От вокзала до Кремля вдоль улиц были выстроены войска московского гарнизона, ограждая человеческое море от процессии. Первымпочти у самого Киевского вокзала стояло в каре Александровское юнкерское училище. Когда еще в дороге обсуждали предстоящий церемониал, за спиной Георгий слышал шепотокмол училище это слывет либеральнымчуть ли не «красным» (странное однако словооткуда и к чему оно?) и мол как бы чего не вышло
Но Цесаревич не стал ничего менятьибо училище это создал его отец и кому как не юнкерам-александровцам первыми встретить августейший прах?
Когда катафалк и сопровождавшие его члены Императорской фамилиипо церемониалумужчины пешком, с непокрытыми головами, дамыв траурных каретахпроследовали мимо строя училища, его Первая ротаРота Его Величества сделала четкий шаг вперед и без команды развернулась налево. И с оркестром вступив в состав процессии, двинулась за гробом. Оркестр во главе с седым горбоносым капельмейстером-кантонистом в узких погонах титулярного советника на пехотном мундире всю дорогу играл похоронный марш. Ровно в такт четкому шагу юнкеров колыхались погоны с именным императорским вензелем почившегоуже недолго им носить его
Траурное шествие могло кого угодно ошеломить своей торжественностью Но Георгий с напряженным вниманием смотрел на лица собравшегося на тротуарах московского люда. Смотрел и размышлялс какими чувствами эти приказчики, поденщики, дворяне, мастеровые, семинаристы и купцы следят за похоронами?
С какими мыслями? Что переживают подданные покойного царя, стоявшие в эти часы молчаливыми толпами на улицах Первопрестольной? Его отецдед Георгиягосударь Александр Николаевич был и в самом деле оплакан миллионами и миллионами освобожденных им крепостныхвпрочем, трое из которых вошли в число его убийц.
А кем был для этой неизмеримой людской массы называемой словом «народ» Александр III процарствовавший чуть больше семи лет? Скорбят ли они искренне или просто потому что так должно?
В половине пятого пополудни колесница остановилась возле Архангельского собора, и Георгий с дядьями подняли гроб Тело покойного императора поплыло над головами собравшихся.
Им навстречу вышла депутация духовенства во главе с Митрополитом Московским и высшим духовенством. Георгий Александрович и члены императорской фамилии внесли гроб в собор и поставили на катафалк. После панихиды началось чтение Евангелия священником, продолжавшееся без перерыва днем и ночью Потомвновь путь на вокзал и дорогас открытыми семафорами и тихимне выше пятидесяти верстходом А вот теперьи Петербург. Мертвый царь вернулся в свою столицутеперь уж навсегда
Перрон Николаевского вокзала, шеренга семеновцев, и за ними втораяв синих жандармских шинелях, встречающие сановники во главе Гресером и Лутковским и духовенство А дальшеуже готовая встретить императора и проводить его в последний путь процессиявпереди которойМинистр императорского двора ВоронцовДашков.
В особый вагоннаскоро переделанный из багажного вошел митрополит Палладий с певчими и служками Началось лития Палладий заменяя дьякона прочел: «Спаси, Боже, люди Твоя!», в то время как служки монотонно возглашали «Господи, помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!» Краткого молебствие преосвященный Палладий завершил пропев «Владыко многомилостиве» и все опустились на колени на холодный пол вагона Потом генерал-адъютанты сняли императорский покров с гроба, а Георгий вместе с членами августейшей семьи на своих плечах подняли гроб и вынесли его из вагона, водрузив на уже подогнанный катафалк. После этого траурный экипаж, под звуки старого гимна «Коль славен наш Господь в Сионе» и дробь гвардейских барабанщиков, тронулся в путь. За везущей мертвого царя повозкой пешком следовали Георгий с великими князьями и кареты с вдовствующей императрицей и другими высочайшими особами. В Печальном шествии следовали ПанирГосударственное знамя, Государственный скипетр, церемониальные щит и мечи государя А между знаменами, инсигниями и гербами двигались два рыцаря.
Один из нихв золоченых доспехах, восседал на белом коне, опустив обнаженный меч, символизируя славу земную и небесную. Другойв вороненых латах, в черном плаще, с черным плюмажем шел пешком, и воплощал траур, печаль и скорбь.
Герольды несли двенадцать гербов царств и городов, иностранные ордена покойного царявсего пятьдесят семь и двенадцать русских орденовсреди которых самым первымОрден святого Георгия второй степени, полученный тогда еще великим князем Александром Александровичем за последнюю турецкую войну. Церемониймейстеры несли короны: грузинскую, таврическую, сибирскую, польскую, астраханскую, казанскую
Четверо камер-лакеевимператорскую порфиру подбитую белым атласом и отороченную горностаевой пелериной Густобородый гоф-маршал Оболенский-Нелединскийзолотой императорский Скипетр увенчанный знаменитым бриллиантом «Орлов» над которым возвышался черный эмалированный двуглавый орел со святым Георгием на груди и орденской цепью Андрея Первозванного.
Шли депутации от земств, дворянских собраний, университетов Сановники, министры, генералы, камергеры и камер-юнкеры Шли под колокольный звон всех церквей Санкт-Петербурга и пушечную пальбу с Петропавловской крепости и кронверка А следом двигалась процессия духовенствав торжественных облачениях, с хоругвями, крестами и иконами.
На Невском вдовствующая императрица вдруг вышла из кареты и тоже пошла пешкомбледная, с опущенными глазами, и черное траурное платье и черный газовый платок еще более подчеркивали ее мертвенную бледность.
В два пополудни процессия, пойдя расстояние почти в восемь верст, прибыла наконец к Петропавловскому собору. И опять гроб императора был водружен на плечи его живых родственников и установлен на катафалкетемно алым с золотом. Над гробом распростерся погребальной покров в виде громадной шапки Мономаха из золотого глазета, подбитый горностаем, с большими золотыми кистями, вышитыми двуглавыми орлами и гербами русских земель. После окончания погребальных обрядов золотым крестом посередине, которым гроб покрывался сверху.
Из-под горностаевой оторочки к четырем столбам храма спускались белые глазетовые драпировки, перехваченные у столбов золочеными коронами.
Покров этот по окончании погребения будет перешит и укроет гробницу покойного царя
Гроб стоял на высоком, в несколько ступеней, катафалке. Мерцающий свет тысяч восковых свечей поблескивал на золоте придворных мундиров Почетного дежурства, чинов свиты и гвардейских часовых
Сменяя друг друга становились у царственного гроба великие князья, княжны, иностранные принцы
Имелось лишь одно отличие от закрепленного и освященного традицией церемониалатут не было правящего императора. Парализованный, еле живой, теряющий сознание по нескольку раз на дню Е.И.В. Николай II находился все еще между жизнью и смертью.
Он остался в Харькове в губернаторском дворцев охраняемых покоях
И неизвестно когда можно будет перевезти его в Москву или Петербургда и вообщеможно ли это будет когда-нибудь?
Перед мысленным взором Георгия возникли два анамнеза.
Один был составлен Груббе и Вельяминовым, второйлейб-медиком Лейденом и спешно прибывшим из Москвы профессором Григорием Анатольевичем Захарьинымсамым толковым врачом из всех кто мог появиться у постели тяжело раненного императора немедленно.
Оба заключения совпадали почти дословно: вероятнее всего его старший брат так и останется парализованным на всю жизнь.
Что тут можно было сказать? Конечно есть и другие ученые светила, есть и надежда на чудо и помощь Божью Но Захарьинуотказавшемуся в свое время принять звание лейб-медика ради того чтобы спокойно заниматься своими исследованиями Георгий был склонен верить больше чем любому европейскому доктору
Прощаясь, этот пожилой человек с седой бородкой, державшийся без подобострастия с августейшим собеседником, вдруг печально заметил:
Я должен Вам сказать Георгий Александрович Мне все равно что вы подумаете обо мне после этих слов, но Прошуповерьте старому медику не раз имевшему дело со смертьюи не раз сталкивавшемуся с чувствами родственников усопших. Часто бывает так, что оставшиеся в сём бренном мире начинают невольно чувствовать вину что живы. Глупейшее и нелепейшее чувствоесли угодно богопротивное! профессор даже повысил голос. Тем болееэто действительно трагический случай. Если бы крыша вагона опустилась чуть вышена полтора два вершка, ваш батюшка был бы жив!