И вообще странно, что неприятности случаются, Сморчков, только с твоими подельниками. Один якобы со шконки свалилсяперелом ключицы, второйчереп проломлен Ладно, раз просьб и пожеланий нет, тогда идём дальше.
Дверь захлопнулась, и народ как-то разом выдохнул. А тут и вечернюю пайку принесли, так что некоторое время людям было чем заняться.
Феликс Осипович, обратился я к комбригу, пытаясь языком выковырять застрявший между зубами кусочек уже опостылевшей селёдки. Я смотрю, тут с зубными щётками вообще беда.
Это точно, я вот тоже привык на воле каждые утро и вечер зубы чистить, а здесь такой возможности не имеется. Ни щётки тебе, ни порошка.
И сделать не из чего, подключился артиллерист. Помню, в деревне, когда маленький был, у нас умелец мастерил зубные щётки из деревянной палочки со свиной щетиной. Здесь же ни деревяшек, ни щетины. Да и ножа нет, не пальцем же вырезать.
Ну, предположим, заточка у товарища комбрига имеется, напомнил я. А вот с остальнымда, проблема. Да хоть бы деревяшка была, могли бы зубочисток настрогать. Не табуретки же портить, в самом деле.
Я знаю, где взять деревяшку. Это дал о себе знать бывший главный бухгалтер завода «Калибр» Павел Иванович Коган.
Знаете? Ну-ка, рассказывайте.
Оказалось, что баней заведовал истопник, с которым Коган в силу своего общительного характера уже не то чтобы подружился, но навёл контакты. В итоге уже в следующее посещение помывочной за кусок сахара истопник настрогал с сотню тонких щепочек, которыми вполне можно было выковыривать застрявшие в зубах остатки пищи. Нам оставалось только скрытно пронести эти щепочки в камеру.
А перед этим меня успели снова вызвать на допрос. И случилось это посреди ночи. Явно уставший Шляхман с чёрными кругами под глазами на этот раз обошёлся без физических инсинуаций. Вероятно, тюремный лепила, к которому я вчера снова наведался, проинформировал его о состоянии моего здоровья. Да и на прошлом допросе Шляхман, видимо, понял, что одними побоями заставить меня подписать признаниедело бесперспективное.
Хотя без наручников не обошлосьпрошлого раза им хватило, чтобы почувствовать крепость кулаков российского спецназовца. Пусть даже и бывшего, однако поддерживавшего форму регулярными тренировками. Во всяком случае, до того момента, как угодил в это время.
Хотя и в камере по мере силособенно до избиениястарался делать кое-какие физические упражнения. Отжимания, пресс, растяжка, бой с тенью Глядя на меня, к занятиям по физподготовке подключились сначала комбриг с инженером, а затем и ещё несколько человек, в основном из военных. Мне даже вспомнился виденный в детстве фильм «Не бойся, я с тобой!», где главный герой в исполнении Льва Дурова обучал азербайджанских зэков премудростям восточных единоборств. Они потом, кажется, даже бунт учинили, хотя сцены боёвглядя с высоты прожитых летбыли поставлены на редкость непрофессионально. Мюзикл, что с авторов взять!.. Впрочем, для неизбалованного советского зрителя, видевшего из подобного разве что «Пираты XX века», и это казалось настоящим прорывом.
Так что на этот раз следователь изводил и себя и меня одними расспросами. Причём я видел, что ему самому хочется поскорее всё это закончить, но не можетто ли указание свыше, то ли на принцип пошёл.
Поймите, Сорокин, вы, конечно, можете не подписывать протокол. Я просто внесу в него запись о вашем отказе и удостоверю её своей подписью. Поверьте, этого достаточно, чтобы дело ушло в суд по статье «Нелегальный переход на территорию СССР с целью шпионажа в пользу иностранного государства». Тем более что у меня имеются показания жителей Ватулино, в частности участкового инспектора милиции Дурнева. Одного этого хватит, чтобы припаять вам как минимум десять лет за шпионаж, а то и высшую меру социальной защиты.
Как хотите, устало вздохнул я. Но своей подписи я под этим не поставлю. Ячеловек из будущего
Да из какого на хрен будущего!
Шляхман перегнулся через стол, его нижняя губа затряслась, налитые кровью глаза вылезли из орбит, казалось, ещё мгновениеи он зарядит мне по физиономии. Однако сдержался, сел на место.
В общем, так, гражданин Сорокин или кто вы там на самом деле Устал я с вами цацкаться. Все подследственные как подследственные, один-два допросаи подписывают. Обычно даже и бить-то не приходится. А вы решили упереться, думаете, это спасёт вас от наказания? Откуда вы на мою голову только свалились?.. И точно, свалился, парашютист недоделанный. И ведь что странно Во время обыскау меня тут пометочказаписано, что на брюках и ботинках американские бирки, а на майкекитайская, парашют и вовсе произведён в Германии. Как планировали связываться со своими хозяевами? Жители Ватулино видели только один парашют, получается, прыгали с рацией? Хотя окрестности мы прочесалирации не нашли. Или у вас в Москве имеется связной? Как его фамилия?
Я молчал. Мне уже поперёк горла стоял этот Шляхман. Пусть бьют, ломают рёбрая ничего больше говорить не буду. Надоело!
Сорокин, я последний раз вас спрашиваю, на чью разведку вы работаете?! Поймите, молчание вас не спасёт, оно только усугубит ситуацию.
На марсианскую, выдавил я из себя плоскую шутку.
На марсианскую? Погодите Так это же планета такаяМарс!
Вот оттуда меня и забросили.
Ёрничаете? Ну-ну Посмотрим, как вы через недельку будете ёрничать.
В итоге я вернулся в камеру лишь под утро, злой и невыспавшийся.
А через пару дней по мою душу заявились вертухаи, заломили руки и, ничего не объясняя, куда-то повели.
«На расстрел», мелькнула в голове шальная мысль, от которой я ощутил серьёзный дискомфорт. Даже не подумал, что для начала меня должны были судить, а только после этого ставить к стенке. Ну да в запарке и не такое забудешь.
К счастью, мои худшие опасения не оправдались, всё ограничилось карцером. Узкое, похожее на пенал, сырое и прохладное помещение, хотя снаружи было градусов двадцать тепла. Покрытые плесенью стены, тусклая лампочка в мутном решётчатом плафоне, откидная шконка, прикрученные к полу столик с табуретом да ведро-параша в углу И маленькое окошечко под потолком, в которое с трудом проникал свет с воли.
Шконку до отбоя не трогать, приказал вертухай. Матрас и подушку получишь перед отбоем, утром сдашь.
За что хоть меня сюда?
Ответом было молчание. Оббитая железом дверь захлопнулась, и я остался наедине с собой. Сел на табурет, опёршись локтями о столик, подпёр ладонью подбородок.
В конце концов, карцерне самое плохое место. Вон, Куприянов вернулсяничего, живой. Возможно, именно в этом карцере он и коротал дни. Знать бы ещё, за что я сюда угодил.
Ой, тоска-то какая! И мысли всякие дурные в голову лезут. Нет, вешаться на шнурках я не собирался, тем более у меня их сразу по прибытии в Бутырку конфисковали. Чудо ещё, что во время первой же драки с местными авторитетами кроссовка не улетела после «вертушки». Хорошо бывшим военным, они-то хоть в сапогах.
А дурные мысли были такого плана: не покаяться ли мне в том, чего я не совершал? Может, всё-таки не расстреляют, а в лагерь отправят? Всяко в лагере лучше, чем в камере, набитой людьми, многие из которых предпочитают ходить с голым торсом из-за жары и повышенной влажности. Пусть даже лес заставят валить или породу на тачках возить, в этом есть хоть какая-то определённость. А дурной мысль была потому, что подпиши я протокол с признанием в шпионажеи девяносто девять процентов, что меня шлёпнут. Тут даже к гадалке не ходи.
Потом накатило какое-то философское настроение. Были бы карандаш с бумагой, я, наверное, с тоски затеял бы писать какой-нибудь труд. Не могу вот так сидеть, ничего не делая, по жизни всегда находил себе какое-нибудь занятие. Поотжиматься, что ли? Вроде как рёбра уже не очень побаливают.
Упёрся кулаками в цементный пол, сделал полсотни отжиманий. Попробовал упражнения на пресснет, сразу дал знать о себе левый бок. Зато упражнения на растяжку прошли нормально. Ладно, отжимания и растяжкавот два моих способа, как убить время. А заодно и согреться, если уж на то пошло.
Однако на следующий день как раз во время занятий откинулась задвижка глазка, и строгий голос немолодого надзирателя предупредил: