Откуда же тянется нить?
Больна, и бедна, и безвестна
Хоть день я смогла бы прожить?!
И медлю я, стоя над садом
О, нет, о, конечно же, нет!
Сквозит по чугунным оградам
Луны убывающий свет.
Давно моя спальня готова,
Был весел и полон мой день.
Зачем я шепчу это снова:
К чему майской зелени тень,
К чему мне закат над рекою
И ивовой заводи вид,
Когда отдаленной тоскою
Мой сон непонятный звучит?
Стихи неплохи, хотя, признаемся прямо, что у вас есть и получше. Наташа все медлила выпустить листок из руки. Но мы ведь не о художественных достоинствах сейчас говорим. Нелли, скажите А вам в этих стихах столько же лет, как сейчас?
Не задумывалась Нет. Я года на три старше. Потому, что сейчас я очень счастлива. Там. Счастливее, чем сейчас здесь. В конце лета 1984 года я безумно и сумасшедше счастлива. Где-то. Знать бы только где, Ольга. Не иначе, в пределах собственного больного мозга.
Как вы меня сейчас назвали, Нелли? быстро переспросила Наташа.
Ольгой Мне почему-то показалось, что вас так зовут. На мгновение. Сами видите, пора сдаваться психиатрам, покуда таких милых оговорок не начали замечать чужие люди.
Если бы психиатрия могла здесь помочь, я первая подыскала бы хорошего врача.
Случай столь безнадежен? я улыбнулась, надеясь, что улыбка получилась не слишком кривой.
Абсолютно здоровый мозг всегда безнадежен в рассуждении психиатрической помощи. Вы ешьте пирог, Нелли. Он, конечно, солоноват, но напрасно я его, что ли, пекла?
Наташа Я помню, вы говорили в прошлый раз, будто в самом деле думаете, что все это существует. Но мое сознание отказывается это вмещать. Мне страшно. Мне неприятно в этом сознаваться вам, вы-то ничего не боитесь
Ничего не боится только наш граф Роман. Но, как я уже не раз упоминала, это скорее изъян психики, чем доблесть. Испытывать страх нормально. Но чего именно вы страшитесь, Нелли?
Наташенька, я туда не хочу. Тот мир, это какая-то немыслимая дисгармония, какое-то надругательство над родом человеческим. Видит Бог, вокруг нас много зла. Но это другое, совсем другое.
Как интересно Два потока в Реке Зла. Так учит один крошечный народ, вовсе крошечный, я даже думаю, вы догадываетесь, какой. Зло мыслимое и Зло немыслимое
Догадываюсь. Но Я совершенно измучилась за эти полгода. То сны, то тени И они сгущаются. Я боюсь того, что этот мир просто втянет меня, как воронка.
Нелли, ох, Нелли Наташа положила в чай еще одну полную, с горкой, ложку коричневого песка. Уж не знаю, порадую ли я вас своим предположением, но вас туда не может затянуть.
Порадуете.
Да как сказать. Видите ли Вы уже там, Нелли. Давно. Не только вы, все мы там. Просто мы этого не ощущаем. А вы Вы живете на сквозняке.
Проживать одновременно две жизни? В моей чашке попалась очень длинная чаинка. Нянька говорила, что такие чаинки «к обновке». В самом, что ли, деле, пройтись по магазинам, купить хоть бы сумочку. Что ж мне еще остается? Возможно ли такое?
Отчего нет? Боюсь только, что там вы немножко изранены. Наташа говорила совершенно серьезно. Только отблеск, только тени, от незримого очами. Помните пещеру Платона? Откуда нам знать, быть может, жизней куда больше двух.
Хоть больше ста, лишь бы мне жить своей собственной! Наташа, этот сквозняк делается для меня слишком силен. Уже многие замечают, что со мной что-то происходит. Я представления не имею, как с этим быть.
Я могу ошибаться, да и вообще мы гадаем на кофейной гуще. Точнее на чаинках. Но мне кажется, что ваши сны и тени не могут сгущаться бесконечно. Должна быть верхняя точка. После дверь закроется потихоньку или сразу. А раз уж мы ничего не можем поделать, чтобы развеять ваши грезы, то давайте с ними как-нибудь интересно-интересно поработаем.
Наташины глаза весело блеснули за стеклами очков. Мне сделалось легче. Она все и всегда может оборотить в игру.
Давайте вы будете Ну, к примеру, разведчиком в том мире. Попробуйте о нем побольше узнать. Это враждебный, это черный мир, но тем более необходимо его исследовать.
Разведчик не исследует просто так. Перед ним ставят четко определенные задачи.
Ну хотите, я вам поставлю определенную задачу?
Хочу. Я ощутила, что в игру втягиваюсь. На душе ощутимо полегчало.
Гмм Сейчас. Наташа задумалась. Вот что. А попробуйте-ка для начала понять, когда произошел расщеп.
Расщеп?
В прошлом этого мира в нем есть что-то общее с нашим прошлым? Судя по всему да. События, исторические вехи, личности Так вот когда наше прошлое одинаково, а с какого момента начинает различаться?
Попытаюсь Это же всё кусочки, обрывки
Так разведчик и трудится над кусочками, над обрывками. О, однако мы засиделись, Нелли.
Ночь в окнах и вправду уже таяла, словно кто-то потихоньку разбавлял чернила водой.
У меня разгром в гостевой комнате. Наташа поднялась. Я постелила вам в детской. Пусть тамошние сны вам сегодня и снятся, Нелли.
Глава III Знакомый незнакомец
Вместо Наташи я обнаружила утром прислоненную к чайнику записку.
«Думала было с Вами еще поболтать, Нелли, но у меня случилось землетрясение. Том переписки Гумилева с дАнуцио почти сверстан, и тут архивисты обнаруживают еще два письма! Где они их раньше держали?! Сажусь на метлу и лечу в редакцию. Пожелайте мне никого не убить. Ключ в дверях, когда будете его отдавать консьержке, попросите заодно, чтобы все яблоки, которые мне пришлют добрые люди, поставила до вечера у себя. Надеюсь, что Вы найдете к завтраку что-нибудь, кроме плюшек. Впрочем, не уверена. PS. Кстати, знаете ли Вы, что граф Роман скоро будет в России?»
Кстати Ну да, ну да. Или некстати.
Отогнав эту мысль, я полезла в холодильный шкаф. Ничего там, разумеется, не обнаружилось, кроме бутылки молока и пакета лимонов. Зато маленькую корзинку филипповской сдобы Наташа успела принять раньше, чем вышла из дому. (Крепко же я спала, что не слышала звонка рассыльного! Видимо, мне и в самом деле снились детские сны, хотя ровным счетом ничего не помню).
Заваренный Наташей чай еще даже не остыл. Съев маковую булочку, я засобиралась восвояси.
От Наташиного дома до моего пятнадцать минут пешком по Калужскому тракту. Я люблю Калужский тракт, может быть просто потому, что я в этих краях выросла. Снобы, которые признают жизнь «только внутри Садового кольца», морщат на него нос. В самом деле, старинным домам тут взяться неоткуда, Калужская дорога застраивалась в пятидесятых годах и позже, раньше тут вовсе лес был и лоси пугались свежих котлованов и строительной техники, так родители рассказывали. Но дома тут у нас выстроены очень приятные, светлого кирпича, с просторными высокими квартирами, с эркерами, в том популярном в новой Москве стиле, что скучно зовется «вторичным шехтелем». Разнообразия добавляют здания научно-исследовательских учреждений, все в духе неоклассицизма. Кроме того рядом с нами и Нескучный сад, и Воробьевы горы, ну что может быть лучше?
А самое лучшее (об этом я подумала, как обычно покупая две белых розы у цветочницы) это маленькая площадь перед Институтом Морских Исследований, что вовсе уж от меня в двух шагах, мое, сугубо мое везение.
Памятник перед институтом был установлен, когда мне сровнялось десять лет. Я этот день хорошо помню. Мало того, что нас освободили от уроков, что само по себе замечательно. Но я уже достаточно прочла и поняла в том возрасте, если без шуток. А самое главное к нам нарочно приехал в гости из Перми дедушка Михаил Гавриилович. Точнее сказать, не дедушка, а двоюродный дед, младший брат деда Константина Гаврииловича, умершего за пятнадцать лет до моего рождения. Но, простоты ради, все одно дедушка. Михаила Гавриловича я видела в последний раз в жизни. По сути и в первый, потому, что перед этим была у него в Перми шестилетней, а это глаза не умные. Сухой и легкий от старости он стоял на церемонии прямо и неподвижно, словно и сам был металлическим. А я все смотрела во все глаза на его малахитово-золотой крест «Освобождение Сибири» II степени.