Просыпаюсь оттого, что жутко замерз. Судя по сгустившемуся в убежище полумраку, снаружи явно вечереет.
Где же Алексашка? Рядом более плотный, нежели подо мной ворох веток. Значит, не понравилась приготовленная мною подстилка, и он подрубил еще. Но чего ж ему не спится? Может, по нужде выполз? Или с голодухи и вправду с саблей на лося пошел охотиться?
Мысленно посетовав на товарища, что тот не догадался развести хотя бы маленький костерок, задумываюсь над тем, каким образом это сделать? Ни спичек, ни зажигалки у меня нет. А как вообще в этом мире огонь добывают. Помню из истории, что было какое-то огниво, но что это такое, не имею ни малейшего представления.
От раздумий отвлекает шорох веток, и со стороны реки внутрь вползает Меньшиков.
Где тебя носит? Чего не отдыхаешь? Костерок есть чем запалить? задаю один за одним вопросы.
Там дым, тычет в сторону реки вползший.
Какой дым? Лес, что ли, горит?
Нет. Дымком с той стороны несет, объясняет парень. Кто-то на ночлег остановился. Наверняка Петр Лександрыч.
Слова Алексашки порождают во мне надежду на теплую ночевку и хоть какой-нибудь ужин. Я, конечно, понимаю, что если у костра такие же беглецы, как и мы, то вряд ли у них с собой могут оказаться съестные припасы. Однако, как говорится, надежда умирает последней.
Ползу вслед за товарищем, но, вспомнив, что забыл саблю, возвращаюсь и с трудом нахожу ее в темноте среди срубленных веток. Когда подползаю к Меньшикову, тот внимательно рассматривает противоположный берег, оставаясь под прикрытием кустов.
Хотя уже и изрядно стемнело, однако на открытом льду мы будем отчетливо видны. К тому же, по мере того, как темнеет, на чистом небе все ярче разгораются звезды. Да и луна, хоть ее отсюда и не видно, наверняка притаилась где-то за деревьями и выглянет в самый неподходящий момент.
Втягиваю носом воздух, пытаясь уловить запах дыма.
Что-то я не чую дыма. Может, тебе показалось, дружище Александр?
То сейчас ветерок от нас подул, потому и не чуешь, объясняет тот, продолжая всматриваться в лес. Я пойду. А ты, Дмитрий, обожди пока. Неча вдвоем наугад соваться. Как помашу, тогда двигай следом.
Не дожидаясь моего согласия, Алексашка, пригнувшись, вышел из-под ветвей и, опираясь на срубленную по моему примеру палку, быстро пошел к тому берегу.
Глядя на него, понимаю, что забыл свою палку в убежище, но решаю не лезть за ней. Реку и так перейду. А там, ежели надобно будет, срублю новую. Кстати да, надо подобрать подходящую лещину и вырубить себе шест. Благодаря дядькиным занятиям, я с шестом управлюсь гораздо лучше, нежели с саблей. Вот интересно, а почему он никогда не учил меня владению каким-нибудь самурайским мечом?
Форс-мажор в ночном лесу
Добравшись до противоположного берега, Меньшиков растворился в темных зарослях. Через минуту снова вышел на лед и замахал мне рукой.
Следов не нашел, но дымком попахивает ощутимее, сообщает он, когда я добираюсь до него. И вроде как голос слышал.
В какой стороне?
Алексашка указывает вдоль опушки.
Снова пробую воздух носом, и опять никаких результатов.
Начинаем осторожно пробираться в определенном княжеским денщиком направлении. Это оказывается нелегким делом. Ломиться словно лоси через кустарник по понятным соображениям нельзямало ли кто греется у того костерка, к которому мы стремимся. По этой же причине нельзя выйти на открытое пространство. Приходится петлять в зарослях, выбирая проходимые промежутки меж кустов и стволов. Если бы не близкая опушка, то лично я от таких частых поворотов давно потерял бы направление. Опять же, на открытых местах и снега было чуть ли не по колено.
Я было пожалел, что поперся на ночь глядя за неугомонным спутником, но тут почуял запах костра. Да не просто запах дыма, а еще и явный аромат готовившегося на огне мяса. Воображение нарисовало румяные кусочки сочной свинины, чередующиеся на шампуре с маленькими помидорчиками, сморщенными от исходящего от углей жара. Рот наполнился слюной. Однако разум заставил настороженно остановиться.
Сань, окликаю двигающегося впереди парня. Александр, погоди.
Чего?
Это не может быть Петр Александрыч. То кто-то другой.
С чего ты так решил-то? нетерпеливо спрашивает Алексашка. Ему явно не терпится скорее двинуться дальше.
Ну, вот скажи, мог ли кто-то во время нападения догадаться прихватить с собой еды на всякий случай? Типа, вдруг придется по лесу улепетывать да заночевать. Могло такое быть?
Меньшиков некоторое время смотрит на меня, затем поворачивает голову в сторону доносящегося аромата, и его ноздри расширяются, втягивая воздух.
Все одно надо проверить, упрямо говорит он.
Надо, соглашаюсь, манимый надеждой разжиться хоть какой-то едой. Но осторожно.
Далее двинулись еще более аккуратно обходя заросли. Хоть и стемнело уже изрядно, однако на фоне белого снега должно было быть отлично видно все движущееся. А вот если бы кто неподвижно стоял в карауле, то мы вряд ли смогли бы отличить темный человеческий силуэт от ствола дерева или густого куста. Потому мы более полагались на слух, нежели на зрение.
Алексашка останавливается и поднимает руку в предостерегающем жесте.
Прислушиваюсь. Слышны негромкие голоса. Слов не разобрать. Вопросительно смотрю на спутникаможет, у него слух лучше. Правильно поняв вопрос в моем взгляде, он пожимает плечами, и мы продолжаем двигаться еще более аккуратно.
Через несколько шагов путь нам преграждает стена непролазных зарослей какого-то кустарника. Никогда не был особым ботаником, но, судя по колючкам, это терновник. Сквозь хоть и густые, но голые ветки виднеются отблески костра. Запах ароматного варева буквально бьет в нос и мутит разум. Прохожу несколько метров вдоль зарослей и, высмотрев, где они растут не очень плотно, опускаюсь на снег и ползу по-пластунски в направлении костра. Сабля мешается, и появляется мысль оставить ее, ибо все одно не умею пользоваться. Однако остаться совсем безоружным не хочется. Перехватываю ее обратным хватомтак ползти сподручнее.
Поначалу несколько раз продавливаю руками наст и, провалившись, утыкаюсь лицом в снег. Постепенно приноравливаюсь опираться не на ладонь, а на весь локоть.
Наконец вижу освещенную костром поляну и несколько человек, с молчаливой сосредоточенностью черпающих варево из снятого с огня котла. По одетым на них серым кафтанам распознаю врагов. Но одна мысль в моей голове затмевает все остальныеесли они с таким усердием продолжат работать ложками, то через пару минут в котле ничего не останется.
Однажды, я тогда заканчивал одиннадцатый класс, компания с нашего двора что-то не поделила с ребятами с соседнего района. Не помню уже в чем была причина разногласий, но мирное решение вопроса явно не светило. Встречу назначили на небольшом пустыре за одним из городских рынков.
Когда увидел противников, то сразу понял, что дела плохи. Ребята с соседнего района выгодно отличались от нашей компании спортивными фигурами и уверенными выражениями на розовощеких физиономиях. Поджидая нас, они окружили столик у одного из киосков, торгующих снедью быстрого приготовления, и, весело переговариваясь, уплетали хот-доги, запивая их кока-колой. На столике еще оставалась довольно приличная куча начиненных сосисками булочек. Судя по всему, ожидание предстоящей схватки нисколько не портило им аппетит.
Нет, один на один я наверняка смог бы навалять каждому из них. Однако большинство моих приятелей были компьютерными чахликами, знающими о спорте только то, что он есть. В общем, у нас, как говорится, было два путилибо быть битыми, либо позорно ретироваться.
Не знаю, просто не могу объяснить, что тогда на меня нашло, но вдруг нестерпимо захотелось есть. Отстранив своих приятелей, я решительно двинулся к пожирателям хот-догов. Раздвинув их, взял со стола желанный бутерброд и, откусив добрую половину, принялся с наслаждением пережевывать, смакуя горячий сосисочный сок.
Поначалу на меня не обратили внимание, вероятно решив, что так нагло влезть может только свой. Но когда я взял из рук соседа банку с напитком и, сделав несколько глотков, вставил ее обратно ему в ладонь, последовал вопрос: