Вдоль одной стены тянулось длинное стеклянное окно. Наблюдателю, находящемуся за стенами допросной камеры, оно показалось бы просто зеркалом, но Райдер мог со своего кресла в душной каморке видеть через него все происходящее в полутемной «операционной». Это устройство сохранилось от прежних времен. В комнате царил полумрак, и Райдер все еще не видел объект. Он с нетерпением ждал, когда русский наконец включит свет.
Объект уже подсоединен к нашей системе, объявил Савицкий, прикоснувшись к едва видимой в темноте контрольной панели. Конечно, мы перепроверим, как любите говорить вы, американцы. Но вы убедитесь самивсе в порядке. Сегодня все с нетерпением ждут результатов нашей работы. Савицкий повернулся к Райдеру. Его лицо едва виднелось во мраке. Сегодня впервые мне напрямую позвонили из Кремля. Интерес очень велик.
Надеюсь, они не станут проявлять слишком большое нетерпение, вставил американец. Возможно, нам придется довольно долго повозиться.
Савицкий коротко хохотнул. То был дружелюбный смех уверенного в себе человека.
У нас есть для вас сюрприз, заявил он. Скоро увидите. Очень большой сюрприз для наших американских друзей.
Райдер не знал, что отвечать. Слишком важное дело им предстояло. И если изза какойнибудь глупости объект необратимо пострадает, окажется упущенным великолепный шанс.
«Ну включи же этот чертов свет, думал Райдер. Я хочу посмотреть».
Словно услышав его мысли, Савицкий щелкнул несколькими выключателями. За огромным окном фонари направленной подсветки забегали по насыщенной электроникой «операционной», залив ее стерильным белым светом. Несмотря на неразбериху множества проводов, тянущихся от одного электронного прибора к другому, Райдер немедленно заметил объект.
Боже, обратился он к Савицкому, искренне изумленный. Я думал
Савицкий рассмеялся:
Удивительно, правда?
Вопервых, меньше, чем я ожидал. Гораздо меньше.
Савицкий стоял, удовлетворенно сложив руки на груди.
Помоему, замечательно. Знаете, он так непримечателеня правильно выразился?
Неприметен.
Да, неприметен. Его легко вообще не заметить. Нам просто повезло, что там случайно оказался специалист.
Райдер покачал головой. В самом деле, поразительно.
Ну что, мой друг, продолжал Савицкий, хотите подойти и посмотреть поближе?
Райдер вышел следом за ним из кабины управления, от возбуждения едва не наступая на пятки советскому офицеру. Все его мысли теперь сконцентрировались исключительно на объекте, и он едва не споткнулся о натянутые вдоль пола провода.
Савицкий прямым ходом направился к центральному операционному столу и на мгновение застыл над ним, поджидая Райдера. Удивление Джеффа не прошло, а только усилилось до такой степени, что у него перехватило дух. Воистину невероятно. Если только, конечно, русские ничего не напутали, если это всетаки «большой мозг».
Но все его профессиональные инстинкты убеждали Джеффа, что перед нимто самое, что никакой ошибки нет и что японцы попрежнему остаются непревзойденными мастерами в некоторых областях, несмотря на все усилия американской технической мысли вернуть утерянные позиции. Электронный «мозг», хранящий все данные, необходимые для руководства и контроля над огромными участками фронта, и втиснутый в черный твердый брикет размером немногим больше бумажника.
Боже, повторил Райдер. Я полагал, что он будет по крайней мере не меньше чемодана.
Да, согласился Савицкий, даже страшно становится. Если бы комунибудь удалось объединить мощь суперкомпьютеров всего мира, существовавших в конце прошлого века, то и тогда их мощь не достигла бы уровня, таящегося в этом приборе.
Райдер обладал доступом к новейшим секретным американским исследованиям в данной области, равно как и к разведывательным данным о достижениях других стран. Но никто и не предполагал, что процесс миниатюризации зашел так далеко. Японцы преподнесли еще один сюрприз, и это обеспокоило Райдера. Кто знает, что еще есть у них в запасе?
Нам действительно повезло, повторил Савицкий, словно сам еще не мог поверить в случившееся. Возможно, единственный раз за всю войну. Мы не только не подбили противника, наши системы даже не засекли его. Вражеский командный самолет потерпел аварию изза элементарнейшей механической поломки. Только вдумайтесь, мой друг: один из наиболее совершенных японских тактикооперативных летающих командных пунктов свалился с неба изза отвинтившегося болта или износившейся шайбы. Какая редкостная удача! Случись у самолета чтото с электроникой, «мозг» уничтожил бы сам себя, совершил бы компьютерное самоубийство, лишь бы не попасть в руки врагу.
Но в нем могут все еще оставаться встроенные механизмы саморазрушения, предупредил Райдер.
Савицкий пожал плечами:
Конечно, такая возможность существует. Но электронная люлька, в которую мы поместили объект, представляет собой хорошую имитацию полета. Как назвал бы ее американец? «Рефлексивная имитация»? Она постоянно убеждает объект, что он остается частью системы, для которой предназначался. Что бы ни происходило.
И, осторожно начал Райдер, что же будет происходить, Ник?
Тот улыбнулся.
Увидите.
Райдер задумчиво уставился на крошечный по размерам «мозг».
Каким, черт побери, образом собираются русские решить эту задачу? Конечно, они хорошо знают свое дело. Но Райдеру еще не доводилось видеть, чтобы они делали чтонибудь на таком уровне сложности, который требовался, чтобы преодолеть могучие защитные механизмы, бесспорно присущие подобной системе.
Знаете, произнес он, я сейчас испытываю священный трепет. Или, возможно, слово «робость» лучше выражает мое состояние. Ведь мы находимся в присутствии такого мощного интеллектаОн сунул руки в карманы, словно борясь с искушением хотя бы разок прикоснуться к прибору, как к великолепному произведению искусства. Не знаю, я плохо спал сегодня. Но могу поклясться, он знает, что мы здесь. Он чувствует наше присутствие.
Савицкий продолжал улыбаться.
О, весело отозвался он, скоро он узнает наверняка, что мы здесь. Почувствует, так сказать.
Ник, заговорил Райдер, тщательно выбирая слова. Я не хочу, чтобы мы упустили такой шанс. То есть, мы не можем себе позволить совершить ошибку. Существует очень совершенная компьютерная система о которой вы, возможно, не знаете. Она в Соединенных Штатах, в Колорадо. Мы могли бы подключиться к ней. Это вполне реально. Мне только надо получить разрешение, и
Улыбка Савицкого слегка поблекла, словно цветок при первом, еще слабом дыхании зимы.
Не исключено, что такая необходимость возникнет, ответил он. Попозже. Но я полагаю, вы скоро убедитесь, что и мы коечто можем. Улыбка вернулась на его лицо. Пошли, позвал он. Пора браться за работу.
Советский офицер решительно повернулся и направился назад в контрольную рубку. Райдер с трудом заставил себя уйти от «мозга». Ему хотелось простонапросто сунуть его себе в карман и удрать туда, где тот будет в безопасности. Где никто не наделает глупостей.
Ну, идемте же, окликнул его Савицкий. Я хочу показать вам коечто, Джефф.
Теперь Райдер шел тяжело. Усталость после бессонной ночи, ненадолго отступив перед приливом воодушевления, вновь навалилась на него.
Он перешагнул через электронные выключатели и болтающиеся штепселиглавное оружие современных дознавателей. Через минуту он уже сидел рядом со своим коллегой в контрольной рубке.
Взглянитека сюда, сказал Савицкий.
Райдер посмотрел, куда указывала рука Савицкого. Ничего особенного. Старинного вида прибор вроде тех, что когдато использовали для замера сердечных ритмов и интенсивности землетрясений. Примитивный экран с высокой разрешающей способностью, давно вышедший из употребления в Соединенных Штатах. Ручная система управления, кнопки
Выглядит интересно, соврал Райдер. Что это такое?
Савицкий ответил не сразу. При слабом свете он заглянул Райдеру в глаза, и тот почувствовал, что в собеседнике чтото изменилось.
Это«машина боли».
Что?!
«Машина боли». При повторе фразы голос русского потерял торжественность, и она прозвучала почти легкомысленно. Но Райдер чувствовал, что советский разведчик оставался вполне серьезным. Абсолютно серьезным. Вы первый посторонний, узнавший о нашем открытии. Савицкий криво улыбнулся, словно мышцы его лица одеревенели.
Это большая честь. Райдер ничего не понимал. Но что она всетаки делает?
Джефф уловил легкое злорадство, исходившее от русского. Наконецто наступила его очередь после стольких унижений, мимоходом причиненных ему богатыми американцами.
Несколько лет назад нам пришло в голову, что могут возникнуть интересные возможности по мере того, как системы искусственного интеллекта и все вытекающие из их развития последствия становятся все более сложными. Что, проще говоря, такие приборы могут становиться все более и более напоминательными правильно?
Напоминающими.
Да. Напоминающими человеческие существа. Следовательно, у них могут образоваться те же слабые места, что и у людей. Нам пришло в голову, что должен существовать какойто способ заставить компьютер испытывать боль. Савицкий на миг задумался. Электронный эквивалент боли, если быть более точным.
Райдер медленно провел руками по бедрам, переплетая пальцы, постукивая друг о друга большими пальцами. Он ждал продолжения. Услышанная концепция оказалась для него совершенно новой. Он взглянул на Савицкого.
Конечно, продолжал Савицкий, это не настоящая физическая боль, знакомая нам с вами. Точно так же, как компьютер не воспринимает окружающий мир таким, каким мы его видим. Я говорю о смоделированной боли для смоделированного интеллекта.
Савицкий изучающе посмотрел на американца. Скупая, мрачная улыбка тронула его губы:
И наш способ действует.
Сумрачная контрольная рубка, пропахшая сгоревшими проводами, вдруг показалась Райдеру таинственной и загадочной. Советский офицер говорил о совершенно новом направлении в области, в которой Джефф считал себя специалистом, причем очень хорошо информированным. С одной стороны, рассказ Савицкого звучал наивно, как сказка о ведьмах и вампирах, но, с другой стороны, в его голосе звучали нотки убежденности. Он пытался продумать по меньшей мере ближайшие последствия, но в его голове теснились сотни и сотни вопросов.
Ваш подход, произнес Райдер. В результате объект не погибнет?
Голос Савицкого звучал поделовому:
У нас не возникло таких проблем с последним вариантом нашей системы. Как вы сами понимаете, мой друг, мы действовали методом проб и ошибок. Нам удалось выяснить, что машины так же как и люди не могут переносить очень сильную боль. И, можно сказать, у некоторых машин сердце оказывается слабее, чем у других. В точности, как у людей.
Вы когданибудь испытывали свое изобретение на системах такой сложности?
Савицкий удивленно посмотрел на него.
Конечно, нет. У нас не было подобных систем.
Ну, разумеется. Глупый вопрос.
Ник, я искренне обеспокоен. Я не хотел бы упустить такой шанс.
Русский начал терять терпение.
А что тогда предлагают американцы? Какова ваша альтернатива? Недели работы вслепую? Осторожное снятие одного логического слоя за другим, словно с луковицы с бесконечным числом оболочек? У нас может быть, и нескольких днейто нет. Голос Савицкого задрожал от гнева, он отвернулся от Райдера и уставился в зеркалоокно, возможно, видя там поле боя в тысячах километров отсюда. Времени нет, повторил он.
«Верно, подумал Райдер. Савицкий прав. Времени нет». Он вспомнил утреннее совещание. Седьмой полк вотвот пойдет в бой. Мир находится на грани катастрофы, а он рассуждает, как бюрократ.
Вы правы, сказал Райдер. Давайте посмотрим, что вы можете сделать.
Оба офицера быстро взялись за дело, подготавливая банки данных дознавательных компьютеров. Система работала на языке «Мейджи».
Менее чем за секунду она могла задать больше вопросов, нежели все следователи за всю докомпьютерную эпоху, причем свои вопросы она формулировала с точностью, недоступной для человеческой речи.
Савицкий так настроил освещение в «операционной», чтобы наиболее яркие лучи падали прямо на объект. Заполнявшие комнату электронные джунгли растворились в темноте искусственной ночи, в которой светились только крошечные разноцветные глаза приборов.
Готовы? спросил Савицкий.
Райдер утвердительно кивнул.
Процесс начнется с логических запросов на самом элементарном уровне. Задача состоит в том, чтобы вынудить объект согласиться с утверждениями типа: дважды два равняется четырем. Сложность здесь не имела значения. Главноепробиться сквозь самоизоляцию объекта, запустить в него крючок, спровоцировать общение. Обычно первая стадия оказывалась и самой трудной. Продираясь сквозь защитные барьеры и преграды, можно потратить многие недели, чтобы вынудить военный компьютер согласиться с простейшими утверждениями.
Но стоило прорвать его оборону, и информация начинала литься рекой.
Банк вопросов готов. Автобуферы включены.
Перед их глазами тянулись ровные зеленые линии на мониторе «машины боли», готовые в любой миг зафиксировать реакцию объекта.
Взглянув на профиль Савицкого, Райдер с удивлением заметил бисеринки пота на его верхней губе. Оказывается, русский тоже волновался.
Савицкий повернул переключатель, как будто снятый с древнего телевизора типа того, что стоял в гостиной у бабушки Райдера и приносил вести из большого мира мальчишке из занесенной снегом прерии Небраски.
Линии на экране взлетели и опали. Их яркое движение казалось особенно заметным в темной комнате, и Райдер вздрогнул, словно сам испытал шок.
Считывающее устройство зафиксировало отрицательный ответ. Савицкий вернул ручку переключателя в первоначальное положение, и зеленые линии, немного поволновавшись, успокоились и возобновили свое гладкое, ровное течение.
Ну, что ж, пробормотал Савицкий. Попробуем еще разок.
Он резко повернул рукоятку. Зеленые линии распались, превратившись в хаотическое переплетение ломаных стрелок, едва не выскакивающих за пределы монитора. Но дознавательные компьютеры попрежнему фиксировали отказ от общения.
Капельки пота выступили на лбу у Савицкого. Он снова поставил переключатель в положение «ноль» и сказал: