысли.
Остановившись в дверном проёме, девушка на мгновение застыла, словно вспоминая, куда именно она шла.
Лорд Персивальд, нашим гвардейцам удалось взять пленных, прорвавшихся в траншеи, с важностью заявила Эльза Рик, словно это была её личная заслуга.
Офицеры? оживился Персивальд.
Рядовые, Ваше преосвященство, помотав головой, ответила жрица.
Тогда допросите сами. После допроса повесить их на стене, монотонно произнёс епископ и вновь принялся разглядывать затянутые едкой пеленой газа траншеи.
Тем временем. Тюремный комплекс Твердыни 17.
Эзекиль постепенно приходил в себя. Голова раскалывалась. Отёкшие и покрасневшие глаза зудели от недавнего контакта с испарениями. Сломанные, раздробленные рёбра по-прежнему невыносимо ныли, откликаясь пронзающей болью на каждый вдох. Порезанное ножом плечо нестерпимо жгло, а рана вновь начала кровить. Капрал понял, что брони на нём уже нет, ровно как и неудобных армейских сапог. На теле осталась лишь грязная армейская футболка, пропитанная потом и испачканная землёй. Осмотрев свои стёртые до предела ноги, Эзекиль поморщился переполненный жалостью к самому себе. Его стопы были покрыты жуткими мозолями и местами полностью лишены кожи. К горлу подступала тошнота. Проверяя языком все ли зубы на мести, капрал с огорчением обнаружил, что не все. Несколько зубов не хватает, а один совершенно точно был сломан.
Сукины дети! Будьте вы прокляты, сраные дикари! что было сил заорал Монг, облокотившись о шершавую стену темницы и скрючился от невыносимой боли в сломанных рёбрах.
Отдышавшись, Эзекиль торопливо огляделся. Пол камеры был засыпан рыхлой землёй. Из убранства имелась лишь жуткого вида кровать, с не менее жутким матрасом. В углу стояло ржавое вонючее ведро. Света практически не было. Через решётку, отделяющую камеру от коридора, виднелись чахлые факелы, потрескивающие на кирпичной стене.
Пахло плесенью, сыростью, землёй и испражнениями. Из коридора доносился противный крысиный писк. Видимо голодные грызуны терпеливо ждали, когда раненый капрал лишится последних сил. Ждали, чтобы полакомиться свежим мясом.
«Да, наверняка их там целая стая и они сожрут меня заживо, если я ослабну и не смогу сопротивляться», зародились тревожные мысли в голове усталого солдата.
Что-то пробежало по ноге, от чего Монг вздрогнул. Это оказался невероятно жирный и противный таракан, решивший познакомиться со своим новым соседом.
Какая мерзость! стряхнув насекомое, воскликнул капрал.
Ситуация, в которой он оказался ему совершенно не нравилась. В мозг даже закрадывались мысли о том, что возможно, было бы лучше погибнуть при наступлении. Его участь незавидна, а судьба туманна.
Но больше всего его терзали мысли о том, что они не смогли предупредить своих сослуживцев о ловушке. Об этой ужасной бесчеловечной западне, что уготовили им коварные дикари. Без сомнения авангард падёт или понесёт потери, оправиться от которых уже не сможет. Остается лишь надеяться на скорейшее подкрепление в лице генерала Абрахта и его непобедимой армии.
Ваше благородие, Вы пришли в себя? послышался уже знакомый голос из-за стены. Это был Томми.
Да, я здесь. Но лучше бы я сдох, сплёвывая скопившуюся во рту кровь, ответил Эзекиль.
Я рад, что Вы живы, капрал. Признаться, я уже начал беспокоиться. Тот дикарь знатно огрел Вас прикладом, неразборчиво говорил Томми.
Что нам делать-то? Как нам выбраться? нетерпеливо воскликнул Монг, с размаху ударив кулаком в стену.
Было больно и глупо. Из разбитых костяшек проступила кровь.
Не думаю, что нам удастся выбраться отсюда. Прутья решётки весьма прочные, заключил Томми.
Замечательно, выдохнул Монг, закрыв невыносимо зудящие глаза.
Ваше благородие, не сочтите за наглость, а как так получилось, что хаупт-командор стал Вашим отчимом? выждав недолгую паузу, спросил Томми.
Обычное дело, не открывая глаз начал капрал. Мой отец был достойным человеком, как и моя мать. Они любили друг друга. Когда я родился, отец проводил со мной всё своё свободное время. Он учил меня играть на фортепьяно, читал книги и рассказывал всякие истории. Но так случилось, что он умер. Умер, от каких-то проблем с сердцем. Я точно не знаю, поскольку был слишком мал на ту пору. Мать была убита горем. Несколько лет мы жили вдвоём, а потом появился Сигилиус. Статный офицер красиво ухаживал и всячески добивался внимания матери. После они всё-таки поженились. В целом, поначалу, всё было не плохо. Сигилиус мне даже нравился. Но он никогда не питал ко мне особой симпатии. Скажем так, он терпел меня в угоду моей матери. Но их брак был недолгим. Через два года моя мать погибла в автокатастрофе на окраине Церта-Сити. Пьяный ублюдок сбил её на полной скорости. Она умерла на месте. Сигилиус был подавлен. Женщины, которую он так любил, не стало, но остался я. Меня же он воспринимал как обузу, мёртвым грузом привязавшуюся к нему и тянущую на дно. Недолго думая, он отправил меня в кадетскую школу, утверждая, что там из меня сделают настоящего человека. Представляешь?!«Настоящего человека» из меня там должны были сделать! А кем же я был на ту пору? Разве не человеком? Голос Эзекиля дрожал и вскоре окончательно сорвался на рыдания. По щекам катились слёзы, опухшие веки часто моргали.
Да, Ваше благородие, история не из простых. Даже не знаю, что и сказать, послышался растерянный голос Томми.
Не надо ничего говорить, Томми. И так всё понятно. Вот я стал «настоящим человеком» и Сигилиус отправил меня на верную смерть, на убой. Отправил и даже глазом не моргнул. Ненавижу этого тупого солдафона, он мне всю жизнь испоганил! Я никогда не желал себе такой участи. Я никогда не хотел служить в этом долбанном О. С. С.Ч.! всхлипывая и фыркая, продолжал капрал.