В парке было малолюдно. Терпко пахло скошенной травой, стрекотали кузнечики. Я рухнул на скамейку и блаженно закрыл глаза. Итак, как учил Келлер: глубокий, осознанный вдох на восемь счетов и такой же медленный выдох. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Сейчас на свете нет ничего важнее.
Когда приступ удушья отступил, я отыскал на одной из аллей стенд с интерактивной картой парка, но экран был разбит. Я наугад брел по дорожкам, усыпанным белой каменной крошкой, пока не заметил, что парковая аллея все больше напоминает лесную тропу. Ветви деревьев почти смыкались над головой. Чтобы отогнать тревожные мысли, я принялся насвистывать веселую мелодию. Где-то совсем рядом, за деревьями, послышались голоса и звонкий смех.
Я осторожно раздвинул кусты: на полянке, усеянной желтыми брызгами одуванчиков, сидела девчонка. На вид ей было лет одиннадцать-двенадцать. В ярких лучах солнца ее медные волосы горели огнем. Она плела венок и тихо напевала что-то, улыбаясь пухлой девочке, которая скакала вокруг нее с игрушечным медведем. Не один я сегодня, значит, решился нарушить запрет на самостоятельные прогулки. В иной ситуации я бы, наверное, никогда не решился первым заговорить с незнакомым человеком, да еще и с девчонкой, но выбора не оставалось.
Эй! как можно приветливее улыбнулся я и помахал рукой. Не подскажете, как пройти к Восточным воротам?
Девчонка вскочила и крепко прижала к себе мелкую, которая громко заголосила от испуга.
Простите, я, похоже, заблудился, пояснил я, подходя ближе.
Девчонка, даже не взглянув в мою сторону, отыскала в траве цветастую панамку, солнечные очки и нацепила на малявку. Огромная оправа едва держалась на ее курносом носишке, и вид у нее сразу сделался невероятно смешной. Не обращая внимания на ее хныканье, старшая схватила ее за руку и припустила со всех ног. «И это меня считают социопатом», мысленно усмехнулся я, провожая взглядом эту странную парочку.
Малявка, которая едва поспевала за старшей, запнувшись, растянулась на траве. Плюшевый медведь, описав в воздухе большую дугу, угодил прямехонько в густые заросли шиповника. Мелкая тут же завыла сиреной. Старшая, то и дело опасливо оглядываясь по сторонам, пыталась ее унять. Я вздохнул и полез в колючие кусты. Было б из-за чего горевать! Замурзанный бурый медведь с оторванным ухом. Я легонько похлопал его по спинке, стряхивая налипший сор, и чуть не выронил, когда услышал осипший всхлип «Ма-а!».
Я протянул мишку зареванной девчонке. Она, бросив быстрый взгляд на рыжеволосую, схватила игрушку и прижала к груди.
Ты холосий, гундосо сказала она, доверительно заглядывая в мое лицо. Я невольно отшатнулся. Чуть раскосые, круглые, как пуговицы, глаза, полуоткрытый рот словно она не могла оправиться от изумления.
Она же прошептал я.
Кто? Ну, скажи, не стесняйся! Кто?! глаза старшей сверкали, как у разъяренной кошки. Она еще крепче прижала малявку к себе. Категория «F». Мы оба прекрасно знали, что это значит. Тотальная денатурация. Ну, что же ты стоишь?! Беги скорее, докладывай!
В глазах девчонки блеснули злые слезы. Проклиная все на свете, я развернулся и быстро зашагал в сторону аллеи. Младшая догнала меня, схватила за руку и, привстав на носочки, слюняво чмокнула в щеку. Я с трудом сдержался, чтобы не утереться. Достал из кармана платок и вытер грязные разводы от слез на ее щеках.
Ты мистелу Монти понлавился, она протянула мне облезлого медведя с грустной мордой. Я машинально щелкнул его по носу.
Прости за грубость, сказала старшая, глядя себе под ноги. И спасибо.
Да ладно, буркнул я. Зря вы одни гуляете. Хочешь, до дома провожу, чтобы точно никто не пристал?
Вот еще, сами справимся, отрезала гордячка. Однако малышка, несмотря на все уговоры, наотрез отказалась выпустить мою ладонь. Ее некрасивое личико снова скуксилось в плаксивую гримасу.
У-у-у, мелкая козявка! прикрикнула старшая, теряя терпение.
Мы выбрались к аллее. Девчонка, похоже, была рассержена не на шутку и шла, не оглядываясь. Я уныло плелся следом, волоча повисшую на рукаве малявку. Она беспрестанно что-то трещала, но я с трудом разбирал ее птичий язык. К тому же она то и дело останавливалась и замирала, рассматривая какой-нибудь цветок или насекомое приходилось дергать ее за руку, чтобы вывести из странного ступора.
Заметив, что мы безнадежно отстаем, рыжеволосая немного сбавила темп. Но мои попытки завязать разговор игнорировала напрочь. Пришлось пойти окольным путем.
Тебя как зовут, принцесса? спросил я малявку.
Ан-ни-ка, расцвела она.
А я Крис, нарочито громко и четко сказал я.
Лис, пролепетала она.
Нет, Крис.
Лис, повторила она, завороженно глядя на меня.
Ну и ладно, Лис так Лис, подумал я. Прикольно даже.
А твою подружку? продолжал допытываться я.
Нет.
Что нет?
Не под-лужка. Сист-ла.
Она твоя сестра?! опешил я. Дело было, конечно, не только в том, что они были совсем не похожи. Просто ни у одного из моих приятелей не было брата или сестры.
Да. Хайди.
А где твой дом, Анника, далеко еще?
Почти пришли! вклинилась Хайди. Анника, скажи Крису: «Пока-пока!». Ну же!
Так-так, эта рыжая гордячка все-таки запомнила мое имя. Но Анника и не думала отпускать мою руку. Наконец, мы вышли на тихую улочку и остановились у старого дома. Желтая краска на стенах выцвела и сползала уродливыми струпьями. Шторка на окне чуть заметно дрогнула, а через мгновение на крыльцо выбежала встревоженная женщина.
Анника, детка, пойдем скорее домой!
Лис, насупилась малявка.
Он зайдет к нам в гости завтра, правда? женщина умоляюще посмотрела на меня.
Да, обязательно, горячо заверил я.
Анника нехотя выпустила мою ладонь и дала матери увести себя в дом, поминутно оглядываясь.
Ты не знаешь, как мне выйти на Каштановую аллею?
Хайди смерила меня долгим взглядом.
Какой номер дома нужен?
Двадцать семь.
Ты идешь к Келлеру? изумилась она.
О, так ты его знаешь?
Хайди лишь кивнула в сторону дома на другом конце улице, быстро поднялась по стертым ступеням и хлопнула дверью. Ну, и характер!..
Старый островерхий дом плыл в яблоневом цвету, как шхуна в пене волн. Я толкнул скрипучую калитку. К дому вела дорожка, выложенная из обломков желтых кирпичей. Сад был в полнейшем запустении, из щелей в рассохшемся крыльце пробивалась сорная трава. Я негромко постучал.
Заходи, открыто! послышалось из глубин дома.
Дверь поддалась не сразу петли проржавели, словно ее не открывали уже много лет. Дом был залит солнечным светом, в воздухе чувствовался аромат цветущих деревьев окна были распахнуты настежь. Я столько раз видел эту комнату за спиной мастера во время занятий, что мог, казалось, описать ее с закрытыми глазами: большой стеллаж с книгами, самурайский меч в красно-черных ножнах, огромный веер с голенастым журавлем, картинно изогнувшим шею, позолоченная статуэтка какого-то пузатого, безмятежно улыбающегося божка
Ну, наконец-то! Без приключений добрался? Келлер приветливо улыбнулся мне, сидя в кресле. Несмотря на жаркую погоду, он кутался в потрепанный клетчатый плед. Ну, держи, как договаривались, он протянул мне модель кораблика.
Я осторожно взял его в руки. Кораблик был чуть больше ладони, с самыми настоящими мачтами и парусами, словно вылинявшими от свирепых морских бурь.
Это клипер. Мастерски сделано, да?
А вам не жалко отдать его, вот так, запросто, мальчишке, которого вы даже никогда в глаза не видели? не удержался я.
Как тебе сказать Видимо, в этом и есть его предназначение дарить надежду на выздоровление. Этот кораблик единственное, на чем останавливался мой взгляд в те два года, которые я провел в больничной палате, закованный в корсет от груди до щиколоток.
Вы были серьезно больны?
Подойди, я кое-что покажу тебе.
Он нажал кнопку на подлокотнике кресла, и на окнах опустились жалюзи. В темноте луч проектора высветил на белой стене яркий кадр: высокое лазурное небо, далеко, до самого горизонта простиравшаяся степь и серебряный самолет.