Ни в жизни бы не задала такой бестактный вопрос! Но он уже давно вертелся у меня на развязанном вином языке, да и когда еще увидишь живого вампира? Хотелось узнать о нем все, и как можно подробнее!
- Ох, нет, конечно, - ответил Генри. От вина его щеки зарозовели, глаза заблестели, и в целом, кажется, вкус напитка ему пришелся по душе. Он рассматривал красную жидкость на свет, принюхивался к ней, а его улыбающиеся губы от вина были кроваво-красными и блестящими, как лакированные. Очень легко было представить, как он ими припадает к шее жертвы и дарит последний, самый сладкий и самый больной, поцелуй
Невероятно красивый, романтичный, эротичный и невероятно страшный образ нарисовался в моей голове, и я потрясла головой, прогоняя его. Так, совершенно недопустимо думать о постороннем мужчине в таком ключе!
- Я родился вполне обычным человеком, - ответил Генри. Видно было, что он тоже опьянел, и мои вопросы еще не смущали. - Но, видите ли, какая штука Мой род был очень древним, очень. Видно, что-то пошло не так
- Близкородственные браки, - подсказал угодливый Инквизитор, снова разливая вино по бокалам. Генри кивнул:
- И это тоже. Словом, не было ни одной смертельной болезни, которой не болели бы мои предки, а затем и сестры с братьями. Они умирали в сравнительно молодом возрасте, женщины - лишившись всех сил в родах. А род надо было бы продолжить. И потому решено было обратиться к вампирам. Только так можно было продлить мою жизнь и остановить для меня время в том возрасте, когда мне едва минуло двадцать лет. Вечно молодой; вечно живущий.
- Кем решено? - тут же влез священник. - Полагаю, все ваши родные к тому времени были мертвы?
- Мной, - ослепительно улыбаясь, ответил Генри, глядя ему прямо в глаза. В его ласковом взгляде, обращенном к Инквизитору, воедино слились хищная ярость, присущая кровавым убийцам, древняя мудрость и стальная воля. - Мной было решено. Порой, чтобы остаться в выигрыше, надо принимать нестандартные решения.
- Сколько вам лет, Генри? - поинтересовался Инквизитор со смешком.
- Триста примерно, - с тем же смешком ответил Генри, свежий, хрупкий и юный, как мальчик. - И я не самый древний вампир, что на сегодняшний день существует в королевстве.
- О! - воскликнула я. - О! Есть и еще?!
- И куда больше, чем вы думаете, - ответил Генри просто. - Ведь те, что сделали мне прививку, - он усмехнулся, - не подверглись никакому преследованию.
- При Гемато-Короле, Повелителе Крови, они, наверное, живут привольнее, - развязно заметил Инквизитор, с удовольствием допивая вино.
Чем больше он пил, тем больше благочестивый образ него слезал, словно фальшивая позолота с дешевых обоев. Все больше в его чертах проступало чего-то другого, непокорного, опасного, дерзкого. На его белоснежные щеки лег алый яркий румянец, губы так же разгорелись, как и у вампира, в алых глазах появилось что-то такое, отчего я стыдилась смотреть в них. Взгляды и улыбки его становились все откровеннее, и я с удивлением вдруг поняла, что священник-то совсем молодой мужчина, притом отменный самец, покачественнее и посильнее многих
Ох, и престранный же священник! Распутник и развратник - вот что я думала о нем сейчас, глядя, с каким живым интересом он меня разглядывает, вовсе не скрывая своих нескромных взглядов.
Да простят меня его святые крылья. Это все вино, а не я.
- Вовсе нет, - возразил Генри. - Гемато-Короли правят давно, разве вы заметили при них разгул вампиров? Этого не будет, и допустить этого нельзя, и Гемато-Король это понимает. Не то вампиры выкосят все население.
- Вы нелестно отзываетесь о своих сородичах, - ядовито заметил Инквизитор, одним глотком приканчивая вино в бокале. - А ведь они подарили вам долголетие да и саму возможность существования.
- Жизнь, - угодливо подсказал Инквизитору Генри. О, эти двое стоят друг друга! - Они подарили мне жизнь, я жив, мое сердце бьется, и я не мертвец, как это принято считать в расхожих глупых сказках. Но я, в отличие от моих сородичей, - в тон ему ответил Генри, - не в полной мере вампир. Я очищаю свою кровь от их безумия. Я добровольно отказываюсь от охоты на людей и от приятных бонусов, которые дает человеческая кровь.
- А есть и бонусы? - встряла я, и тут же пожалела, потому что хмельные глаза Генри глянули на меня, и я снова ощутила тягу. Влечение к нему, зов, который шептал и звал: приди ко мне! Иди иди ко мне!
- Конечно, есть, - очень ласково, очень нежно, и очень страшно произнес Генри, так, что меня начало клонить в сладкий сон, и при этом сделалось невероятно жутко. - А как же вы думали, милая Энди! Древнейшая в мире магия, опасная, отточенная веками - и без приятных бонусов носителю?
Весь мир перестал для меня существовать, остались одни лишь его глаза, и я словно впала в транс, глядя в них. Мне показалось, что синие зрачки менялись, как рисунок из стекол в калейдоскопе, становились то темнее, то светлее, и я слышала лишь его голос:
- Вы себе не представляете, какую силу может обрести вампир, искупавшись в крови девственниц! А женщина-вампир становится так прекрасна, что затмевает собой всех красавиц. Но главное - сила.
***
Я вдруг почувствовала, как меня рывком кинуло к Генри, словно он потянул невидимую веревку. Миг - и я оказалась с ним лицом к лицу, мои губы - рядом с его лаковыми, сладкими от вина губами.
От Генри пахло мятой и еще какой-то свежей травой. Он смеялся, заглядывая мне в глаза, словно пытаясь на дне их рассмотреть мою душу, заметавшуюся в ужасе, словно попавшая в западню птичка. Я покорялась его взгляду, сила его зова была так велика, что я поднялась в воздух, и, кажется, от пола даже оторвались кончики моих ботинок.
Он силой своего зова заставил меня левитировать! Направлял своей магией - мою! Не взмахивая палочкой, не касаясь меня вовсе!
- А ведь я не пил живой, девственной крови очень, очень давно, - шепнул он. Его губы были так близко, что я едва не поцеловала их, покоряясь его воле, его нескромной шалости. - А представьте силу тех, кому удастся окунуться в такую ванну?
- Ох!
Я пришла в себя так же неожиданно, как и подчинилась зову вампира, и обрушилась вниз, потому что ноги мои меня не слушались. Так бы и упала, если б Инквизитор не поймал меня, крепко сжав ладонями мою талию.
- Попалась, - вкрадчиво произнес он, удерживая меня от падения.
Поймал - и рассмеялся, увидев мое смущение.
Улыбка у него была влекущая. Он смотрел на меня из-под полуприкрытых век, на щеках его играли обаятельные ямочки, а руки его чуть поглаживали мое тело.
Ничего предосудительного он не сделал, и не позволил себе вольностей, как Генри, но в его крепких руках я остро почувствовала себя женщиной. Не набором качеств, приличествующих девушке, а живой женщиной. Почувствовала свое тело, по которому волной разнесся жар, чувствовала тепло ладоней Инквизитора, услышала свое дыхание, биение собственного сердца. Мне было стыдно до ужаса и одновременно приятны его внимание и его прикосновения.
И влек он меня к себе не как вампир - не силой магического зова, а силой своих рук, прижимая к себе, к своему неожиданно крепкому, сильному, тренированному телу, будто отлитому из металла. Чем таким занимается Инквизитор, чтоб быть в такой прекрасной физической форме?!
- Сию минуту пустите, - выпалила я отчего-то шепотом, словно боялась, что кто-то нас увидит в этой ситуации, и и и мне станет еще стыднее. - Не то я выстрелю! Мне хватит духа!
- Ни секунды в этом не сомневался! Два раза в сердце? - рассмеялся Инквизитор, но руки все же разжал. - Не бойтесь, мисс, я не беру приличных девушек силой.
Брать девушек силой! Это же надо такое придумать! Стыд, словно кипяток, опалил мои нервы, когда я представила ох, совершенно нечаянно представила, как Инквизитор роняет меня на стол и придавливает сверху тяжестью своего сильного и гибкого тела, а его красные губы прижимаются к моим
Ох уж эти мужчины!
Интересно, почему дома я не испытывала ничего подобного? Нет, к сэру Пери понятно, его слюнявые поцелуи кого угодно отвратят, но остальные-то молодые люди?! Никто не казался мне таким вот опасным и развратным, как эти двое
И таки же желанным
Да во всем нашем городишке во всех мужчинах не наберется эротизма и с ноготь мизинца святого Инквизитора!
- А неприличных? - фыркнула я, отстранившись и нащупывая пистолет. Он очень удобно вписался за ремешком, стягивающим мою талию. Словно тут всегда и был.