Смертельная магия некромантов настолько отличалась от обыкновенной, что даже башни Моргеруна лишь многократно ослабляли ее, не в силах устранить совсем. Вот для чего понадобилась сила семи печатей Закона. После Преображения этими чарами могли управлять лишь блюстители и маги-пограничники. Умение последних было тем более ценно, что только они могли объединять в заклятиях силу стихий и святого слова, хаос и порядок. Лернов сам всю жизнь пытался выяснить, почему такое не под силу иным традиционным чародеям и, самое главное, почему именно святое слово столь успешно противостояло заклятиям смерти.
Было известно, что тонкие материи существовали изначально и чародеи лишь изобретали различные способы взаимодействия с ними через контуры сил. Некроманты же, судя по всему, черпали силы в самих людях, как и святые отцы Дальнейшие размышления магиссимуса в этом направлении рождали мысли, непотребные для верующего в Господа. Аркадий Ефимович предпочитал держать их глубоко в себе
Когда Лернов взломал шесть печатей, Вангардов взял его за плечо:
Аркадий, а если он сбежит?
Магиссимус помолчал, будто что-то взвешивал про себя, потом отрезал:
Не сбежит, и взломал седьмую печать.
IV
То, что они увидели внутри, меньше всего походило на камеру заключенного. Множество полок с книгами, крепкий стул, большой, плотно сбитый стол с чистой бумагой и письменными принадлежностями, широкая кровать с тюфяком больше напоминали келью не самого аскетичного монаха. Из традиционного тюремного быта было только поганое ведро в углу и кандалы, аккуратно сложенные у двери.
На кровати в скромной, но крепкой и чистой одежде лежал старик. Лишь редкие темные пряди в седой шевелюре указывали на то, что некогда его волосы были черны. Над густой и длинной бородой, закрывавшей всю нижнюю часть лица, возвышался крупный прямой нос. Но главное, что бросилось в глаза Лернову, крепкие руки с широкими ладонями и жилистыми пальцами, в силе и цепкости которых сомневаться не приходилось, особенно магиссимусу. Такие руки и должны быть у некроманта, чтобы быстро и точно делать разрезы, медленно и мучительно отнимать жизнь или спасать
Заключенный спал или делал вид. Вангардов зашел в камеру и встал к стене наискосок от кровати. Лернов, напротив, аккуратно прошел мимо стола, ни на минуту не упуская узника из вида, и снял с полки одну из книг, оказавшуюся подшитыми рукописями.
Того, что там написано, хватит на десяток ученых степеней, юноша, услышал он за спиной низковатый приятный голос со старосантийским акцентом и обернулся. Заключенный уже сидел и смотрел прямо на мага. Лернов с досадой отметил про себя, что таки упустил момент «пробуждения» колдуна и что в иных обстоятельствах подобное упущение вполне могло стоить ему жизни.
Бурная деятельность заключенного вызвала незамедлительный отпор. Тюремщики в мгновение ока расположились в дверном проеме камеры, и теперь в грудь узнику смотрели пять ружей. То ли число их было неубедительным, то ли взгляды самих стражей не столь суровы, но кроме ехидной ухмылки на лице заключенного, стрелки ничего не добились. Некромант подошел вплотную к охране, так что стволы почти уперлись ему в грудь.
Господа, уберите оружие, сменив ехидство на показную усталость и безразличие начал заключенный, это лишнее, в самом деле. Неужели вы в старика стрелять будете? Ну? Тюремщики медленно опустили ружья. Вот так лучше. Да, кажется, это ваше. Некромант взял руку ближнего солдата, от чего тот напрягся и судорожно сглотнул, и вложил в нее пять свинцовых шариков. Пуль. Глаза стражей полезли на лоб. Ну вот, вроде бы у вас теперь есть чем заняться. Закройте дверь с той стороны, закончил некромант в том же тоне.
Заключенный не опасен. Оставьте нас, спасая остатки храбрости охранников, отдал приказ Вангардов. Те не замедлили ему подчиниться.
Дверь плотно закрылась, генерал-прокурор, магиссимус и узник остались втроем.
Ну-с, молодые люди, чем обязан? Старик уселся на стул, скрестил руки на груди и, окинув взглядом сперва одного гостя, потом другого, заявил: А вы мало изменились за эти годы.
Хватит паясничать, Ираклий! первым не выдержал Лернов, бросил книгу на стол, пересек камеру, взял кандалы и застегнул их на руках заключенного за спинкой стула. Тот не сопротивлялся.
Спасибо, что подтвердили мои слова, ответил старик и улыбнулся.
Я вижу, местные порядки тебя мало чему научили, совсем расслабился, напустился Лернов на узника, но тот никак не реагировал, и магиссимус быстро остыл.
Нам нужна твоя помощь, выдавил из себя Аркадий Ефимович.
Никакого ответа.
Я что, тихо говорю? Нам нужна твоя помощь, некромант.
А вы неучтивы, юноша. Усталый взгляд сквозь свисающие со лба пряди. Ну да ладно, спишем сие на головокружение от успехов. Успехи есть, наслышан.
Лернов было вскинулся, но, остановленный жестом генерал-прокурора, отошел к полкам, считая про себя до двух дюжин.
Итак, вам нужна моя помощь, как я понимаю, в качестве некроманта. Занятно, продолжайте. Арестант перевел взгляд на генерал-прокурора: Возможно, ваше высокопревосходительство изложит просьбу более внятно, а то у вашего коллеги, похоже, сдают нервы.
Константин Васильевич с удовольствием бы поставил нахала на место, но его помощь была действительно нужна. Генерал-прокурор спокойно сообщил:
Наш государь умирает. Маги и блюстители бессильны. Мы предполагаем, что помочь ему можешь ты. Не буду говорить, что значит смерть императора для страны, вряд ли тебе это важно, скажу лишь, что награда, которую приготовил тебе магиссимус, более чем достаточна.
Не хочу.
Почему?
Просто не хочу.
Но награда
Послушайте, юноша, если вы думаете, что меня тяготит эта комната, то вы ошибаетесь, некромант говорил приглушенно и равнодушно. Сколько я тут сижу? Не трудитесь считать много. Меня кормят, поят и, самое главное, не беспокоят, дают возможность марать бумагу своими мыслями. Если я чего и хочу сейчас, так это чтобы вы последовали примеру стражи и закрыли дверь с той стороны. Мне нет дела до ваших игр. И никогда не было, как бы некоторые, взгляд в сторону Лернова, ни пытались доказать обратное. Император умирает? Пусть земля ему будет пухом. Новый будет не хуже и не лучше. За две тысячи лет правители мало изменились. Это говорю вам я, Ираклий Кармелас, придворный прорицатель эквинских диктаторов, чье наследие растащили в том числе и сантийские вожди. Государь умер да здравствует государь. А если у кого-то из вас по сей причине что-то не заладится, это не моя головная боль.
Ты прав, Ираклий, вновь вступил в разговор Лернов, это не твоя боль. Ты вспомнил древних эквинян это хорошо. Я, к сожалению, не могу похвастаться столь долгой памятью, но мне тоже захотелось вспомнить. Аркадий Ефимович состроил задумчивую мину. Когда я был молодым и безответственным магом-пограничником, мы вместе с блюстителями обезвредили одного очень самоуверенного чернокнижника. Летом, в Левкойе. Я помню, как блюстители скрутили его, как на его глазах бросали в огонь книги. Я помню, как он рычал, словно зверь, пытаясь вырваться из надежного захвата. Ему было больно, очень больно, пронзительный взгляд прямо в глаза некроманту, ты помнишь эту боль, Кармелас? Помнишь?! Магиссимус вплотную придвинулся к старику и заметил тусклый блеск в его глазах. Помнишь вижу. Помнишь Лернов закипал сказывалось напряжение последних месяцев. Тогда ты поймешь, каково это бессильно смотреть, как в огне лжи, предательства и интриг горит все, что ты создавал всю жизнь! По крупицам собирал в одно! И все ради того, чтобы какой-то малолетний ублюдок с голубой кровью одним росчерком пера разрушил дело всей твоей жизни!!!
Лицо магиссимуса нервно дергалось, голос сел, а глаза блестели. Только сейчас Лернов понял, что держит некроманта за грудки, и разжал ладони. Ни слова больше не говоря, изо всех сил пытаясь остановить прорвавшуюся лавину чувств, Аркадий Ефимович освободил руки заключенного от оков, взял оставленную у двери сумку и достал из нее толстый том в черном бархате.
Узнаешь?
Кармелас бережно, как ребенка, взял в руки книгу, долго гладил ее по обложке, прежде чем открыть, а когда открыл, замер как завороженный.