Понимаешь, Серый Стать доцентом в этом институтеэто на самом деле то, чего я хочу больше всего. Но я никому не говорил этого. Ты же знаешь наших: сразу начнут ржать и приклеят этого доцента прозвищем навечно.
Это точно. Я согласился, потому что похожие истории случались часто. А вопрос-то твой в чем?
Ну понимаешь Если я никому не говорил, то откуда ты об этом знаешь?
Я задумался. Мне остро хотелось посвятить в свою тайну еще кого-нибудь, потому что носить в себе такое знание в одиночествеэто выше человеческих сил. Захар, по крайней мере, не сдаст. Если пообещает и будет о своем обещании помнитьне сдаст никому. С другой стороны, мне нужна была чья-то помощь, потому что мне становилось все яснее и яснее, что обладать этим знанием и не попытаться что-то исправить в том гадостном мире, что должен был обрушиться на мою родину уже через три-четыре годанедостойно не только гражданина, но и просто человека.
Но вот как исправить? Здесь я терялся в догадках. Ясно было одно: нужно что-то делать! И делать срочно.
Захар Сергеич, сказал я, давай так поступим: я сейчас зайду в профком, а потом покажу тебе кое-что. И расскажу. Годится?
Лады. Майцев уселся на скамейку посреди холла, потому что мы уже пришли.
Я отдал ему свой дипломат и без стука вошел в кабинет, занимаемый студенческим профкомом.
Еще не переступив порог, я знал, о чем пойдет речь.
Наш профорг, усатый мужик совсем не студенческого возраста, сидел за столом у окна и нагло курил «Kent». Но, скорее всего, какую-нибудь «Стюардессу» или «Родопи», упакованные в давным-давно искуренную пачку «Kent», лежавшую перед ним на столеи судя по кислому, отвратному дыму, так оно и было.
Ты кто? не выпуская сигареты изо рта, спросил он.
Фролов. Мне Стрельцова сказала, что вы меня
Точно, оборвал меня усатый. Ятебя. Хорошо, что сам пришел. Итак, Фролов, до меня дошли слухи, что все лето ты околачивался в сельских районах и помогал шабашникам переводить добро на говно.
Чего это на говно? Его заявление вызвало во мне ожидаемый протест, потому что те коровники, что я построил под руководством Максима Бергабригадира артели, были весьма неплохи.
А! Он затушил сигарету в баночку из-под индийского кофе, до половины заполненную водой. Знаю я, как вы, шабашники, такие вещи делаете! Без проекта, без надзорахерась-херась и готово! Не так, что ли?
Я кровельщик вообще-то был. Помимо воли под его напором я почему-то стал оправдываться. Мое дело маленькое.
Ну вот и молись, кровельщик, чтобы бракованный шифер, между прочимукраденный Бергом с территории шиферного завода при попустительстве кладовщицы, не полопался хотя бы год.
Он закурил еще одну сигарету и, увидев, как я недовольно поморщился, выпустил струю прямо в мою сторону.
Не куришь что ли?
Не сподобился, ответил я. Да и запах какой-то.
Ничего, Фролов, скоро в армию пойдешь, там из тебя мужика сделают. Он даже прикрыл глаза и растянул в улыбке рот, обнажив крепкие, но очень кривые и почти коричневые от никотина зубы; видимо, представил себе этот процесс «делания мужика».
Да я и так Совсем не баба.
Это ты потом своему сержанту расскажешь, а сейчас вот что! Ты деньги за шабашку получил?
Ну да, есть немного. А что?
А взносы профсоюзные кто за тебя платить Родине будет? Я? Нет, братец, я свое заплатил вовремя!
А разве с шабашек положено? Что-то ни о чем подобном мне слышать не приходилось.
Он встал со своего места и, попыхивая сигаретой, обошел вокруг меня.
Вот смотрю я на тебя, Фролов, и понять не могу. То ли ты умело притворяешься, то ли в самом деле дурак? Тебе на прошлой сессии предлагали в стройотряд пойти? Предлагали. А ты не захотел заработать честных девяносто рублей в месяц с автоматической уплатой профсоюзных взносов. Тебе подавай четыреста! Вот и плати со своих доходов в пользу ребят, что ударно надрывались на стройке, возводя, между прочим, бассейн для института!
Так не построили же? Как стоял второй этаж незаконченный, так и стоит.
В следующем году построят. Или через три года. Дело не в этом. А дело в том, что они взносы уплатили со своих небольших доходов, а тынет! Хотя заработал не в пример больше однокашников. Теперь пришла пора восстановить историческую несправедливость!
Как это должно выглядеть: «восстановить историческую несправедливость»? Я, честно говоря, не понял, но, устав препираться, вздохнул:
Сколько я должен?
Усатый профорг подошел к своему столу, покопался в разложенных на нем бумагах.
А, ну вот она, родненькая! Итак, Фролов, в ведомости у председателя колхоза «Брячинские нивы» ты расписался за четыреста двенадцать рублей. Это больше семидесяти, значит, размер твоих взносов составит один процент. Он потыкал пальцем в кнопки здоровенного калькулятора «Электроника БЗ-34». То есть четыре рубля двенадцать копеек. Коньяк «Три звездочки» десять лет назадтика в тику!
Из-за четырех рублей он мне компостировал мозг? Я полез в карман и вынул пару мятых пятерок и мелочью сколько-то. Отсчитав монеты, я положил перед ним на стол одну пятерку и копейки, отступил на шаг:
Где расписаться?
Расписаться-расписаться-расписаться, пропел усатый. Он отдал мне сдачурубль с надорванным краем. Не нужно расписываться. Давай книжку свою профсоюзную, штампик поставлю.
Уже на выходе из кабинета я услышал брошенное мне в спину:
И в комитет комсомола зайдитам тоже за тобой должок числится. За три месяцапри твоих заработках четыре рубля шестнадцать копеек!
Ага, спасибо, зайду.
Захар дисциплинированно ждал меня в холле и при моем появлении сразу вскочил:
Ну что?
Взносы не уплачены были. Не скопить мне на «Иж-Планету-5». Даже к защите диплома.
Много должен? сочувственно сморщился Майцев.
Четыре рубля двенадцать копеек, трагичным голосом сообщил я. Все пропало, шеф!
Тьфу на тебя! Серый, чего ты дурака валяешь? Пошли лучше перекусим чего-нибудь, а то что-то пузо сводит уже.
Он отдал мне мой дипломат, и мы вразвалку потопали по темным пустым коридорам в буфет на втором этажепочти напротив нашей кафедры.
В полупустом зале лениво жужжали мухи, совершенно не желавшие садиться на разбросанную по подоконникам липкую ленту. Изредка кто-то из посетителей взмахивал рукой, отгоняя назойливую тварь, и тогда становилось заметно, что за столиками сидят не жующие манекены, а вполне нормальные люди.
Очереди не было, но мы все равно задержались на раздачеЗахару понадобилось выразить новенькой кассирше (кстати, довольно хорошенькой) свое безмерное восхищение. Он сыпал комплиментами обильно и вязко, словно совсем забыл о том, что вчера был за это бит. И конечно, юная работница торговли не удержаласьчерез пять минут захаровского монолога у него был и телефон Ирочки и твердое обещание «как-нибудь встретиться».
Я взял стакан березового сока за восемь копеек, пару пирожков с картошкой по девять за каждый и полстакана сметаны за двенадцатьвсе вместе на тридцать восемь копеек. Захар потратился куда основательнее: он прикупил еще шоколадку «Аленка» и подарил ее своей новой знакомой. Я хмыкнул: с такими тратами ему никакой стипендии не хватит!
Мы сели за стоящий в углу столик на кривых трубчатых ножкахслегка качающийся и никогда не горизонтальный. Зато чистый.
Ну? Усевшись, Захар посмотрел на меня так, словно сию минуту ожидал немедленного признания в работе на ЦРУ и диверсии против журналов «Молодой коммунист» и «Агитатор».
Баранки гну!
Не, ну Серый, ты же обещал!
Дай поесть!
Я смотрел на него и видел его почти безоблачные пятнадцать лет будущей жизни. Потом еще десять лет выживания в обшарпанных институтских стенах, пара грантов от неведомых фондов, защита докторской. Профессура на кафедрекак короткий этап провинциальной карьеры и отъезд в длительную командировку в какой-то университет в Сиэтле. И думалось мне, что я не совсем вправе лишать его той жизни, что была ему уготована. Но с другой сторонычто я смогу сделать один? Только удавиться.
Значит, Захарка, дело вот в чем Я вижу будущее.