То, как развивалась история в мире Алексея, явственно показывала, что роль евреев для судьбы СССР оказалась резко отрицательной, причем, чуть ли не основной. Но ведь в том мире в его, Сталина, время, начиная с объявленной "Безбожной пятилетки", с евреями, исповедующим иудаизм, боролись жестко, даже жестоко. Множество людей прошли через лагеря, большая часть синагог закрылась, наиболее влиятельные раввины отправились в ссылку или были высланы из страны. То есть обвинить его в потворничестве иудеям никак нельзя. И чем все это обернулось позже? Созданием целой сети подпольных религиозных иудейских институтов. Затем неформального сообщества под условным названием "институт еврейских жен", которому удалось протолкнуть своих представителей в супруги практически чуть ли не всех партийных и советских лидеров. И все это с одновременным мощным давлением еврейского лобби в Европе и Америке на власти этих стран и проводимую ими политику. И политика эта была очень враждебна по отношению к СССР. То есть путь оказался явно ошибочным. Частичное прореживание еврейских масс и ограничение религиозной пропаганды необходимого результата не дали. Либо надо было вообще изничтожить евреев в СССР как класс, либо идти в отношениях с ними другим путем. Путь тотального уничтожения Сталина сам по себе не очень пугал. Тем более, что можно было бы в большинстве случае обойтись простой высылкой за пределы страны. Но в таком случае страна сразу же сталкивалась с двумя крупнейшими проблемами. Во-первых, практически гарантированно СССР получал в качестве врагов всю Антанту. И при этом развитие ситуации с Гитлером отнюдь не выглядело безоблачным. Еврейский геноцид слишком непрочная основа для дружбы. Тем более, что кредиторы Германии и проанглийское лобби в ее властной верхушке были достаточно сильны, чтобы Германия по-прежнему видела в СССР врага. В результате Советский Союз получал то, чего всячески старался избежать - войну на два фронта против всего мира. Англия, толкающая впереди себя Германию и США, сделавшие то же самое с Японией, это был самый большой геополитический кошмар, который только можно было бы себе представить. Но и вторая проблема была не менее серьезной. Большая часть имеющихся на сегодня научных, конструкторских и инженерных кадров, да и органов госуправления была представлена как раз представителями еврейской нации. Причем, далеко на самая худшая часть. Да и вообще на сегодня в СССР согласно представленной Сталину справке проживало не менее пятидесяти процентов всех евреев планеты. Это не какие-нибудь крымские татары или чеченцы, которых можно переселить в Казахстан в течение недели. Так что путь геноцида тоже не выход. Да и такая значительная доля всех евреев под собственной властью тешила самолюбие. Неужели не найдется способов использовать их таким образом, чтобы не советские евреи на сторону смотрели, а наоборот, все остальные им завидовали и стремились в СССР?
Искать другой тип взаимоотношений и интеграции евреев в советское общество? Так, с одной стороны, они и так интегрированы лучше многих других. С другой, никакие попытки ассимиляции за тысячи лет во всем мире положительного результата не дали. Идти на союз с евреями Сталин помимо всего прочего опасался. И для таких опасений были вполне веские причины. Наличие мощных еврейских центров в США, Англии, Франции даже не позволяли предполагать, что стоит рассчитывать на полноценную лояльность со стороны евреев. Тем более, что именно еврейские кланы стояли во главе мировой закулисы.
По рассказам Алексея Сталин знал, что в том мире после войны он предпринял попытку создания национального еврейского государства, лояльного СССР. И даже смог этого добиться, убедив в правильности такого подхода Британию и США. Но лояльность Израиля оказалась делом времени. Уже вскоре он оказался в стане врага и на стороне США и Англии. Алексей не смог до конца пояснить причины столь резкого ухудшения отношений. Он лишь предполагал, что рост освободительных движений в арабском мире и, как следствие, резкое ухудшение отношений арабов с США и Англией привели к выбору СССР в пользу поддержки арабов, находящихся с Израилем в состоянии перманентного конфликта. Что ж, такая постановка вопроса могла быть правдивой. В условиях выбора между всем Ближним Востоком и Севером Африки и меленьким Израилем, последний не казался достойной альтернативой. К тому же по совершенно объективным причинам США и Европа могли гораздо больше предложить предприимчивым евреям Израиля по части "гешефта" и личных прибылей. Здесь социалистический СССР начисто проигрывал оппонентам.
Немаловажную проблему представлял из себя и собственный менталитет евреев. С одной стороны, они никогда без крайней необходимости не действовали во вред стране, в которой проживали. С другой, гребли под себя все, до чего могли дотянуться, и стремились максимально упрочить свои позиции в государстве. Если реально запустить их во власть, то, возможно, это могло бы принести большую пользу СССР, но в первую очередь это принесло бы пользу самим евреям. А страна от такого симбиоза получала бы пользу лишь до тех пор, пока это выгодно самим евреям. Пример Англии, который привел Алексей из своего будущего, показывал это достаточно отчетливо. Да и делиться с кем-нибудь властью Сталин не собирался в принципе. Это его ноша и только его. Ему и отвечать перед потомками за все хорошее и плохое.
Все эти нелегкие размышления никак не позволяли Сталину определиться с политикой. Складывалось впечатление, что идеального выхода вообще не существовало. Кое-какие соображения, конечно, у Сталина были. Было кое-что, что могло заинтересовать еврейскую диаспору и находилось не в противоречии с интересами СССР. Но будет ли этого достаточно? Еще можно было бы увеличить Еврейскую автономную область на Дальнем востоке. В текущем виде эксперимент был скорее неудачным, хотя определенную положительную роль и сыграл.
В конце концов, Сталин решил сделать "ход конем". Пусть сами евреи предлагают выход из ситуации, а он, Сталин, будет искать в их плане подвохи и двусмысленности.
Кого выбрать себе в качестве собеседников для этого разговора Сталин сомневался долго. Собирать много людей Сталин не хотел, будет много шума и мало толка. Выбрать кого-то одного, результат может оказаться еще хуже, могут счесть закулисной сделкой. Да и с кандидатурами были проблемы. К сожалению, ли к счастью ли, но почти все главные иудейские авторитеты страны к этому моменту находились кто где. Большинство, например, оба последних Любавичских ребе были высланы за границу, туда же последовали и несколько уважаемых раввинов. Кто-то сидел в лагерях. Кто-то, как пояснил Алексей ушел в подполье. И это было самым неприятным. После длительных размышлений Сталин остановился на двух кандидатурах. Приказал аккуратно и вежливо привезти из Днепропетровска последнего из оставшихся в СССР Шнеерсонов, Леви Ицхака, являющегося раввином города, праправнуком третьего и отцом седьмого Любавичского ребе. Более авторитетную кандидатуру в настоящее время подобрать было невозможно. Вторым участником встречи Сталин пригласил Московского раввина Медалье.
Встреча получилась очень непростой. Оба раввина пребывали явно не в радужном настроении и не ждали от посещения Кремля ничего хорошего. А Сталин совершенно не собирался за что-либо оправдываться или виниться. Но постепенно ему удалось разговорить собеседников, а в какой-то момент и огорошить. Рассказав практически откровенно обо всех своих сомнениях в отношении дальнейшей государственной политики касательно еврейского населения страны, Сталин предложил им самим найти разумный выход из множественных противоречий. Оба его собеседника надолго погрузились в тягостное молчание. Будучи признанными мудрецами даже среди своего не самого глупого народа, они понимали, что большая часть высказанных им аргументов достаточно серьезна, чтобы их можно было отмести вскользь. Увы, но они прекрасно сами знали обо всем, что смущало Сталина. И тоже не видели сразу однозначного выхода, способного удовлетворить обе стороны. А потому для выигрыша времени они сначала предпочли перевести разговор на более мелкие, решаемые проблемы. Они поблагодарили Сталина за то, что вообще поднял этот крайне болезненный для их народа вопрос, и выразили осторожную надежду, что выход обязательно найдется.