Поэтому какие-то организации, кружки, союзы просто обязаны быть. Пусть неформальные. Обычно у них нет даже названий. Взять, к примеру, унионистов.
Давайте лучше не будем их брать.
Почему?
А они у нас до сих пор под запретом.
Жалко, здесь Гриши Пачина нет, вдруг сказала Арина, Он бы нам всё объяснил. Ты не знаешь, чем он сейчас занимается? По-прежнему протестует, или женился?
Больше не протестует, я старался говорить как можно непринуждённей, и не будет.
Остепенился?
Нет. Умер. Простите, мне надо отойти.
Я пошёл в сторону туалета. Убедился, что за мной не наблюдают и быстро выпрыгнул на улицу. За угол и в лакировано-чёрную телефонную будку. Возможно, её тоже прослушивали, но вероятность меньше. В уличных прослушках дежурные краболовы вечно не на своих местах.
Я снял трубку и только потом задумался, кого набирать.
Конечно, стоило бы связаться с краболовкой. Разумеется, она не оставила своего номера. Но это и не требовалось. У меня в кармане была стандартная книжечка работника особой зоны, где служебные телефоны пропечатаны прямо со внутренней стороны чёрной обложки. Достаточно набрать короткий номер и попросить дежурную соединить меня с лейтенантом Накано для конфиденциального разговора.
Я набрался мужества и и решил, что раз лейтенант Накано послала меня в «Банкири» значит, ей и виднее. Если спроситрасскажу всё.
Поэтому я не стал даже доставать книжечку. И накрутил совсем другой номер, который помнил наизусть.
Трубка прогудела, а потом сказала голосом Антон.
Моси-моси! База торпедных катеров слушает!
Антон, у меня новости.
Плыви дальше.
Объявляется приём в мозговые рыбаки.
Ого! Каков рыболов?
Синий с красным. Островитянин.
И что ты решил? Попрощаешься с аппаратом?
Нет, в далёкий сад мне пока рано. Он удочку забросил, но не знаю, на меня или нет. Я думаю, тебе надо с ним порыбачить.
Человек ищет где глубже, а рыба ест Гору. Решай сам. Но не откажусь.
Заметано. Поплыли!
Этот код родился стихийно, в выпускном классе средней школы. Сейчас уже трудно представить, насколько не только легендарен, но и популярен был тогда «Аквариум». Про него писали на стенах даже в Камифурано. И писали достаточно часто, чтобы настенный рейтинг вмело конкурировал с «ГрОб» и «Punks not dead». Нам в тринадцать лет было ужасно интересно, что скрывается за этой надписью.
Как раз переиздали раннего Гребенщикова, времён «Искушения святого Аквариума». Мы слушали его целыми днями, угадывая в шипении и акустических переборах те семена, которые потом расцветут безумно прекрасным садом.
Это прошло. Сейчас я могу слушать только «Треугольник», а за последними альбомами не следил. Недавно переслушал «День Серебра» и удивилсяэто же прошлый век.
Наш шифр пророс оттуда, из неведомой древности семидесятых годов. Он соединял идеи «Жёлтой подводной лодки» и «Графа Диффузора» и казался очень сильным оружием против Синих Жадин. Слова не имели определённого значения, а общий смысл угадывался намёками.
И вот прошло почти десять лет, «Жёлтую подводную лодку» увидели все, кому это было надо, и наш шифр по-прежнему жив. Ура?
Я так увлёкся воспоминаниями, что спохватился только в последний момент.. Я же самое главное спросить забыл.
Снова накрутил Москаля-Ямамото.
Напомни, пожалуйста, номер корейца.
Которого корейца?
Ненастоящего, разумеется.
Он пошуршал бумажками и продиктовал. Цифры были мне совершенн незнакомы. Может, номер поменял. А может, я ему ни разу в жизни до этго не звонил.
Но, что удивительно, голос он узнал сразу.
О, товарищ Шубин! Приветствую! Вы очень вовремяу нас сегодня собрание! Будем обсуждать
Расскажешь, как приду. Вы всё там же?
Да, разумеется. Но ячейка растёт
Я повесил трубку и вернулся к столу. Они что-то обсуждали по-английски, но при моём появлении тут же умолкли.
Так что там с Гришей, спросила Арина.
Умер он. Это я уже сказал, я снял куртку с вешалки и подумал, что сейчас всё равно слишком жарко, чтобы её надевать.
Он тоже на Башне работал?
Я не знаю, где он работал. Знаю, что умер. И мне этого достаточно. Пойдёмте, господа.
Куда? осведомился Эшенди.
Смотреть на гражданское общество.
Нам надеть маски?
Не нужно. За пять минут дойдём. Тут недалеко.
Мы пошли тёмными улицами. Нужный дом нашёлся удивительно быстро.
Дверь подъезда обзавелась кодовым звонком. Я набрал пятнадцатую квартиру и меня впустило без малейших вопросов.
Краем глаза заметил, как Эшенди что-то проверил в кармане. Это он правильно.
Наконец, вот знакомая дверь. Она совершенно не изменилась, только покрашена.
Я позвонил. Дверь распахнулась. На пороге стоял подсохший, но совсем не изменившийся Павликкоротко стриженный, взбудораженный, в заново пошитом по росту френче как у Ким Ир Сена.
За его спиной, в четырёхкомнатной квартиредым коромыслом. Какие-то тощие личности сидели на диванах над полной пепельницей и пустой коробкой из-под торта и спорили с обилием корейских терминов. Среди них было даже два местных японских студента.
Товарищ Шубин! крикнул Павлик. Вы как раз вовремя! Заходите, заходите. Вы должны помочь нам в разгроме этой оппозиции. Смотрите сами, они ставят сонбун вперёд чучхе! Ну разве так можно, а? Товарищ Шубин, не прячьте глаза! Вы ведь один здесь меня понимаете и полностью со мной согласны!
К похвалам от людей вроде Павлика я отношусь с подозрением. Правильно, если они тебя ругают. Когда Павлик начинает хвалить, проверьты делаешь что-то не то
Простите, что это? спросил Эшенди, оглядываясь вокруг, Кто все эти люди.
Ростки гражданского общества, которые вы ищите. Вот на этом диванеОбщество Солидарности с Северной Кореей. А на соседнемЧучхейское Общество Солидарности с Северной Кореей. У них полным ходом партийная дискуссия. Разоблачают ревизионизмы друг друга.
А Эшенди обернулся ещё раз, А где же корейцы?
В Северной Корее, разумеется. Разве можно оставить страну процветующего чучхе ради холодного острова бывших оккупантов, где нет кимчхи и правит ревизионист? Ни один разумный кореец не пойдёт на такое. Одним словом, оставляю вас на активистов. У них, кстати, есть отличные фотографии из Пхеньяна.
И в тот же момент выскочил за дверь и скатился по лестнице. Во дворе бросился бегом в боковую арку, по маршруту, который Эшенди знать не мог. Сделал два поворота, заскочил в трамвай и внимательно присмотрелся.
Хвоста вроде не было.
Так я во второй раз стал предателем.
6. Павлик Морозов жив
2 августа 1992 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Центр острова, зона А возле Объекта 104
А каким было моё первое предательство?
О, сейчас расскажу.
Первое настоящее предательствооно как первый экзамен, первый поцелуй, первый нетрудовой заработок.
Итак, когда завыла сирена, мы все трое были в лаборатории.
Вернёмся? спросил я.
Можем попытаться, отозвался Ямамото, но скорее всего, это учебная.
В случае учебной мы всё равно должны покинуть зону А.
Я знаю, произнёс он. И не тронулся с места.
Я подошёл к окну и попытался определить, что происходит на строительстве. Но сколько не вглядывался в солнечную даль, никаких перемен не заметил. За Снегозащитной рощей всё шло своим чередом и работало, как положено.
Но это ничего не значило. Я попытался припомнить. Как обычно и бывает, всё, чтотсказано на этот случай в инструкции, напрочь вылетело из головы. А ведь я инструкцию не только учил, но и сдавал.
Слушая, ты не помнишь, я обернулся к Антону, в зоне Б положено прекращать, если учебная тревога?
Даже если положено, они не прекратят, как всегда невозмутимо отозвался Москаль-Ямамото, Им начальство потом за простой всем конечности поотрываеь.
Разве у них не одно начальство с теми, кто тревогу даёт?
Ну ты тёмный! Строителиподрядчики Академии, заказчикармия, а тревогу дают краболовы. Они даже не предупреждают, чтобы внезапней было.
Глупость какая. Получается, если на Штыре и правда случится авария, на сирену все просто забьют.
Если на Штыре и правда случится авария, но дадут Красную. Её ни с чем не перепутаешь. И знаешь, что?