Сначала, как всегда, ничего не было, только плавали в темноте цветные круги. Она сосредоточилась, принялась вглядываться в тьму. Тьма притворялась скучной и обычной, такой, какую видит любой человек, закрывший глаза. Хотелось сдаться, плюнуть, послать этого пройдоху куда подальше и пойти домой ну как домойв капсулу но тут началось. Хлынули по спине мурашки, резко запахло фиалками, запели в унисон сверчки, и она увидела сферу.
Никакая это была не сфера, а, скорее, комок, огромный сгусток цвета запекшейся, смешанной с грязью крови. Неровные края жадно пульсировали, трепетали, вытягивались щупальцами. Комок был концентратом самых паршивых эмоций: будто взяли ненависть, зависть и страх у тысячи людей, выпарили, зачерпнули то, что осталось на дне, и посадили под замок в электронную тюрьму. Талейта не знала, мог ли комок думать, но он точно мог чувствовать. И он чувствовал то, что умелненависть, зависть и страхко всем подряд, кроме тех, кого велели считать хозяевами. Пси-барьер был живым, но жить ему было погано, а умереть не позволяли, и от этого он вымещал злобу на любом, кого мог достать.
Когда Талейта увидела всё, как есть, ей стало до того жалко несчастный комок, что рука сама к нему потянулась. Пожалеть, погладить. Она коснулась грязно-кровавого пятна, и сфера, помедлив, раздалась в стороны, поблекла. Талейта осторожно шагнула вперед и уперлась во что-то твёрдое. Открыв глаза, она обнаружила, что стоит вплотную к двери с кодовым замком.
Вау, благоговейно произнёс Фред. Он робко подошел и встал рядом. Получилось!
Талейта с сомнением кивнула. Она чувствовала сферу вокруг себя и знала, что ничего не поменялось. Просто пси-барьер ненадолго расслабился. Но, стоит Талейте перестать его жалеть и мысленно гладить (она не была уверена насчет того, можно ли кого-нибудь мысленно гладить, но ни на секунду не переставала этого делать) кровавый комок обрушится на них с Фредом и вскипятит им мозги со всей силой накопившейся ярости.
Ну чего, убедился? спросила она. Валим, что ли.
Фред хлопнул в ладоши.
Это надо отпраздновать! сказал он.
И они отпраздновали. Сначала спустились обратно на десятый ярус и пошли во «Вдрызг». Там Фред отмочил штуку: достал из кармана отвертку, перегнулся через стойку, отковырнул переднюю панель у бармена и что-то подкрутил в настроечной плате, после чего бармен начислил им по три дайкири за счет заведения. Талейта могла поклясться, что в первом дайкири было вдвое больше градусов, чем положено, но, с другой стороны, кто знает, сколько там положено? Впрочем, к третьему коктейлю стало казаться, что градусов, наоборот, не хватает. Она сообщила это Фреду. Он с озабоченным видом отпил из её бокала, почмокал губами, деловито кивнул и предложил сменить заведение.
Что и было сделано. Они вышли в гулкий бетонный коридор, Фред свистнул велорикше, и через полчаса Талейта уже танцевала в «Джиггере», самом шикарном кабаке двенадцатого яруса. Танцевала, разумеется, босиком, как и положено настоящей ромни. Фред, оказывается, тоже неплохо умел двигаться: мало кто мог составить ей достойную пару, но он смог и продержался пять танцев подряд, причем во время пятого все, кто был на танцполе, встали вокруг, хлопали в такт и одобрительно свистели.
Кажется, они ещё что-то пилинапиток каждый раз менялсяа потом вдруг очутились в каком-то совершенно новом баре, где было темно, и на полу валялись мягкие подушки. В воздухе плыл синий дым. Губы Фреда оказались мягкими и требовательными, и такими же были его руки. А ещё потом она поняла, что это никакой не бар, а отель, где вчера обсуждали делоили то случилось позавчера?..
Но всё стало неважно, неважно, неважно.
Утром Талейта проснулась на удивление свежей. По идее, после такой попойки голове полагалось превратиться в дум-планетуобезвоженную и с ядовитой атмосферой. Но обнаружилось, что головав полном порядке, а тело казалось лёгким и словно наполненным пузырьками. Она долго и с удовольствием потягивалась, зевала во весь рот, как кошка, разглядывая из кровати номер Фреда, слушая шипение воды в душевой кабинке.
Всё было здорово. Она сумела пробить защиту, танцевала половину ночи, а вторую половину удалось провести ещё лучше. Сегодня, когда они пойдут на дело, всё получится как надо, и уже утром Талейта завалится в табор с тяжелым слитком за пазухой. Чёрным, драгоценным слитком: чернее, чем кофе в безлунную ночь, и дороже, чем целая улица роскошных домов там, наверху. Кажется, бахт-удача вспомнила о своих обязанностях, вернулась и принялась с виноватым видом навёрстывать упущенное. Надо бы глянуть карту, да жаль, колода осталась в «Бельведере». Впрочем, карту не обязательно тянуть с самого утра, можно и позже наверное.
Особенно, если утро началось, как сегодня, в три часа дня.
Вода смолкла, дверь кабинки отъехала в сторону, и в клубах пара появился Фред.
Повезло, сказал он, пригибаясь, чтобы не задеть потолок. Горячую дали. Иди скорей, пока не кончилась.
Потом, промурлыкала она, зарываясь в подушки. Успею.
Фред присел на краешек дивана.
Выспалась, Тилли? Сегодня длинный день.
Вроде выспалась, она еще раз зевнула. Только не зови меня Тилли. Это имя для гаджо, для чужаков. ЯТалейта.
Талейта? Он поцокал языком, будто пробовал буквы на вкус. Красиво. А как ласково? Тали? Лейта?
Просто Талейта. Все наши так зовут, и ты зови.
Вот прямо полным именем? удивился Фред. Даже мама с папой?
Даже Да.
Ну ладно, Талейта, как скажешь. Может, завтрак закажем прямо сюда?
А можно? не поверила она.
Отчего ж нельзя, он дотянулся до экрана, поколдовал над иконками. Десять минут подождать.
Отель и вправду был шикарным, потому что всего через полчаса в дверь позвонил бот доставки. И хорошо, что не через обещанные, явно несбыточные десять минут, потому что, если бы бот приехал хоть минутой раньше, ему бы не открыли. По крайне важной причине.
Устрицы бери, посоветовал потом Фред, жуя. Очищенные, прессованные. Прямо на хлеб намазывай, вот так. Представляешь, их раньше со скорлупой ели. Во дураки, скажи?
Вкусно, с набитым ртом сказала Талейта. А это что?
Это мёд. Да не сомневайся, не полимерный. Чистая соя.
Не буду. Сладкое же, растолстею.
Давай-давай. Тебе полезно. Я слышал, псионикам для работы надо много сладкого.
Они какое-то время ели молча.
Уф, сказала она, наконец, и с размаху откинулась на подушки. Фред аристократично вытер губы, бросил салфетку на поднос и примостился рядом.
Скажи, а ты всегда такая была? Ну, особенная?
Талейта кивнула, глядя в потолок:
Говорят, мама много по туннелям ходила, когда меня ждала. Такое вообще-то нельзя делать но цыганам всё можно. Особенноесли очень надо.
Фред покивал с понимающим лицом.
Слушай, произнес он вполголоса, а как тебе Пит?
Пит как Пит, сказала она, а что?
Фред поморщился.
Не очень-то он тебя жалует, вот что. Скажешь, нет?
Мало ли кто меня не жалует, усмехнулась Талейта. Ерунда, зла не держу.
Фред встал и принялся одеваться, подбирая одежду с пола.
Мне Пит не по душе, признался он. И ещё не по душе, что он про тебя сказал вчера.
Ну-ка? насторожилась Талейта.
Фред неторопливо застёгивал рубашку:
Да вот Говорит, мол, гони девчонку, она цыганка, удачу спугнёт. Примета такая.
Талейте стало жарко, будто к щекам приложили горячее полотенце.
Брешет, сказала она, с трудом проталкивая слова через горло. Нет такой приметы. Точно нет.
За стенкой кто-то бубнил на два голоса. Душ скворчал пустым раструбом: видно, горячую включили по ошибке и теперь в спешном порядке отключали. Талейта села на кровати и завернулась в одеяло так плотно, как могла.
И что ты ему ответил? спросила она негромко.
Фред, наконец, справился с пуговицами и сел рядом на разобранную постель.
Ну что ответил Сказал, что ты псионичка высокого класса, что без тебя не обойтись, и что в удачу не верю.
Он посмотрел на неё и улыбнулся уголками рта.
Ещё сказал, что ты мне очень понравилась.
Талейте опять стало жарко, но уже по-другому.
А чего Пит? спросила она, внимательно рассматривая складки на покрывале.