Стейнбек кивнул.
Удивительно точная формулировка бессознательного мнения общественности о научной работе мистера Пейтона, которого в свое время и хотело добиться профессиональное сообщество психиатров и психотерапевтов во главе с вашим покорным слугой. Нещадно корю себя за то, что участвовал во всем этом фарсе!
И что же такое «Морфей»?
Это панацея. Средство против эпидемии.
Вульф почувствовал легкий аромат мятного табака, но сперва не придал этому особого значения.
Гловер поднял взгляд от тарелки с едой и ухмыльнулся:
Всегда забавно наблюдать, профессор, как вы падаете кверху брюхом при виде хозяина, зная, что где-то оставили лужу.
Алекс услышал приближающиеся шаги за спиной. Он обернулся и увидел Джона Пейтонадиректора Конторы, одетого в стильный костюм-тройку и потягивающего на ходу электронную сигарету. Неторопливой поступью он шагал к их столику, заметно прихрамывая на правую ногу. Острый профиль лица особенно четко вырисовывался в солнечных водопадах, ниспадавших через жалюзи в пустой кафетерий.
Напрасно вы зубоскалите, Артур! сказал Пейтон, подойдя ближе и встав за спиной у Алекса. Все мы здесь трудимся во благо человечества. Каждый в меру своих сил и возможностей, ради общей цели. То, что мистер Стейнбек посыпает голову пеплом, пытаясь справиться со стрессом от своих давнишних просчетов, к делу не относится. Я пригласил его на работу прежде всего как прекрасного психиатра. Пейтон положил руку на плечо Вульфа, словно хотел представить его заново: Что же до Алекса, то не беспокойтесь на его счет. Ему не нужна вводная лекция о методиках нашей работы и всякого рода исторические экскурсы. Его роль в отряде психонавтов пассивна, и он уже обладает всеми необходимыми качествами для успешного выполнения своих должностных обязанностей. Алекс погрузится в хост вместе с нами и пройдет весь путь через коллективное осознанное сновидение в поисках семени для терапевтического модуля «Морфея», не давая забыть, что мы спим. Точка.
Молодой человек должен понимать, во что ввязывается, возразил Стейнбек.
Он ознакомился с трудовым договором еще будучи в родной стране и расписался на каждой странице электронной подписью. В том числе под пунктом о дозированном информировании.
Гловер фыркнул и подмигнул Вульфу:
Читал, что написано мелким шрифтом?
Пейтон не стал отвлекаться на это замечание:
Вы принимаете Алекса за того, кем он кажется на первый взгляд. Думаете, он овечка, отбившаяся от отары, но это волк в овечьей шкуре. Этот человекодин из немногих, кто выжил при первых испытаниях нашими доблестными военными нейровируса «Раав» на тыловых госпитальных базах Содружества в ходе арктической кампании.
Вульф проглотил подступивший к горлу ком и с трудом восстановил сбившееся дыхание, закрыл глаза и неспешно досчитал до десяти. Зарождающийся приступ панической атаки с неохотой отступил прочь. Он обвел взглядом группу психонавтов, внимательно рассматривавших его как редкое исчезающее животное из красной книги, в связи с новой неординарной информацией, выданной директором.
Что там произошло? спросил Гловер.
Из-за паралича дыхательной мускулатуры погиб почти весь персонал госпитальной базы вместе с солдатами, проходившими реабилитацию, озвучил Вульф официальную трактовку давно минувших событий.
Гловер задумчиво почесал лоб:
Если бы мне посчастливилось пережить подобное, я бы сунулся в эту страну с единственной цельюподтереться флагом Альянса в час пик на Таймс-сквер.
Вульф стиснул зубы:
Я был военным врачом. В вооруженных столкновениях не участвовал, но воочию лицезрел их последствия. За время службы я отчетливо понял только одно. Человеческое эго в масштабах подобных противостояний равняется разве что самомнению блохи.
Некоторые блохи больно кусаются, сказал Стейнбек, глядя на Пейтона.
Беккер же произнес, ни к кому конкретно не обращаясь, тоном учителя, невзначай пытающегося подтолкнуть своих подопечных к определенным измышлениям:
А еще они переносят чуму
Так или иначе, проговорил Пейтон, недовольно зыркнув на Беккера, мне пришлось воспользоваться многочисленными связями нашего высокопоставленного ангела-хранителя, сенатора Паттерсона, чтобы ускорить сдачу языкового экзамена и получение Алексом сертификатов соответствия медицинского образования для оформления рабочей визы и паспорта интернационалиста. Когда Орье предоставила мне список рекрутов, то, по моему скромному мнению, он был наилучшим кандидатом. Вернее сказать, единственным достойным внимания.
Я и не мог предположить, что вы столь азартны, мой добрый директор! восхитился Сет.
Мне кажется, вы спутали партии, мистер Беккер, резко оборвал его Пейтон.
Так точно, сэр! Приношу свои глубочайшие извинения. Мне ли подвергать сомнению ваши решения? он покаянно склонил голову.
Пейтон тем временем дал последние указания:
Джентльмены, отправляйтесь в лабораторию «Гипноса» и начинайте готовиться к сеансу КОС, ну а мне необходимо представить Алекса нашей сновидице. К вам она привыкала в течение многих недель перед первым погружением в ее сознание, но сейчас времени в обрез. Надеюсь, наш новый специалист проявит все свое обаяние, чтобы понравиться малютке.
Трапеза была окончена, и психонавты встали из-за стола, направившись исполнять распоряжение директора. Пейтон поманил Алекса за собой, но когда тот проходил мимо Беккера, Сет неожиданно склонился к самому уху Вульфа и прошептал:
Наши сныэто лабиринт. Так что же мы обнаружим в вашем: Тезея или Минотавра?
Глава 4. Сновидица
Камеры сновидцев походили на некий гибрид родом из кунсткамеры, порожденный стокгольмским синдромом от противоестественных сношений детской комнаты и взявшей ее в заложники лаборатории для подопытных мышей. Каждая обладала собственным настроением, обстановкой и внутренней энергетикой. Цветовое оформление различалось кардинально от ярких и навязчивых тонов, обожаемых незрелыми умами, до мягких и нежных естественных оттенков, навевавших тихое отупение и сонное согласие с любой идеей. Вещи, разбросанные по комнатам, мебель и игрушки были наполнены архетипическим символизмом. Стены камер представляли собой ударопрочные экраны, на которых транслировались визуальные материалы, дополнявшие дизайн. Для сторонних наблюдателей они были прозрачны, полностью открывая весь быт сновидцев.
Словно рыбки в аквариумах, сказал Вульф.
Он остановился у одной из камер и уставился на ребенка, игравшего на полу посередине комнаты. Тот сидел на пестром ковре и переставлял игрушечные фигурки. Сюжет его импровизированной инсталляции был до ужаса тривиален. Это было жертвоприношение. На вершине пирамиды, сложенной из цветастых банкнот, позаимствованных из бессмертной «Монополии», восседал важный человек в деловом костюме. В правой руке он держал часы, в левойптицу. Перед ним стоял согбенный паломник в тяжких раздумьях о собственном выборе. По правую сторону пирамиды сгрудились всевозможные блага цивилизации: машинки, яхты, самолеты, дома, пальмы, Барби и Кеныуслада для глаз ребенка любого возраста. По левуюпалитра красок, конструктор и семейный фотоальбом. У подножия пирамиды решения паломника ожидали бесчисленные судьи: жены и дети, друзья и родители, сам Господь Бог в приемлемой для любого вероисповедания ипостаси. Несмотря на концептуальную сложность, нетипичную для детских игр, поразило Алекса другое. Сперва ему показалось, что с ребенком что-то не так, но, присмотревшись как следует, он понял, что его смущало: мальчику было около десяти лет, и налицо имелись все признаки синдрома Дауна.
Это вообще законно? спросил Вульф.
Мы на государственной службе, ответил Пейтон. О чем может идти речь?
Когда я слышал подобные ответы на родине, то задумывался еще глубже.
Органы опеки и социальные службы передали этих детей на полное обеспечение, обучение и лечение в ГСПМ. Разработана целая государственная программа в поддержку нашей научно-исследовательской лаборатории, выдающая гранты кандидатам в сновидцы.
Почему дети? Почему с синдромом?
В чужое сознание не так-то легко проникнуть, Алекс. У него есть защитные барьеры и собственный иммунитет, а в некоторые сформированные умы лучше не соваться ни под каким предлогом. Они затянут вас в омут иллюзией спокойной водной глади, захватят, закрутят, утащат на дно и продемонстрируют картины истинно бессознательные, проросшие из толщи суровых и диких времен и корнями лежащие глубоко в генетической памяти, столь жуткие, что вы до конца дней своих будете ссаться по ночам, когда яркие безумные сны, взбудораженные психотравмой, всплывут из глубины вашего подсознания.