За ужином, в столовой близ полигона, никто не ел. Обычные ветчина, белый хлеб и бисквиты остались нетронутыми. Даже к глиняным бутылям с имбирным ликером никто не притронулся, зато все пили очень много чистой воды, насыщая организм влагой, ведь водакрайний дефицит на поле боя, второй после боеприпасов. Конечно, оставалась надежда на снабженцев с их новыми тракторами, но кто надеется на тыловиковходит голодным.
Лишь Шейн, как обычно, сохранил прекрасный аппетит, свой любимый ликер он не пил, но воздал должное мясным консервам, превосходному повидлу и кофейному экстракту. Неведомыми путями он добыл даже помидоры и лук и теперь аппетитно хрустел длинными сочными побегами.
Получишь пулю в животпожалеешь, укоризненно заметил Мартин.
Я этот как его фаталист, вот, ответил янки, отправляя в рот широченный ломоть хлеба, щедро намазанный повидлом. А добрый кусок еще никому не помешал, кроме таких вот тощих завистливых доходяг, как ты.
Ты не фаталист, ты дурак, искренне высказался австралиец. Жрать перед боем
Вот и не ешь, посоветовал Шейн, сыто отдуваясь. А я порадую желудок. Черт возьми, я так и дома не каждый день ел. Одно хорошо на этой войнетут кормят. Хотя и не всегда А чем тащить еду на себе, уж лучше нести ее в брюхе.
Солнце последний раз подмигнуло и скрылось за горизонтом, еще несколько минут светилась багряная полоска на границе неба и земли, затем исчезла и она.
Всем собираться, приказал Дрегер. Понемногу, без лишней спешки, но чтобы все были на легкой ноге и готовы в любой момент. Галлоуэй за старшего, я скоро буду.
Он вскочил на мотоциклет скаутов, поджидавший у палатки, служившей столовой, и умчался в сторону линии фронта.
Что, все оглохли?! заорал во всю глотку рыжий Боцман. Все «домой», давайте, пошевеливайтесь!
Как же он громко вопит, негромко, так, чтобы не услышал яростный сержант, удивился Шейн. Ну, собираться так собираться, сказал он, любовно поглаживая наполненный живот.
Да не боись за меня, обратился Бриллиант к товарищу. Раньше полуночи нас не поднимут, а к тому времени я буду снова прыгать, как кузнечик. Только, в отличие от тебя, завтра не буду подбирать каждую крошку.
Мартин пожал плечами. Прежде чем отправиться к саперам, он две недели оттрубил санитаром в полевом госпитале, после этого инженер с большим пиететом относился к ранениям брюшины и предпочитал голод риску перитонита. Шейн же набил полные карманы галетами и безостановочно хрустел ими, как амбарная мышь.
С детства привык что-то жевать, когда боязно, неожиданно вполголоса сообщил американец. Сточил пару кускови вроде как полегче на душе.
Бывает и так отозвался Мартин, искоса взглянув на товарища, неужели янки открыто признался, что боится? Но Бриллиант с жизнерадостной ухмылкой жевал галету.
Взвод более-менее организованно топал к своему блиндажу. Сумерки не просто сгущались, они стремительно набросились на окружающий мир. С наступлением темноты прифронтовая полоса словно обрела вторую жизнь. Теперь даже человек, впервые попавший на войну, мог бы точно сказать, что готовится нечто масштабнейшее, захватывающее. Ну а опытные солдаты, которыми, несомненно, являлись «кроты», читали окружающее их движение, как открытую книгу.
Внешне все происходящее напоминало полную и всепоглощающую суматоху, замешанную на тотальной неразберихе. Люди, машины, лошадивсе пришло в хаотическое движение, происходящее при свете электрических фонарей, карбидных ламп, а то и просто факелов. Но хаотическим и бессистемным это движение было только на первый и несведущий взгляд. Искушенный и зоркий взгляд безошибочно вычислял порядок и организованность, достигнутые четким планом, долгими тренировками и тяжелым опытом. Фронт требовал десятки тысяч тонн припасов каждые сутки, и ни один ящик не должен был попасться на глаза возможному шпиону. Отвага солдата, бегущего навстречу ливню пулеметного огня, это хорошо, но исход современной операции куда больше зависел от того, удастся ли быстро и незаметно сосредоточить в нужном месте все потребноеот оружия до последнего бинта.
Многочисленные дорожные команды в бешеном темпе подсыпали щебень, буквально на глазах превращая тропки и узкие дороги в полноценные транспортные магистрали. Длинными вереницами тянулись полноприводные американские грузовики, подобные огромным деловитым жукам. «Кротам» то и дело приходилось сходить на обочину, пропуская машины. Легкие «Рено» и приплюснутые фордовские танкетки путешествовали в кузовах семитонных грузовиков, более тяжелые и современные механизмы войны шли своим ходом. Было много, необычно много специальных танковсаперные, транспортные, связные машины с длиннющими радиоантеннами. То и дело навстречу попадались хорошо (даже слишком хорошо) знакомые «десантные танки», неизменно вызывающие едкие комментарии и злобные шутки пехотинцев, искренне ненавидевших своих «железных коней». Ползли почти квадратные гусеничные самоходки, ощетинившиеся разнокалиберными стволами, от длинных тонких зениток до десяти и более дюймовых гаубиц весом в десятки тонн. Всевозможные трактора, с прицепами и без, шустро крутили ребристыми колесами или гусеницами, разбрасывая комья подсохшей земли.
Мартину на ум пришло сравнение с огромным милитаризованным муравейником. Словно вся убийственная техника, вереницы солдат и машинвсе это скрывалось в глубинах земли, чтобы в нужный час по мановению чьей-то воли разом извергнуться на поверхность
Джинны, пробормотал солдат из отделения ружейных гранатометов. Мимо как раз громыхало очередное железное чудовище, и всем пришлось расступиться, пропуская его.
Кто? переспросил кто-то из «баррикадиров».
Джинны, сумрачно повторил первый. Тем тоже за ночь наказывали построить дворец и разрушить город.
А не слишком уверенно отозвался второй, по-видимому, он не знал этой сказки.
«Кроты» вновь сошли с тропы, чтобы дать дорогу кавалькаде тракторов, тянувших за собой вереницы «тележек», сцепленных, подобно карликовым поездам, разобранные на части тяжелые гаубицы. Замыкали колонну гидравлические домкраты. Скоро тяжелые орудия, собранные с их помощью, встанут на заранее подготовленные позиции, и тогда
Бог войны, пробормотал себе под нос Мартин.
Чего? не понял Шейн.
Бог войны, повторил Мартин громче. Так называл артиллерию Наполеон. Кажется
Знавал я одного Наполеона в Нью-Арке, то был здоровенный негр, почти что семи футов росту, боксер и вышибала в ресторане. Уж какой у него был «крюк» с левойпросто шик и блеск!
Это другой Наполеон, сдержанно ответил австралиец.
А, вот и я думаю согласился Шейн.
До сего момента Мартину было относительно спокойно, но сейчас, видя неумолимо тронувшийся каток вполне однозначных приготовлений, он ощутил холодок в районе солнечного сплетения. Весь фронт пришел в движение, тайное, скрытое. Это движение, неумолимое и размеренное, управляемое сонмом регулировщиков, зарождалось где-то глубоко в тылу, сливаясь из множества ручейков и направлений. Ручейки объединялись, уплотнялись, превращаясь в единый сплошной поток. Поток, набирающий силу по ходу движения, останавливающийся у самой линии фронта, подобной тонкой неустойчивой плотине.
И как-то очень не хотелось думать, что произойдет, когда эта плотина падет
Будет весело, поделился предположением Шейн. И шумно.
Более всего удивлял и отчасти пугал даже не масштаб разраставшегося движения, а тишина, сопровождавшая его. Точнее, тишины как таковой, конечно, не было, но и привычного шума, грохота, лязга, неизбежно сопровождавших подобные перемещения, также не наблюдалось. Все, что могло греметь, шуметь, лязгать, было тщательно привязано, обмотано материей и на совесть смазано. Даже регулировщики с широкими белыми повязками на руках, уже измотанные и злые, ругались едва ли не шепотом, яростно размахивая своими флажками.
Не, точно будет весело, повторил Шейн, но без прежней жизнерадостной уверенности в голосе. Даже американец, любитель еды и грубых шуток, был подавлен разворачивавшейся вокруг них картиной финальной подготовки к некоему событию. Событию, которое старательно избегали называть вслух. Событию, которое спустя считанные часы неизбежно (это было понятно даже самому недалекому бойцу) подхватит и их взвод, бросив в самый центр грядущего