Тю!.. презрительно фыркнул Валит. Да он меньше Альдейги! А я-то думал
Меньше, подтвердил Олдама, рассматривая панораму Парижа с видом бывалого полководца, но не беднее.
Эт точно поддакнул Ошкуй.
Денарии эти, Олег подбросил серебряную монетку с корявым профилем кого-то из Каролингов, чеканят во-он там, на острове. Там у короля монетный двор.
Понятненько протянул Варул и похлопал по шее своего гнедого, неспокойно переступавшего, словно почуявшего стойло. Помните, вымонахи, строго предупредил он. Лики извольте держать постными и благостными. Тонзуры вам выбрить?
Нет! Нет! запротестовали разведчики.
Тогда куколей не снимать.
Они тронули коней и не спеша, как то приличествует служителям церкви, двинулись к разбитой дороге. В этих местах она считалась чуть ли не идеальной, такой, «где могла проехать невеста, не зацепив воз с покойником».
Земли вокруг Парижа и без того болотисты, а уж если их постоянно месить копытами и колесами, вы получите полосу грязи с консистенцией густой сметаныв иных местах лошади будет по брюхо. Не ровен час, утонешь в этой жиже
Ступив на осклизлые бревна моста, Олег милостиво благословил привратного стражника, бормоча «Pax tibi, filius meus». Стражник в сагумевоинской рубахе поверх кольчуги, в каске с петушиным гребнем, смотрел на Сухова умильно, осенял себя крестным знамением и бормотал грубым голосом молитву на романском.
Под темными сводами воротной башни, рубленной из дуба, было сухо, хоть и грязи нанесенобез сапог не пройти. А дальше опять тянулось липкое, глинистое месиволетом сей шлях будет сухим и пыльным. Осенью его опять разжидят дожди
Неужели так трудно замостить? раздраженно высказался Валит.
Франки!.. снисходительно буркнул Ошкуй. Дескать, что с них возьмешь? Такими уродились
Опять запахло нечистотами. Разглядывая дома, Олег вспомнил сказку о трех поросятах. Редко-редко можно было наткнуться на каменный дом. В основном на улицу выходили саманные жилища или турлучные хижины, держащиеся на каркасе из ивовых прутьев, обмазанных глиной. На возвышенных площадях тянулись к небу убогие колоколенки.
В упадке Париж, думал Олег, вертя головой направо и налево.
Хлодвиг, первый из Меровингов, сделал этот город своею столицейздесь и жил, и в походы отсюда отправлялся. Лютеция ныне во владении первого графа Парижского, Роберта Сильного.
Съездим на остров, вполголоса сказал Варул. Товарищи молча кивнули низко надвинутыми капюшонами.
Людей на улицах было малооскальзываясь, парижане пробирались вдоль заборов, держась за прясла. Один раз, шлепая по грязи, четверо слуг пронесли портшез с важной персоной. Пинками, стараясь не слишком качать носилки, они прогоняли свиней, млевших в грязи. Хрюшки обиженно взвизгивали. Из-за плетней слышались лай, квохтанье кур, блеяние коз и коровье мычание.
Ближе к центру народу прибылокрались неясные личности, степенно ступали надутые купцы, семенили с корзинками вертлявые служаночки, поливали герань на подоконниках домохозяйки в чепчиках, выясняли отношения через забор горластые, пышные мещанки, божились дородные торговки, всучивая простофилям порченый товар, шныряли проворные жуликоватые мальчишки. Одеты все были очень похожемужская часть населения щеголяла в льняных рубахах до колен, зовомых камизами, и в коротких штанах-брэ. Поверх камизы носили блиорубаху покороче камизы, с напуском над поясом. Женщины ходили в нижних рубахах-шэнс и верхних блио. Блио обтягивало торс, а начиная от бедер книзу было сшито из другого куска материи, плиссировано и подвязано длинным поясом. Слышались возгласы:
Молочка, кому молочка, тетушки?
Сыр, хороший сыр!
Уголь! Уголь! За денье целый мешок!
А вот гу-уси! Гусей кому?
Ах ты, господи! Украли!
Держи вора!
Местное наречие Олегу давалось с трудом, понимал он с пятого на десятоеВарул, побывавший в плену у франков, всю зиму учил его, да, видно, не доучил.
Обмениваясь впечатлениями и не забывая зорко поглядывать по сторонам, «пятеро смелых» выехали к Квадратной башне, прикрывавшей мост через Сену. Башню подпирала стража, словно не вышедшая из спячки.
Кони гулко затопали под бревенчатыми сводами и выехали на мост, где двум возам уж никак не разъехаться. За спинами пятерки как раз такой и грохоталздоровенная фура, запряженная першеронами-тяжеловозами. Наверху громадной кучи подопревшего сена восседал возницалохматый мальчиш, «косматая Галлия», нечесаный и нестриженый.
Сена шумливо обтекала срубы быков, тянулась серым транспортером от плоскогорий Бургундии, где таяли снега.
Разъезжаемся, тихо скомандовал Варул. Осмотрите оба берега, прикиньте, сколько войска в Париже, какой состав, где слабые места в обороне. Есть запасы хлеба, или город сидит на голодном пайке. Особое вниманиена монастыри. Если кто и богат во граде сем, так это монахи. Вечером соберемся на Монмартре ну, на той горепомните, я показывал? Вот там, где храм бога Меркурия
Четыре мрачные фигуры качнули черными капюшонами и втянулись в проезд, удаляясь к мосту на берег правый. Олег направил коня к башне Шателе, иначе зовомой Сторожевой. Лютеция Из типичного оплота империи в далекой провинции Лютеция давно уж выросла, а до типичного средневекового бурга еще не дотянулась. Ей расти еще и расти. Рим давно дотлел, а Франция пока еще даже не затеплилась
За приземистым дворцом Сеагриев, последних римских владык, расположилась маленькая площадь, теснимая с двух сторон башней Шателе и Галереей правосудия.
Объехав громадную кургузую башню, Олег двинулся по набережной, углубляясь в узкие улочки, оставшиеся неизменными со времен первых франкских королей. От этого, начального Парижа к будущим векам не останется ни единого кирпичика
Осмотрев Остров, «обнюхавшись», приметив все ходы-выходы, Сухов направил коня на правый берег, где, немалое время спустя, откроется Сорбонна.
Решив «сходить в народ», он заехал в платную конюшню, разгороженную внутри на денники и довольно-таки чистую. Соскочив, Олег передал поводья конюшемумаленькому лысому человечку в широких не по размеру портах и в безрукавке на голое тело. Человечек мелко кланялся и щерился беззубым ртом.
Живо оботри лошадь соломой, велел Олег.
Сделаем, ваша святость! прошамкал конюший.
И овса задай, добавил Сухов, небрежно бросая конюшему серебряный денарий.
Все будет в лучшем виде, ваша святость! В голосе человечка пробивалось ликование: он-то и на четверть денария не рассчитывал!
Олег зашагал по извилистым парижским улочкам, брезгливо обходя вонючие лужи. Потаскавшись переулками, нанюхавшись запаховаппетитных и не очень, Сухов описал неровный круг и приблизился к конюшне с тылу, выбравшись на небольшой пустырь возле развалин римских терм. Нынешние парижане по баням не хаживали, им было велено блюсти чистоту не телесную, а духовную, приуготавливая себя к райским кущам. А пока они топтали землю грешную, устраивали парадиз для паразитов, для насекомых, для крыс и прочей заразы
Неожиданно внимание Олега привлекли громкие крики, злорадные и негодующие. Завернув за угол обшарпанной термы, он увидел толпу обозленных горожан и понял, что попал на самосуд.
Небольшая площадь между римскими банями и грузной часовней была полна народу. Народ бушевал вокруг столба, который линчеватели деловито обкладывали хворостом. В толпе попадались священники, узнавались торговцы, но больше всего топталось заезжих крестьян и городских босяков, равно жадных до хлеба и зрелищ. Все сословия гудели едино:
Выжечь их, как ос!
Давно пора было
Да сколько ж можно терпеть?!
Ох, недаром с их двора серой несло!
Господи помилуй! Господи помилуй!
А тетке Эрмоаре кто на тень наступал? Она ж, Инграда проклятая! Эрмоара и померла!
Господи помилуй! Господи помилуй!
Давно бы уж спалили это отродье бесовское!
А мне еще Варимберт Кривой сказывал да знаешь ты его! Брательник он Тевдольду с Верхней улицы.
А-а этот. Ну как же!
Вот Так он сказывалИнграда в дымогон вылетала верхом на черном коте!