Звонить в колокол, чтоб звать волшебника, Первый-Сноп не хотел. Он пока что не знал, как ему поступить. Сход собрать дело ладное, только вряд ли кто разумеет в этом деле больше Шептуха! С её-то приёмышем тоже неладно.
Густо пахнущая травами и смолой отшибная изба шептухи встретила незваного гостя прохладой. Первый-Сноп всегда удивлялсяв жару здесь свежо, в холоджарко. Не зря же у хозяйки тоже был дарпусть и урезанный. Старосту ждали. Шептуха метнула на стол нехитрых заедок, пододвинула гостю чашу слабого мёда и села напротив, совсем по-бабьи подперев подбородок изуродованной рукой. Приёмыш по-сыновьи доверчиво прижался к нейПервый-Сноп узнал бойкого чернобрового малыша.
Бывает, что после наречения имени дар тотчас усыхает, а к первой крови или первым волоскам над губой исчезает вовсе. Поэтому и не трогают деток до срокаждут, авось пронесёт. Говорят, ещё есть волшебники, что умеют дар себе забиратьнаматывают, как нитку на веретено, пока не вытянут весь, но это опаснослучается, и с ума сходят дети и умирают, поняв, что староста выжидает, шептуха начала разговор первой.
А бывает, что один подросший волшебничек всю деревню, а то и город разносит в прах. А у нас их вспылил Первый-Сноп.
Каждый безымянный младше семи лет, шептуха подтвердила худшие опасения старосты. Хотя нет, врунемая дочка Второй-Овцы и припадочный сын Того-Кто-Спитничего не могут. И Карий-Глаз, дочь Пёстрого-Пса и Новой-Куделиона подцепила болотную лихоманку, дар ушёл, когда её жаром сморило, отец с матерью дали дочке молочное имя, чтобы смерть обмануть, и спасли.
Если дать им имена раньше срока, это поможет? спросил староста.
Сомневаюсь, покачала головой шептуха. Скорее послать в болота за ягодой и надеяться, что принесут лихоманку так от неё половина недужных мрёт.
А у тебя у самой есть имя? неожиданно поинтересовался Первый-Сноп.
Есть. Только я его никому не скажу.
А сказатьчто такое именаможешь? Первый-Сноп поднялся из-за стола. Я заплачу, ты не думай
Шептуха тоже всталанелепая, грузная в своём бесформенном балахоне цвета вялой травы.
Я знаю малокрохи, подобранные в траве. Имя это всё. Имя «хлеб» ход сохи, шелест колоса, удар серпа, скрежет мельничных жерновов, руки стряпухи, вода ручья, горная соль, берёзовые поленья, белый рушник, на который выкладывают каравай. Имя «огонь» малая искра, пламя лучины, лесной пожар, костёр охотников, жар печи Понимаешь?
Нет, искренне ответил Первый-Сноп.
Имясуть. Всё, что значит предмет, всё, что рядом, всё могущество и вся слабость. Вникнув в имя огня, можно повелевать любым пламенем, вникнув в имя зверя, призывать и покорять его. Зная имя волшебника, можно дотянуться до его силы, остановить сердце, связать разум, принудить служить, добровольно и верно. Чтобы волхвовать, волшебник вынужден открываться, чувствовать каждый луч, каждую травинкупоэтому им особенно легко завладеть. У них нет выбораили все, кто знает их имена, будут мертвы, или сам красноглазый до конца дней рискует жить, как пёс на цепи. Поэтому все, кто выходит из башен, приносят клятвуубить Голос шептухи прервался от подступивших слёз.
Первый-Сноп задумчиво хмыкнул:
Погоди-ка покажи мне, как зовут зверя?
Шептуха всхлипнула и успокоилась.
Я почти ничего не умею. И почти ничего не могу.
А что можешь?
Я попробую. Пойдём.
Они вдвоём вышли на порог отшибной избы. Знаком велев старосте остаться на месте, шептуха шагнула на середину двора, закрыла глаза, закружилась на месте, потом застыла, подняв вверх изуродованную правую руку.
Яан! Яан! высоким, воркующим голосом позвала она. Приди, Яан!
Пёстрый, взъерошенный воробей спорхнул с крыши, сел на палец шептухе, потоптался недолго, тюкнул клювом по ногтю и улетел. Шептуха села на землю, красное лицо её было покрыто каплями пота.
Видишь? Это тяжко, если б зверь был крупней или дальше, я могла надорваться, лишиться чувств или жизни. По счастью я не знаю других имён.
А когда ты зовёшь воробья, ты знаешь, кто из них прилетит? Первый-Сноп задумчиво пропустил сквозь кулак бороду.
Откуда мне знать? Я зову воробья, прилетает воробей. Если б мне нужен был не просто воробей, а тот, который живёт у меня в застрехе, я бы дала ему имя, шептуха отёрла лоб и с трудом поднялась, её шатало.
А власть у тебя над ним есть? Первый-Сноп помог женщине вернуться в избу и усадил на лавку, какая-то мысль занимала его. Ты его позвала, он тебе служить будет?
Нет. Чтобы покорить зверя или птицу, нужно знать его собственное имя, имя его породы и собрать в волховство все нужные имена власти. А именем «яан» я просто зовукак ты зовёшь красноглазых, говоря в колокол.
Сняв с руки тяжёлый медный браслет, Первый-Сноп с поклоном положил дар к ногам шептухи.
Благодарствую за совет. Приходи ввечеру на сходдумать будем.
Шептуха устало улыбнулась и кивнула старосте «будем». Скрипнула дверь.
По счастью вечер выдался ясным и тёплым, и получилось разместить гостей во дворена совет к старосте собралось пол-деревни. Пришли все, у кого были малые дети, все старшие в роду, кузнец, повитуха, шептуха и пастуший батька. Не пустили неженатых, приймаков, батраков и голытьбу перекатнуюсвои дела, мол, сами решим. Когда гости кое-как расселись и сторожевой пёс умолк, поняв, что чужие во дворенеизбежное зло, Первый-Сноп самолично обнёс гостей мёдом. Он хотел начать речь, как водится, издалека, но не успел. Бычья-Шкура, богатый хозяин и давний враг старосты, вскочил на услужливо подставленную колоду.
Доколе? Доколе, братие, будем терпеть напасти?! Вдоль домов не пройтигрязь непролазная, где дерева, что мы для мостков рубили? Лесоноры обнаглели вконецпо браслету за корчагу мёда требуют, а на ярмарке за неё и двух не дадут. Господаревы люди пришли, десять овец забрали, трёх стригунков, шерсти кульчто, у старосты?! Нет, у нас, братие, у простых. И Матёрый-батюшка на площади не столбом стоитпокосился, к беде!
Так его ж надысь парни толкнули, когда на кулачках сошлись. Твой старшой, Крепкий-Мёд как зайчище оттуда бежал, и племяшу твоему Медной-Лапе морду расквасили, сочувственно заметил Лисий-Хвост.
Неважно, отмахнулся Бычья-Шкура, беда-то всё равно уже есть. По всем прошлась, братие, никого стороной не миновала. Сами знаете уже, детки у нас у всех родились порченые, хоть пори их, хоть голодом мори. Придёт сроки уйдут они все до единого к клятым волшебникам, оставят деревню без работников, поля без пахарей, стадо без пастухов, нас без помощи на старости лет А потом вернутся, красноглазые да свирепыек нам, братие, в наши хатыи перережут глотки родителям да дядьям. Все умрём, братие, все умрём ни за коровий хвост
Толпа загомонила, бабы всхлипывали, кое-кто уже наладился выть в голос. Бычья-Шкура отхлебнул мёду, набрал воздуху в лёгкие и продолжил:
Всех до единого детушек наших кровных либо калечить, либо красноглазым отдать, пока безымянные, в ножки пастьможет, смилуются, избавят нас от напасти. А виноват во всёмон!!!
Бычья-Шкура ткнул толстым пальцем в сторону старосты.
Он, братие, волшебнёнка привадил, заразу в деревню привёл и убить паршивца не дал. Порешили бы пришлых, косточки в речку скинулии не было б никакой напасти, росли бы наши детушки отцам-матерям на радость! Верно ли говорю, братие?
Несколько голосов «Верно!», «Любо!» потонули в смутном гуле.
Так вот что я скажу, братие! Снять с Первого-Снопа шапку да прогнать его по улицам батогами. А потом судить всем сходом за беду, что он нам причинил. И шептуху, что пащенка прикрыла, судить, она кровью клялась ответить. И ещё
А не ты ли, радетель о благе простого люда, родню Чёрной-Вишни по миру пустил за долги? А не ты ли запаленную кобылу втридорога Ясну-Месяцу продал, а кобыла через три дня сдохла? А не у тебя ли в дому старуха-мать из окна стучит, у людей хлеба просит? Первый-Сноп неторопливо поднялся.
Матушка моя, пусть живёт до ста лет, в детство впаласколько её ни корми, всё съест и ещё захочет. Кобыла у Ясна-Месяца дурной травы наеласьнету моей вины. А что до Чёрной-Вишниужели ты бы долги простил? Может, и кормить бы чужих детей взялся, пока свои под лавками хлеба ищут? от возмущения Бычья-Шкура пошатнулся и плюхнулся вместе с колодой. Раздался обидный смех.