Пожевать? удивленно переспрашивает тот.
Жрать чего-то захотелось, поясняю ему.
А-а, протягивает парень. Дык, в Курск приедем, там и потрапезничаем.
В Курск? И скоро мы там будем?
К вечеру должны быть, невозмутимо поясняет собеседник и, оглянувшись назад, притормаживает лошадей, чтобы не слишком отрываться от княжеской кареты и остального обоза.
Вот те на! Я-то думал, что рановато захотел естьмы всего-то часа два ехали, и до полудня, когда по моему разумению должен был быть обед, было еще далеко. А оказалось, что не просто рановато, а даже слишком рановато.
Это что ж мы обедать не будем? высказываю свое недоумение.
Светлейший Князь в столицу спешит, получаю короткий ответ.
И что теперь, с голоду загибаться? Не пешком же спешим, а в санях. Можно было бы и на ходу пожевать чего-нибудь. Однако удерживаюсь от желания высказать это соображение Алексашке. Мало ли, вдруг у них тут еда на ходу воспринимается так же, как, к примеру, мочиться в штаны. Кстати, а если по нужде захочется, тоже до вечера терпеть, или прямо с саней
А куда ночных чертей дели? спрашиваю, вспомнив об абреках, которые пытались меня зарезать самыми настоящими ножиками.
Каких чертей? снова не понимает меня собеседник.
Ну, киллеров этих, что на князя покушались.
Киллеров? удивляется тот незнакомому слову, однако соображает о ком идет речь и кивает назад, в сторону тянущегося за нами обоза. Везут в столицу для более пристрастного допроса. Ты почему их так назвал-то?
Так в ученых книгах называют наемных убийц, сходу придумываю объяснение.
Алексашка качает головой и ничего не говорит.
В княжеской карете
До нас доносится свист. Оборачиваемся и видим машущего нам бородача, сидящего на козлах рядом с кучером княжеской кареты. Наши сани замедляют ход и останавливаются.
Из подъехавшей кареты выходит князь. Щурясь от искрящегося на солнце снега, он потягивается, раскинув в стороны руки.
В санях, пожалуй, спать лучше было бы, заявляет он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Подъезжает Федор и, спрыгнув с лошади, подходит к Петру Александровичу.
Ну, чего там усмотрели твои орлы? спрашивает его князь.
Какие-то люди следуют за обозом, Петр Александрович.
Что за люди? Почему не спросили, кто таковы?
Непонятно, пожимает плечами боярин. То с одной стороны мелькнут за склоном овражка, то с другой. Я посылал гвардейцев догнать, да куда там по такому снегучуть от тракта, и лошадям по грудь.
Как же тогда те людишки по такому снегу двигаются? удивляется Светлейший.
Непонятно, снова говорит Федор. Но добрые люди так скрытничать не будут. Отстал бы ты, Светлейший Князь, в середину обоза. Да и дозор вперед выслать не помешает.
Ополоумел! возмутился князь. Это что ж мне, на родной земле теперь врагов опасаться? Может, мне еще и в постель с собой по бокам гвардейцев ложить для безопасности?
Судя по прошлой ночи, не помешало бы, вылез с замечанием мой язык, который я тут же постарался прикусить.
Князь с боярином посмотрели на меня, как на какое-то недоразумение, типа заговорившей лошади. Однако неожиданно меня поддержал Алексашка.
Оно и правда, Петр Лександрыч, поосторожничали бы вы, покуда в столицу не приедем. Дорога тут безлюдная. Мало ли
Что, мало ли?! князь зло пнул ногою снег. Чего я могу бояться на родной стороне, сопровождаемый десятком бояр, да сотней гвардейцев?
Меньшиков виновато потупился, явно сожалея, что влез с советом. Федор тоже молчал. Глядя на их растерянность, я вновь не уследил за своим языком.
Ваши гвардейцы, Петр Александрович, может и хороши в открытом бою, но вот против диверсантов ночью сплоховали. Троих зарезали, как безропотных овечек.
Так то ж ночью, к моему удивлению попытался оправдаться князь.
То-то и оно, что ночью, когда каждый шорох слышен, и когда все чувства обострены. А днем, да еще и в спокойном месте, где никто не ждет беды, гораздо легче совершить какую-нибудь пакость. Вот помню, когда начались все эти теракты оп-па! О чем это я опять?
Что началось? спрашивает Федор, и взгляды остальных подтверждают общую заинтересованность.
Да то долгая история, делаю попытку уйти от ответа. Если я ее сейчас буду рассказывать, то мы в Курск к ночи точно не успеем.
А ничего. Ты, Дмитрий, свою историю по дороге расскажешь. Залазь в карету, пресекает мою попытку князь и, прежде чем залезть самому, говорит Федору:Воля твоя, пускай дозор вперед.
Карета внутри оказывается довольно просторнойпожалуй, слегка поболее вагонного купе, разве что потолок ниже. Не знаю, отчего князю не понравилось здесь спать, но я бы с удовольствием растянулся на одном из мягких диванов, расположенных друг против друга. Меж диванов, как положено, столик. Ух ты, а что в этой корзине под столиком? Уверен, там под полотенцем какая-то снедь. Как бы раскрутить Светлейшего на угощение? И чего это меня на еду так пробило?
За окошком промчался отряд всадников. Вслед за ними трогаемся и мы.
Так значит, Дмитрий Станиславович, говоришь, забыл все подчистую? начинает Петр Александрович.
Почему подчистую? Я же вспомнил кто я и откуда. Сейчас вот еще про теракты вспомнил. Значит, не подействовал вимпацетин как положено. Думаю, недруги впопыхах не соблюли точную пропорцию компонентов, а это в фармацевтике очень важно.
Складно говоришь, однако. Потому, хочется верить. Но, смотри не закончив мысль, князь вперивает в меня пристальный взгляд, от которого мне становится как-то не по себе.
Пытаюсь выдержать его взгляд, не отвести глаза. А он ведь немногим старше меня. Если сбрить эту дурацкую бороденку, то может и вовсе юношей окажется. Но вот же, уже Светлейший Князь. Оно понятно, что княжеский титул по наследству достался. У нас дети олигархов тоже сразу олигархами рождаются. Однако Алексашка говорил, что титул Светлейшего ему за какие-то военные заслуги присвоили. Да и при императорском дворе, как я понял, этот юноша авторитетом пользуется. Взгляд-то такой, будто насквозь человека видит, и понимаетправду тот говорит, или лжет. Но моя-то правда почище любой лжи будет.
Чего уставился на меня, как на чудо какое?
Да задумался я, Петр Александрыч. Больно уж воспоминания мои странные. Не знаю, как вам о них и поведать. Я бы сам в такое не поверил, наверное.
А ты рассказывай, что вспомнил, а я уже сам думать буду, во что верить, во что нет. Расскажи для начала, что в вашем монастыре началось такое, о чем ты только что обмолвился?
Про теракты что ли? Так, то давно было. Я тогда совсем еще мальцом был. Стали тогда в наш монастырь проникать террористы..
Кто?
Это такие диверсанты, которые закладывают взрывчатку в местах большого скопления людей и подрывают. Например на базаре, или в храме во время службы.
Это зачем же народ-то гробить? удивляется князь.
Чтобы дестабилизировать обстановку в стране, или в конкретном регионе. То есть, создать панику, внушить народу чувство незащищенности и поколебать его веру в ныне действующую власть.
Эко подло-то как!
А то. Вот представьте, Светлейший, что было бы, ежели взорвали бы бомбы в толпе, которая собралась, когда императора с семьей отравили?
Может, вырвать тебе язык, Дмитрий Станиславович, чтобы ты более никому о такой подлости поведать не смог? Петр Александрович задумчиво теребит бородку, затем, прищурив глаза, спрашивает:Откуда тебе известно про бунт, коли ты ранее говорил, что всю жизнь за монастырскими стенами провел и ничего о внешнем мире не знаешь?
Так я ж Александра порасспрашивал, пока мы с ним ехали. Неловко мне совсем дремучим-то выглядеть. Вот и расспросил я его о кое-каких реалиях. Теперь хоть что-то знаю.
Алексашка тот потрепаться любит, успокаивается собеседник.
Как-то не заметил за ним такое. Каждое слово клещами вытягивать приходилось.
Клещами? Ты говоришь, как пыточных дел мастер. Не сподручен ли ты и к этому делу?
Боже упаси. Просто к слову пришлось. Честно говоря, я даже и не задумывался об истинном значении этого выражения. Так, значит, о терактах, поспешно возвращаюсь к изначальной теме разговора. Когда начались взрывы на территории монастыря, особо грамотные додумались дежурить поочередно по ночам. Составили графики дежурств и торчали ночами у подъездов.