Усевшись на лавку и машинально взяв со стола пирог, жую не ощущая вкуса. Либо я параноик, либо горбоносый задумал убрать именно меня, а Савелия устранил лишь как помеху. Собственно, чем я помешал этому столичному боярину? Только тем, что якобы видел его в ту злополучную ночь, когда было совершено покушение на Светлейшего. И дернул меня черт сообщить ему об этом. Тем более, что в действительности я его вовсе не видел, а всего лишь слышал похожий голос. Но теперь-то, судя по его реакции, ясно, что то был именно он.
И что мне теперь делать? Рассказать обо всем воеводе. Но тот, как видно, горбоносому полностью доверяет. А то не дай бог еще окажется с этим Никитой Олеговичем из одной антикняжеской коалиции. Может, сбежать из крепости пока не поздно? А куда? М-да
Может, попросить воеводу, чтобы дал мне возможность поговорить с Савелием? Нет, не попросить, а потребовать. Ведь судя по тому, как Афанасий ко мне относится, он считает меня лицом особо приближенным к Светлейшему Князю.
Где находится Савелий? спрашиваю, дожевав пирог и решительно поднявшись со скамьи. Мне необходимо лично с ним переговорить. Не верю я, чтобы старшина личной гвардии Светлейшего Князя мог просто так кого-то зарезать. К тому же, дорогой Афанасий Егорыч, я сплю чутко, а потому точно знаю, что ночью Савелий никуда не отлучался.
Дык, я как раз собирался присутствовать на допросе этого лихоимца, сообщает воевода, Ежели ты, Дмитрий Станиславович, сносно себя чувствуешь, то пойдем вместе.
На каком еще допросе?! вскрикиваю с возмущенным удивлением. Кто смеет допрашивать гвардейца без ведома Петра Александрыча? Неужто тебе, Афанасий Егорыч, не дорого свое место? Немедленно распорядись, чтобы усилили охрану гвардейца и никого к нему не допускали до особого княжеского распоряжения. Неужели ты не понимаешь, что ежели этот Савелий действительно окажется врагом, то необходимо будет тщательно и осторожно расследовать, каким образом он оказался в личной гвардии Князя? А ежели все это поклеп, и Савелий не виновен, тогда что? Не заговором ли тут попахивает?
Открыв рот, побледневший воевода таращится на меня и не может сообразить, что ответить. Не даю ему собраться с мыслями и продолжаю наезжать:
Вчера, значит, в меня якобы по шалости выстрелили, сегодня моего же телохранителя обвиняют в убийстве лекаря, который меня же лечит А не звенья ли это одной цепи? спрашиваю, прищурив глаза. А распорядись-ка, дорогой мой друг, чтобы того охламона стрельца тоже как след охраняли. Пожалуй, я и с ним поговорю чуть попозжа.
Выдохнувшись, обвожу строгим взглядом присутствующих. Кроме продолжающего растеряно молчать воеводы, на меня, испуганно зажав рот руками, смотрит его супруга дородная Глафира Еремеевна. Из-за ее пышного тела выглядывает рыжая дочурка, телесами лишь самую малость уступающая маме. У дверей переминаются с ноги на ногу двое холопов.
Вижу, что Афонасий наконец-то собирается что-то ответить, и опережаю его:
И об услышанном здесь все присутствующие чтобы молчали до поры, дабы не спугнуть врага, который, быть может, притаился совсем рядом! Считайте это государственной тайной. А потому и ее разглашение будет караться соответственно. Так что, распоряжайся, любезный Афанасий Егорыч. А я сейчас оденусь, и мы с тобой поспешим к арестантам. Может, удастся что прояснить самостоятельно. Тогда, уж будь уверен, Светлейший Князь не обойдет милостью нас обоих. А может, многозначительно поднимаю палец и уже тише говорю:А может, и сама юная Императрица удостоит нас похвалы.
Оставив окончательно сбитого с толку воеводу, хватаю со стола пирог и быстро удаляюсь на второй этаж. Оказавшись в своей комнате, быстро поедаю пирог, на этот раз распробовав рыбную начинку, обдумывая походу, что я такого только что наплел. Решаю, что поверил ли мне Афонасий, нет ли, а лучше не давать ему времени на размышления. Хватаю свой многострадальный полушубок и спешу снова вниз.
Я уже отослал холопов с распоряжением, встречает меня воевода, и я сдерживаю облегченный вздохзначит поверил. Может поснедаешь сперва, Дмитрий Станиславович? Негоже с утра непоемши-то.
Некогда мне чрево набивать, когда государство в опасности, выдаю напыщенно, но желудок перехватывает контроль над телом, и я, остановившись возле стола, быстро захомячиваю еще один рыбный пирог и опорожняю ковшик горячего еще яблочного компота. Вытерев губы подхваченным со стола рушником, киваю хозяину дома:Пойдем уже, воевода, пока какой новой беды не случилось.
За ночь на улице подморозило и вчерашняя талая каша застыла труднопроходимыми скользкими кочками. Кое-как ковыляем, с трудом отыскивая безопасное место, чтобы не поскользнуться и не вывихнуть ногу. Назревает желание отчитать воеводу за непростительное разгильдяйство, мол, а вдруг война? Но сдерживаюсь. Все-таки он не просто так на подобной должности стоит. Может не выдержать, да и послать куда подальше.
От расположенного под крепостной стеной длинного бревенчатого здания навстречу нам ковыляют горбоносый со своими холопами. Молодцы поддерживают боярина, однако и сами порой оскальзываются, с трудом удерживаясь на ногах. В голову приходит мысль, что в случае чего для врага подобное препятствие тоже будет не в радость. А привыкшие к подобным, мягко выражаясь, дорогам русские воины пожалуй окажутся даже в более выгодном положении. Возможно, не так уж и неправ был юморист, предположивший, что именно из-за присущих Руси двух бед, она не покорилась ни одному захватчику.
Пошто меня не пустили допрос лихоимцу чинить?! возмущенно кричит еще издали горбоносый боярин. Нешто мы с тобой, воевода, не уговорились заранее?
Нешто у тебя, боярин, есть право на допрос княжеских гвардейцев? опережаю с ответом воеводу. А не покажешь ли удостоверяющую грамотку за подписью Петра Александрыча?
Горбоносый даже топнул ногой от ярости, и непременно упал бы, поскользнувшись, но верные холопы удержали его.
Нешто у тебя такая грамота имеется? зло шипит он.
Моей грамотой являются слова, сказанные воеводе лично Светлейшим Князем! гордо поднимаю голову, краем глаза косясь на спутника, который в свою очередь удивленно воззрился на меня. Не ну, говорил же ему Светлейший, чтобы он позаботился обо мне? А разве эти слова не означают, что я обличен особым княжеским доверием? Беру воеводу под руку и увлекаю мимо исходящегося в бессильной злобе боярина. Пойдем, Афонасий Егорыч. Только тебе позволено присутствовать при допросе. Вот только напишешь расписочку о неразглашении на имя Светлейшего Князя.
Окончательно сбитый с толку Афанасий следует за мной, оглядываясь на горбоносого с каким-то извиняющимся выражением на покрасневшем лице, мол, я бы рад, да вишь какие тут дела, и все такое.
В помещении, куда заходим, очень уж жарко натоплено. За столом какой-то красномордый чин, скорее всего начальник стражи, что-то диктует худосочному лопоухому юнцу, скрипящему пером по желтоватому листу бумаги. Увидев нас, красномордый подскакивает и вытянувшись, докладывает воеводе о текущих делах.
Зря разоблачился, Дмитрий Станиславовичч, обращает внимание Афанасий на то, что я снял дубленку. В казематах зябковато будет.
Нешто ты меня в казематы запереть собираешься? пытаюсь пошутить, но, заметив взметнувшиеся брови воеводы, поспешно поясняю:Да шучу я, шучу. Однако думаю, нечего нам по казематам шастать. Пущай Савелия сюда приведут. Допрашивать в комфорте надо, тогда и не пропустишь никакой мелочи.
Воля твоя, боярин, кивает тот и отдает соответствующие распоряжения.
И еще, Афанасий Егорыч, подхожу и тихо говорю в самое ухо:Надобно сделать так, чтобы никого кроме нас при допросе не было.
Воевода, почему-то тоже вполголоса, что-то говорит красномордому начальнику стражи. Тот в свою очередь шепчет писарю, предварительно толкнув того в бок, отчего тот мазнул пером по бумаге, оставив неприглядную кляксу.
Чернила и бумагу оставь, говорю писарю, видя, что тот заграбастал с собой чернильницу. И в ответ на вопросительный взгляд воеводы развожу руками и поясняю:Расписочку о неразглашении тебе, воевода, написать все же придется. А заодно и протокол допроса собственной рукой составишь, дабы светлейший узрел твое радение.