Иосиф Келлер - Бесцеремонный роман стр 10.

Шрифт
Фон

Было по-старому: няня, клавесин, Летний сад, деловитая, на ходу, ласка отца, экосезы и «Бедная Лиза», и только на книгах, в альбомах, на запотелых стеклахзаветное имя: Роман.

И желание еще раз почувствовать сильную руку, сжимающую локоть, опять услыхать насмешливый голос росло с каждым днем, принимало катастрофические размеры.

Наташа бродила по гулким комнатам и не знала, чем заставить себя хоть на время забыть, как кружилась голова, как пьяно кружился вальс, а музыка на хорах пела, пела

Кажется, так: та-та-ра-та-та-ра-рам

И вдруг за окном мелькнули сани и в нихнет! она не могла ошибитьсярядом с отцомкнязь Ватерлооский

Наташа отчаянно взвизгнула и побежала к себе

* * *

 Простите, князь, что перебью вас Не пора ли отдохнуть маленько Мы весьма много и много поработали. Я прикажу сюда кофе подать.

 Что ж, отдохнем!.. Таков удел государственного человеканичего для себя.

 Да, вы правы, ваша светлость Священный долг службы!.. Исключительно тяжкие времена Молодость ушла, а личную жизнь работа скрадывает!

 Но, дорогой Александр Николаевич, грех вам на судьбу пенять, еще столько возможностей Возьмите отпуск и катите в Париж, император будет рад гостю, а я сами понимаете: дом мойваш дом!

 Париж, ваша светлость Париж!.. Влюблен я в вашу столицу С юности* влюблен и, кажется, до гроба!.. Эх, пришит хвост у меня, да и без дела по заграницам разъезжать не приходится, разве что при российском посольстве, если удастся!..

 Кстати, Александр Николаевич, кого государь думает назначить послом?

 Не скрою от вас, много говорят, ой как много!.. Но в таких делах его величество больше на волю божью да на себя полагается А все-таки называют.

 Кого же?

 Сперанского. Известно, что Михайло Михайлович любезен императору вашему, а в деликатной обстановке, подобно теперешней, разумеется, все это учитывать приходится. А ваше мнение, князь? Подойдет Михайло Михайлович послом?

 Отчего же нет? Он наверное умнее господина Убри. Ха-ха-ха!..

 Не говорите!.. Насмеялись в Париже над Убри. И поделом! За глупость! Да и как можно, что

Вдруг шум и трах.

Стекла жалобно звякнули. Голицын сурово привстал, а Владычин любопытно повернулся к двери.

Но раньше чем Александр Николаевич успел грозно крикнутьНаташа!

Наташа подбежала к князю Ватерлооскому и, забыв сделать полагающийся по этикету реверанс, решительно протянула альбом в сафьяновом переплете.

 Ваша светлость, прошу вас, на память напишите мне несколько строчек

Роман повертел сафьяновый альбом, потом, хитро улыбнувшись, наугад раскрыл и размашистым почерком написал

9

У Наташи по воскресеньям собирались гости.

Болтали о театре и балете, весело и непринужденно шумели, и никто не обращал внимания на хозяйку.

 Граф, замолчите!.. Я сгораю от стыда.

 Это не фантазия

 Когда подумаешь, что из знакомых кто-нибудь бывает в «Зеленой лампе»

 Боже мой, какое бесстыдство!

 Ого!.. Смело!.. Прийти сюда, зная, что всему Петербургу известно имя автора эпиграммы на Александра Николаевича.

 Эпиграммы? Милый граф, расскажите! Я не слыхала.

Вот Хвостовой покровитель,

Вот холопская душа,

Просвещения губитель,

Покровитель Бантыша

 Только потише, а то еще Натали

 Наталья Александровна читала вчера у Трубецких.

Напирайте, бога ради,

На него со всех сторон!..

Не попробовать ли сзади?

Там всего слабее он.

 И он здесь?

 Граф, покажите его!

 Вон, у камина, рядом с Вяземским.

 Настоящая обезьяна из кунсткамеры!

 Ха-ха-ха!

В просторном зале становилось тесно и душно; важные лакеи бесшумно перебегали от одной группы к другой, разнося прохладительные напитки и различные сласти.

 я не испугалась и, протянув альбом, попросила князя написать что-нибудь на память.

 Ах, ma ch?re, a он?

 Написал!

 Написал?

 Да, трогательное стихотворение!

 Натали, прочти прочти!

 Интересно, что мог написать этот

 У Вилли, кажется, появился опасный конкурент!

 Наталья Александровна, дайте, Саша прочтет!

 Нет, нет!.. Я сама!..

Быстро вытащили на середину кресло, и Наташа, взобравшись на него, раскрыла альбом и, счастливо улыбаясь, прочитала:

Средь шумного бала случайно,

В тревоге мирской суеты

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты.

Мне стан твой понравился тонкий

И весь твой задумчивый вид.

А смех твой, и грустный и звонкий,

С тех пор в моем сердце звучит.

Я вижу печальные очи,

Я слышу веселую речь

Люблю ли тебя, я не знаю

Но кажется мне, что люблю.

10

Первоначальный план донельзя прост и решителен: забраться пораньше в смирдинскую лавку и через окно следить за подъездом Чернышевского дворца и ждать, когда князь выйдет, чтобы ехать на заседание,  тогда выскочить из засады, смело броситься вперед и привести в исполнение дерзкий замысел

Смирдин был, как всегда, удивительно любезен и предупредительно вывалил на прилавок перед своим постоянным щедрым покупателем груду недавно полученных иностранных новинок. Но желанные книги только предлог, только повод, а главное там, за стеклом, где сонный швейцар от нечего делать натирает и без того ослепительно блестящие ручки.

Проходит долгий и томительный час, все книги просмотрены, и хотя вчера в игорном доме спущены последние пятьсот рублей, внушительная стопка отложена для покупки, а князя все нет и нет

Беспокойство, что придется отложить задуманное, сперва едва ощутимое, похожее на понятное в таком деле волнение, росло, металось и гнало вон из лавки и наконец заставило внезапно изменить всю заранее придуманную экспозицию.

 Старое чучело, говорят тебе, пропусти!..

 Сударь, князь спит, и я не могу

 Да пойми, что он только и свободен, когда спит!..

 Князь приказал

 Болван! Я должен его видеть непременно и

 Позвольте, сударь, позволь Ай-яй!.. Ай!..

Сильный удар в живот заставил преданного Пико опуститься, скрючившись, на ковер, а молодой человек шмыгнул в приоткрытую дверь, пробежал десяток комнат и наобум, случайно ворвался в полутемную спальню.

После яркого зимнего солнца тьма ослепила его, но потоптавшись неуверенно на одном месте несколько секунд, он заметил большую кровать, ринулся к ней и, споткнувшись, упал, беспомощно вытянув руки.

Роман, проснувшись от грохота, выдернул из-под подушки револьвер и зажег высокую свечу.

 Что вам нужно?

 Ваша светлость простите поклонник вашего поэтического таланта Александр Сергеевич Пушкин Случайно услышанное стихотворение

Вбежал обеспокоенный Пико, но Роман отослал его, соскочил с кровати, отдернул тяжелую штору и теперь, когда солнце затопило неуклюжую комнату, внимательно посмотрел на своего нового поклонника, поклонника поэтического таланта князя Ватерлооского. Вспомнил издания «Брокгауз и Ефрон».

Вон он рядомживой, экспансивный юноша, еще не мечтающий о «Евгении Онегине», не знающий, что стихами его будет гордиться русская поэзия и что в тумане грядущих годов уже летит меткая пуля Дантеса

 Очень рад Весьма рад, что мой стишок понравился вам, Александр Сергеевич!

 Стишок!.. Вы это называете стишком!

«О, Моцарт, Моцарт!»пропела память горькие слова Сальери.

 Откровение! Простота!.. Я тоже иногда пописываю стихи, и мои друзья, в особенности Дельвиг, находят

И пока Роман одевался, Пушкин говорил о Лицее, Державине, «Руслане и Людмиле», о друзьяхо тех, кому было дано тесно связать свои имена с его бронзовым именем

11

Резким движением он повернул седеющую голову в сторону двери.

 Чего тебе?

 Поручик Конопелкин вас спрашивает, ваше сиятельство!

 Какого рожна надо поручику? Ночь, поди! Пошли его к матери.

 Дозвольте осмелиться,  залепетал вестовой,  господин поручик говоримши, что они к вам, батюшка, ваше высокопревосходительство, с конфиденцевой!..

 Дурак!  рявкнул Аракчеев .  Веди поручика!

Вестовой шмыгнул за дверь. Аракчеев расстегнул высокий воротник мундира и состриг нагар со свеч.

Поручик Семеновского полка вытянулся в струнку и щелкнул каблуками.

 Имею честь

 Не ори! Здравствуй. Чего там такого?

Поручик вытащил из-за обшлага бумагу.

 Вот, ваше сиятельство!

Аракчеев нетерпеливо развернул бумагу и придвинул к себе свечу. Медленно прочитал.

 Откуда взял?

 Нашел, ваше сиятельство! Ввечеру я был назначен в караул к Михайловскому замку со своим взводом. Я шел по мостовой, а впереди ехал ванька с двумя седоками. Оба в партикулярном Один под мышкой держал пакет с книгами. Не заметивши или нарочно обронил он книгу возмутительного содержания.

 Откуда знаешь, что возмутительного?

 А я ее поднял, равно как и вон ту бумагу, в ней находившуюся.

 Подай сию книгу.

 Извольте, ваше сиятельство Вольтер!

 Не учи! Грамотный.

 Книжку я по причине темноты рассмотреть не мог, а от взвода отлучиться не посмел. Так они на вань-ке и уехали, оные вольнодумцы.

 Ага! Стало быть, ты и бумагу сию читал?

 Виноват, ваше превосходительство! Токмо из усердия! Возмутительная вещь и нетерпимая! Из рвения и бдительности Сдал я караул помощнику и побежал к вам.

 Вы правильно поступили, господин поручик. Но никто не знает, что вы отправились ко мне?

 Никто, ваша светлость!

 Могли бы присягнуть, что сию бумагу никто не читал, кроме вас?

 Могу!

 Хорошо. Я вам приказываю: во-первых, забыть все происшедшее, а главное, содержание сей возмутительной глупости; во-вторых, отправиться на гауптвахту отсидеть две недели за самовольное оставление караула; в-третьих, поручик, к Рождеству я вам обещаю капитанский чин.

 Рад стараться, ваше сиятельство!

 Скажите там, на кордегардии, что я вас арестовал на улице, без занесения ареста в формуляр.

 Покорнейше благодарен!

 Ступай.

Тщательно очинил перо и уже вывел на широком листе бумаги: «Его высокопревосходительству, господину министру полиции»как вдруг, что-то вспомнив, сломал в жестких крючковатых пальцах перо и порвал бумагу.

Аракчеев всталтень его метнулась по потолку,  запер книгу и рукопись, доставленные офицером, в железный стенной шкафчик и быстрыми шагами заходил по кабинету.

12

В доме Никиты Петровича большая суматоха. Двери комнат настежь, на вощеном паркетегрязные следы; обалделые слуги мечутся взад и вперед, а сам хозяин лежит ничком на тахте, и только долгие истошные крики, несущиеся в раскрытые двери, заставляют Никиту Петровича шевелиться, дрыгать ногами и пухлыми пальцами затыкать уши. Около почтительно замер главный дворецкий, один сохранивший всегдашнее бесстрастие, и теперь, когда весь дом исходит страхом и бестолковой суетливостью, это спокойствие вызывает гнев и бесконечное удивление.

 Ну не стой как идол!.. Пойди узнай!.. Слышишь?

 Вы бы, Никита Петрович, холодного кваску испили!

 Ой-ой опять кричит!.. Да что вы все двери распялили?!. Закрой! Закрой! Скоро ли это кончится! А!

 Не извольте волноваться, Никита Петрович, женское дело нутряное, трудное А кричат они больше для облегчения, а не то чтоб от боли. Вот моя шестым затяжелела Ничего! Попривыкнет А вы бы кваску Никита Петрович, лекарь идет!

 А? Что? Доктор? Доктор, ну как?!

 Все отлишно! Ошень отлишно!..

 А-а вообще?

 Мальшик!..

 С наследником, Никита Петрович, с наследником!

Никита Петрович расцвел счастливейшей улыбкой и, шлепая туфлями, на радостях пошел лично проводить доктора до двери.

* * *

Никита Петрович роговые очки протер фуляром, украсил ими породистый нос и гусиным пером старательно стал выводить на бумаге фамилии разных особ.

Окончил. Довольный, прочел несколько раз и вдруг ударил себя по морщинистому лбу.

Решил. Сына ждали долгие годы О сыне мечтали в бессонные ночи. Наконец свершилось. Значит, не напрасны многолетние усилия. Нужно грандиозным торжеством ознаменовать крестины.

Блаженно улыбаясь, табак из цветной табакерки медленно-медленно всосал в волосатые ноздри:

 А-а-апчхи!..

13

Стол, на столе двое счетов. Огромная переплетенная в кожу книга раскрыта на средине; над ней согнулись два человека. Каждый то и дело откладывает по нескольку костяшек.

 Ну, кажется, тысяча восемьсот одиннадцатый год кончаем подсчитывать

 Умаялся я!.. Давай декабрь сосчитаем да и передохнем немного.

 И то! Каково-то им, беднягам, было. Нам сосчитать тяжело, а им столько обедов да чаев изничтожить! Тоже трудов необыкновенных стоит

 Похоже, мой граф осиливает, почти до четырех тысяч дошло

 Ну, брось; и князь Александр Николаевич не сдает, тоже за тридцать шестую сотню перевалил.

 Постой! Двадцать первое декабря У графа Толстого три тысячи шестьсот восемьдесят два приглашения.

 Эх, а у князя Голицынатри тысячи шестьсот двадцать два!..

 Ну-ка, перелистни

Несколько страниц огромного камер-фурьерского журнала переворачиваются с жестяным звуком.

 Эх, пыли-то! От гордыни князь, нас заставил пересчитывать приглашения.

Обер-камер-фурьеры снова хрустят счетами.

 Конец! Обозлится князь Александр Николаевич.

 Как пить дать Давай пометим пиши!

«Подщитано: с начала царствования Государя Императора Александра Павловича по 1 Генваря 1812 года был приглашен к столу их величеств князь А. Н. Голицын3635 раз; граф Н. А. Толстой3694 раза. О других особах говорить не приходится по несравнимой малости приглашений. Подщеты за последующие годы будут произведены незамедля.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке