Савелий, обращаюсь к чавкающему сзади гвардейцу. Когда последний раз снег выпадал?
Дней десять уже как.
И что, нельзя было его убрать?
Как это? вопрошает тот, после долгой минуты раздумья.
Промолчав, зло шагаю через площадь, высоко задирая ноги, чтобы не загребать ботинками снежную кашицу. Миновав какое-то здание, у крыльца которого толпятся солдаты в точно таких же серых кафтанах и войлочных шапках, как у напавших на нас бандитов, останавливаюсь, озираясь по сторонам. Почему-то ожидал, что попаду на улицу, которая куда-нибудь да выведет. Но улиц здесь, похоже, нет. По крайней мере, я не вижу никакого порядка в разбросанных как попало деревянных домах.
За окружающими площадь двухэтажными домами находятся домишки поменьше, крытые в основном соломой. Из труб курится дымок, растворяющийся в низком небе. Вокруг домов нет никаких заборов, огораживающих частную территорию.
В какую же сторону мне прогуляться? Площадь наверняка является центром крепости. В моем мире в центре Оскола есть только одна площадь, что около бывшего ДК «Октябрь», в которую упирается улица Ленина. Но вряд ли это та же самая площадь, ибо от «Октября» начинается резкий спуск по бывшему крепостному валу к Оскольцу и слободе «Ямской». Здесь же никакого спуска не видно. Да и по краю вала должна стоять крепостная стена. Где, кстати, стена?
Дмитрий Станиславович, рад тебя видеть в добром здравии, раздается голос воеводы. А я вот все никак не мог выбрать время, чтобы зайти к тебе для беседы. Надеюсь, сегодня освободиться раньше. Очень уж любопытные истории о тебе поведали Петр Александрович и Федор Савелич. Хотелось бы самолично послушать.
Воевода, вероятно, вышел из того дома, возле которого топчутся солдаты. Рядом с ним какой-то худой человек с крючковатым носом, одетый в долгополую песцовую шубу и высокую меховую шапку.
Да надоело мне, Афанасий Егорыч, на кровати валяться. Все бока уже отлежал. Решил пройтись, подышать свежим воздухом.
Нешто в избе воздух не свеж? прищурил глаз худой, и я сразу узнал по голосу заговорщика с постоялого двора. Странно, но я его там не видел, иначе такого точно не забыл бы. Но голос-то точно тот.
Где-то мы встречались с тобой, боярин, решаю уточнить на всякий случай.
Не видывал я тебя доселе.
А той ночью, когда на Светлейшего Князя покушались, разве не тебя я встретил во дворе?
Худой вздрагивает и еще сильнее прищуривает полыхнувшие злобой глаза, подтверждая тем самым мои подозрения.
Не было меня в яме, восклицает он.
В какой яме? не понимаю я.
Никита Олегович из столицы прибыл аккурат перед вашим появлением. Так что, попутал ты его с кем-то, Дмитрий Станиславович, разводит руками воевода.
Да? Ну, значит, точно попутал, соглашаюсь, не желая раньше времени обострять ситуацию. И, чтобы перевести разговор на другую тему, говорю:Сыровато у вас тут для прогулки. Наверное заняты все чрезмерно, оттого и снег в крепости не убирается.
Куда снег не убирается? не понимает воевода, и тут же советует:А ты, Дмитрий Станиславович, на стену поднимись. Там хоть и ветрено, зато сухо.
Непременно поднимусь, обещаю воеводе. Только я ж здесь впервые.
Так идите к стрелецким воротам, указывает рукой тот. Ну, так встретимся вечерком за ужином. А мы, Никита Олегович, пойдем, займемся твоим делом.
Воевода с подозрительным боярином направляются к ближайшей избе, а я, сопровождаемый Савелием, двигаюсь обратно через площадь в указанном направлении. Вскоре сквозь висящую в воздухе сырую мгу начинаю различать высокую деревянную башню, увенчанную четырехскатной крышей, и примыкающие к ней рубленные стены. В основании башни большие ворота, внутренняя створка которыхогромный щит из бревенподнята на блоках и удерживается двумя толстенными цепями. Наружные створки просто распахнуты. Из любопытства направляюсь в проход между наружными и внутренними воротами. С правой стороны сквозь прямоугольные бойницы на нас смотрят три орудийных жерла. В воротах нет ни единого человека. Лишь вниз по склону удаляется группа всадников, проехавшая перед нами. Порываюсь было спросить сопровождающего меня гвардейца, почему нет охраны в воротах, но сдерживаюсь, не желая выказать какую-нибудь глупость. Вместо этого спрашиваю:
Наверх-то как подняться?
Мы возвращаемся, и Савелий указывает на двери во внутренней части стены рядом с башней. Через них проходим в помещение, в котором и установлены те три пушки, жерла которых я только что разглядывал. В дальнем темном углу что-то перебирают двое солдат. Глянув на нас, они продолжают заниматься своим делом.
По крутой лестнице, представляющей собой два бревна с врезанными в них ступенями, поднимаемся на следующий этаж. Здесь тоже установлены три пушки. Только две из них направлены в боковые бойницы, смотрящие вдоль стен. Перед средней, более крупной пушкой лежит горка ядер.
Почему один? спрашивает у находившегося здесь солдата Савелий.
Дык, воевода ж распорядился, господин гвардейский старшина, бодро отвечает тот.
Внимательно осматриваю своего телохранителя и не нахожу никаких отличительных знаков, по которым можно определить звание. Может, солдат просто знаком с Савелием.
Отчего же так? решаю тоже проявить озабоченность ситуацией.
Дык, слободы порушенные отстраивать надо, боярин. Да и ворога далеко отогнали. Но ежели что, вмиг все войско в остроге соберется.
Ну, хорошо, коли так, одобрительно киваю и ступаю на лестницу, ведущую выше.
На следующем этаже так же три пушки, но направлены стволами в сторону степи. По бокам открытые проемы, ведущие на стены.
Поднимаемся еще выше и оказываемся на дозорной площадке. Здесь возле единственной пушки, зябко кутаясь в кафтаны, топчутся двое воинов. По периметру примерно по грудь бревенчатое ограждение. Над головой четырехскатная крыша, установленная на восьми столбцах. Метрах в двухстах с обеих сторон возвышаются такие же башни.
Как служба, молодцы? изображаю из себя высокий проверяющий чин. Киваю в сторону степи:Не видно ли чего подозрительного?
А чего там нонче можно увидеть? ничуть не смутившись, отвечает тот, что постарше. Таперича вражина не скоро объявится. Даст Бог, при нашей жизни с энтой стороны больше не припрется.
Немного потоптавшись на пронизывающем сквозняке, спускаюсь с дозорной площадки и выхожу на стену. Стена шириной метра три. С наружной стороны бревенчатый сруб поднимается по грудь. Через каждый шаг в нем проделаны небольшие квадратные бойницы со скошенными наружными краями, вероятно, для увеличения угла обстрела. Над головой односкатный навес, установленный на столбах.
Осматриваю подступы к стене. Сама стена высотой с трехэтажный дом. Далее крутой склон, опускающийся в нечто, напоминающее опоясывающий крепость ров. Сейчас ров замерз и засыпан снегом, но все равно угадывается. Через него к воротам перекинут деревянный мост. Далее еще один мост пересекает русло скованной льдом реки.
Это река Оскол? Спрашиваю у Савелия.
Тот утвердительно кивает.
А это Стрелецкая слобода? показываю на раскинувшееся внизу селение, и тоже получаю утвердительный ответ.
Примерно представляю, в каком месте города из моего времени нахожусь, но не могу найти ничего знакомого. Да и не удивительнонесколько веков разницы, да и реальность другая. Фантастика, блин
Не менее трети стрелецких хат разореныиз снега торчат обугленные, лишенные крыш срубы, кое-где сугробы и вовсе скрывают остатки былого жилья.
Однако, несмотря на снежную зиму, порубежники уже восстанавливают свое жилье. Повсюду суетятся люди, подъезжают подводы, груженые бревнами для срубов и стропильным лесом.
От промозглого ветра глаза начинают слезиться. Наваливается ощущение сильной усталости. Вероятно, я еще слаб для подобных экскурсий.
Держась рукой за стенки, спускаюсь вниз. Савелий идет следом, громко сопя прямо в ухо.
Никак тебе худо, боярин? спрашивает он, вероятно заметив мое состояние.
Утомился малость, признаюсь сопровождающему. Пойдем-ка до хаты.
Шлепая по угнетающей слякоти, возвращаемся на площадь. Вдруг сзади слышится выстрел, и мою макушку словно бы обжигает огнем. Вскрикнув, падаю в раскисший снег.