— Безусловно! — согласился Красноюрченко. — Не научились в мирные дни, доучимся в бою.
Широкое, мужественное лицо Ивана Ивановича было озарено горделивой, довольной улыбкой. Он отодвинул посуду и, прочищая горло, сказал:
— Заправились хорошо, теперь споем, братцы! И начал первым:
… Гремела атака и пули звенели,
И ровно строчил пулемет…
Все подхватили. Песня звучала в полную силу, легко.
…Тогда нам обоим сквозь дым улыбались Ее голубые глаза.
Арсенин скосился на Солянкина.
— Здесь они только одному улыбаются.
Не прерывая песни, мы тоже посмотрели на Георгия — без зависти, без осуждения, а с тем скрытым, но всегда искренним добросердечием, которое так дорого в нашем войсковом товариществе.
Это напомнило недавний случай, заставивший меня отказаться от беседы с Галей.
Как-то вечером, когда летчики усаживались в машину, чтобы отправиться на ночлег, Солянкин подошел ко мне и без обиняков попросил, чтобы я позволил ему остаться на часок в столовой.
— Вот, видишь, без разрешения начальства на войне и встретиться с любимой девушкой нельзя, — пошутил я, с удовольствием отмечая, что в боевой обстановке люди не так смущаются своих самых нежных, тонких, сокровенных чувств. — А на чем потом доберетесь до юрты?
— Пешком.
— Нет! Так не выйдет…
— Товарищ комиссар!.. — взмолился Солянкин.
— Послушай, — мягко прервал я. — Пешком одному ночью по степи ходить опасно, можно на японских диверсантов нарваться.
— Да у меня же пушка! — похлопал он по кобуре пистолета.
Я предупредил его, что постараюсь прислать машину.
Да, война быстро сближает людей, но еще быстрее она может их навсегда разъединить…
— Хотите, прочту свое творение? — вдруг храбро вызвался Красноюрченко. Он разошелся больше других.
— Давай! — ответили ему хором.
Иван Иванович откинул обеими руками назад свои светлые, густые волосы, откашлялся.
Люблю я Волгу, как родную мать,
Простор ее широких берегов
И в тихий день, и в бурю…
Как душу они могут волновать!
Бывало, выйдешь ранним утром
Из шалаша на кручу, на простор.
Вздохнешь всей грудью да расправишь плечи —
И закипят в тебе и сила, и задор.
За день наловишь самой вкусной рыбы,
Устанешь и присядешь у костра.
В таком духе было выдержано все стихотворение, приближавшееся по размерам к маленькой поэме. Мы были внимательными слушателями и благосклонными критиками.
— Молодец, Иван Иванович, здорово! — поощряли мы своего стихотворца.
— Пожалуй, на этом пора и кончать, — сказал командир эскадрильи; от баранины остались одни воспоминания.
Через несколько минут все спали мертвецким сном.
6
Третьего июля попытки советско-монгольских войск очистить от японцев западный берег Халхин-Гола успеха не имели. На следующий день противник при поддержке больших групп бомбардировщиков пытался сам перейти в контратаку, но огнем нашей артиллерии и ударами с воздуха эта попытка была отбита. С рассвета самолеты обеих сторон непрерывно висели над полем боя. В ожесточенных воздушных боях одновременно участвовало до 300 бомбардировщиков и истребителей.
К вечеру, когда советско-монгольские войска готовились к общей атаке по всему фронту, бомбардировочной авиации была поставлена задача: нанести мощный удар по противнику, окопавшемуся на горе Баин-Цаган. На нашу эскадрилью возлагалось непосредственным сопровождением прикрыть действия бомбардировщиков.
Ожидая вылета, я не замечал ни предвечернего мягкого солнца, ни бескрайних просторов степи, ни ветерка, лениво игравшего травой. Меня вдруг захватили воспоминания о доме.
Вначале я просто пересчитал дни, прошедшие со дня моего отъезда. Срок, оказалось, не очень велик: идет всего второй месяц, как я расстался с женой.