По мере того, как мы подходили я смотрел на то, как на нас реагируют окружающие. Если Велимира знали все до единого, то меня узнали лишь подростки, обучавшихся в интернатах на нашей базе УЗОРа. Они радостно помахали рукой в знак приветствия. Витязи, как я решил про мужчин зрелого возраста, смотрели на меня доброжелательно, но изучающее, как будто прикидывали, чего стоит от меня ждать. А волхвы смотрели прямо на меня с легким прищуром и едва заметным удивлением. Видимо, им, как и Велимиру, не удавалось сходу определить мою сущность. При том, что им уже наверняка было все про меня известно. "Так вот ты какой, северный олень"? - пришел мне на память старый анекдот из моего прошлого. Именно так я интуитивно распознал для себя их взгляды.
Мы подошли к старцам и вежливо поздоровались со всеми.
- Ну что, надо приступать, - проговорил Велимир после того, как стихли ответные приветствия.
На обратной стороне поляны, скрытой доселе могучим дубом, обнаружилась солидная гора дров, явно предназначенных для костра. Разумеется, лежали они в дальнем конце поляны так, чтобы при любом ветре не повредить живой кроне дуба. Приглядевшись, я увидел, что все эти дрова представляли собой сухие, отмершие ветви именно этого могучего дерева. Такое было явно не случайно. Неподалеку от костровища весело журчал ручеек , вытекавший прямо из под корней дуба. Очевидно, там бил родник.
Велимир взмахнул рукой и костер мгновенно вспыхнул жарким и практически бездымным пламенем.
- Приступим.
Не стану рассказывать всю церемонию посвящения. Длилась она долго, да и ребят, прошедших испытание оказалось немало. Почти трое из каждый четверых. Часть торжества было коллективным действием. Был момент, когда все новоявленные витязи встали вокруг дуба, прижавшись к нему всем телом, и простояли так минут пять. Было поочередное окропление водой из ручейка, производимое одним из волхвов. Было много славиц Богам и основателям Родов. Была отдельная славица Бусу.
Все происходило строго заведенным ритуалом, строгим, но очень красивым и торжественным. Завершалось все возгласом каждого новика "Отрекаюсь от Рода во имя Народа" и его имянаречением, производимым волхвом.
Каждый молодой витязь получал новое тайное имя, которое должно было оставаться неизвестным для всех, кроме их воинского братства и волхвов. Имена все были связаны с хищными зверями и ловчими птицами. Принципа выбора имени я так и не понял, но с огромным для себя удивлением видел собственными глазами, как сразу же после произнесения волхвом имен из кроны дуба срывалась призрачная тень названного зверя или птицы и растворялась юноше, кому это имя предназначалось.
Когда закончились поздравления и братание новых витязей со старшими их товарищами, принявшими их в свое воинство, уже начинало смеркаться.
- Ну как тебе, Лексей, понравилось? Не жалеешь, что оторвал тебя от дел?
- Да ты что. Велимир? О таком только мечтать можно было, Слава тебе за то, что пригласил. Теперь я точно знаю, что моя идея, многим тогда показавшаяся странной, теперь приобрела совершенно иной смысл, какого даже я не ожидал. Значение того, что происходит даже невозможно переоценить. И пусть я даже близко не представляю себе на что будут способны эти витязи после окончания их подготовки, но даже сама церемония показала, что это будут великие воины Земли русской.
- Ты прав. Однако, пора прощаться. Сам доберешься или закинуть? Да, кстати, ты говорил, что в любое место, где побывал, мгновенно попасть можешь. Так сюда даже не пытайся, во избежание, так сказать. Захочешь пройти, попроси, проведу, но сам не рыпайся. Учитывая твое непонятное естество, даже не предположу, что в итоге может с тобой случиться. Не рискуй.
- Не буду. До встречи, Велимир, - проговорил я и шагнул в свою комнату. Оглянулся. Кажется, меня так никто за целый день и не хватился. Ну и хорошо. Надо и о других отлучках подумать, раз все так расслабились.
Глава 46. Разговор за чашкой чая.
Как-то раз я сидел у Сталина, обсуждая вопросы перспективной экономической политики. Разговор уже подошел к концу, как вдруг Сталин встал, взял со стола пачку неизменных папирос "Герцеговина Флор" и принялся не спеша набивать трубку. Было видно, что он о чем-то задумался, а потому я тихо сидел и ждал.
Неожиданно Сталин обернулся ко мне, предложил выпить чая и поговорить на совершенно неожиданную тему.
- Скажите, товарищ Алексей, а как вы относитесь к фашизму и его конкретному проявлению в виде германского национал-социализма?
От такого вопроса я даже не сразу нашелся, что ответить. Учитывая мое знание будущего развития событий, жесточайшую войну и все мое воспитание, захотелось вскочить и бодро отрапортовать про антигуманный, расистский характер гитлеровского режима, противный всему, что мне дорого и свято. Но, подавив этот первый естественный импульс, я вдруг понял, что Сталин имеет в виду совершенно иное.
- Вы же наверняка, товарищ Сталин, не ждете от меня пустопорожних разоблачений и заявлений о природной враждебности фашизма Советскому государству?
- Правильно понимаете, товарищ Алексей. Это я и сам бы мог Вам рассказать. Меня интересует Ваше понимание рациональных особенностей фашизма и его коренных отличий от социализма. Нет ли в нем чего-то такого, что стоит более глубокого изучения?
- Не могу утверждать, товарищ Сталин, что знаю вопрос достаточно глубоко, но определенное видение у меня есть. Если оставить за рамками рассмотрения агрессивную сущность германского фашизма, вытекающую не из его природных свойств, а исключительно обязанную униженному и подавленному состоянию германской нации вследствие Мировой войны, если так же опустить явный антиеврейский настрой режима, связанный с конкретным заказом сионистов для подготовки создания государства Израиль, то суть фашизма или конкретнее национал-социализма можно выразить следующей схемой. Фашизм предполагает, что на всех ступеньках социальной лестницы должны стоять люди, обладающие соответствующими профессиональными и управленческими качествами. Таким образом, условно на самом верху социальной пирамиды должны быть гении, а на самом низу люди-животные, не умеющие ничего. Соответственно, на каждой социальной ступеньке положено иметь строго определенный набор социальных и материальных прав и привилегий, которые плавно возрастают снизу вверх.
- И что же Вы видите в этом плохого, товарищ Алексей, выпустив струю ароматного табачного дыма, спросил Сталин. При этом глаза его смотрели на меня насмешливо, точь-в-точь как опытный экзаменатор, задавший юному студенту вопрос на засыпку. - А мы разве не стремимся к тому, что бы на всех уровнях государственного управления стояли достойные профессионалы?
- Если брать саму идею в чистом виде, то ее еще можно было бы принять. Хотя есть у нее и одно очень серьезное базовое противоречие, делающее ее нежизнеспособной. Проблема в том, что мы живем в материальном мире, в котором при отсутствии духовных высших целей и призваний на первое место выходят личные корыстные устремления. Более того, развитие профессионализма не только не противостоит этим целям, но, наоборот, их естественным образом дополняет. Ведь именно человек, стремящийся к богатству и карьерному росту, будет наиболее усерден и успешен в развитии своих профессиональных навыков.
- И чем же это плохо? - и опять я почувствовал, что этот вопрос не интересует Сталина всерьез, что он давно нашел для себя на него ответ. Просто он хочет, чтобы тот же или другой ответ дал я. Проверяет, что ли? И кого, меня или себя?
- А плохо это двумя вещами, товарищ Сталин. Во-первых, человек, мотивированный на успех исключительно целями материального благополучия принципиально не ограничен никакими морально-нравственными принципами. Следовательно, они не будут иметь какого-либо серьезного значения при принятии им решений. А, во-вторых, система довольно быстро даст сбой. Ведь человек, добравшийся или почти добравшийся в карьерном плане до предела своих возможностей, совершенно естественным образом захочет сохранить свое общественное положение и материальные привилегии на неограниченно долгий срок. А потому начнет все силы отдавать уже не служению на своем посту делу, а защите своего служебного положения от нижестоящих алчущих претендентов. Что в таком будет происходить? Во-первых, он начнет подхалимничать и выслуживаться перед вышестоящим начальством, чтобы прослыть преданным человеком. Во-вторых, он начнет обрастать дружескими горизонтальными связями, чтобы упрочить свое положение на достигнутом уровне. В-третьих, он начнет отсеивать всех перспективных претендентов на уровнях ниже. Ведь в таком случае он заведомо окажется более профессиональным. Таким образом, мы имеем сразу три следствия. Образуются властные кланы, не заинтересованные реально ни в чем, кроме упрочения своего положения. Снижается общий уровень управления, поскольку большая часть сил и времени уходит на интриги. Все потенциально талантливые специалисты и управленцы начинают выдавливаться из системы. А вся система превращается в свою полную противоположность, действуя методом не положительного, а отрицательного подбора кадров.