«А ведь прав Алешка! Еремка могуч, да умом все же зверь. Полезет первым делом лошадей драть»
Решение пришло мгновенно.
Коль не слышны царевы слова, так пусть внимают другому.
Бесполезный меч Иван отшвырнул в сторону. Челядь поспешно расступилась перед бросившимся во дворец царем. Иван поднял руку, жестом приказывая не следовать за ним никому. Скорым шагом, почти бегом миновал несколько палат. В одной из них он разглядел стоящего у окна князя Скопина-Шуйского с несколькими приспешниками. К щеке князь прижимал тряпицу с лекарством. Заметив царя, все торопливо отошли от окна и склонились, но Иван проследовал дальше.
«Доберусь еще до вас!мысленно пообещал себе Иван, стремительно шагая по темным проходам.Доберусь! Но сначала научу, что царя вам не запугать!»
Чем дальше двигался Иван вглубь дворца, чем глуше доносились выкрики и стоны, тем быстрее вытеснялась из души робость. Гнев его словно выковывался под молотом сердца, с каждым ударом крови становясь крепче, страшнее.
Фигурку Медведя Иван достал из мешочка на ходу. Сжал так, что впились в ладонь острые углы. Захолодило кисть, побежали под кожей руки ледяные крошки.
Распугивая своим внезапным появлениям и без того еле живых от страха холопов, царь добрался до дверей к заднему крыльцу. Створки были приоткрытыстрельцы толпились возле щели, оживленно обсуждая что-то. Завидев царя, стража растерялась. Самый рослый из стрельцовмогучий, огромный Омельян Ивановраскинул руки:
Нельзя туда, царь-батюшка!
Охваченный яростью Иван бешено сверкнул глазами:
Прочь! Кому препятствуешь?!
Омельян, упав на коленипри этом он остался на голову выше царяумоляюще произнес:
Дозволь закрыть! Еремка взбесился, видать, кровищу учуялс цепи сорвался! Клеть выломал, людишек на дворе и конюшне подрал немного.
Иван замер.
Жив?спросил он после короткого замешательства.
Омельян кивнул:
Сам-то жив, ему разве кто сделает что Андрейку Маурина задрал, кишки ему вырвал, а Данилке Соколову горло прикусил да потом башку оторвал Из конюшенных еще три человека
Что с Адашевым?перебил Иван великана.
В стряпной избе укрылся, успел.
Иван, крепко сжимая в руке медвежью фигурку, дернул щекой:
Пойди прочь!
Омельян послушно, не вставая с колен, отполз к стене.
Царь подошел к приоткрытым створкам вплотную. Преодолев желание приникнуть к щели и рассмотреть из безопасного места, что творится на дворе у зверинца, сильно пнул по тяжелому дереву. Дверь резко распахнулась, и царь, выйдя на небольшое крыльцо, осмотрелся.
На истоптанной земле валялось несколько переломанных тел. Не впитываясь в пыль, кровь вокруг них темнела широкими лужами, запекалась, густела. Возле самого крыльца Иван увидел безголовое телоочевидно, стрельца Соколова. Раздавленная голова служивого лежала неподалекусловно дыня, телегой перееханная.
Огромный Еремабурый, мохнатый, смрадныйвозился возле другого измятого тела в стрелецком кафтане. Сунув длинную пасть в живот задавленного, медведь громко чавкал. Звякал обрывок толстой тусклой цепи, болтаясь на шее зверя.
Услышав стук отворенной двери, Ерема рыкнул и поднял густо вымазанную морду. Влажные ноздри затрепетали, резко и часто втягивая воздух.
На Ивана уставились маленькие темные глазки. Ярость плескалась в них, рвалась наружу. Иван, невольно восхищаясь, протянул в сторону Еремы руку с зажатой в кулаке фигуркой. Подчинить разъяренного медведя, опьяневшего от человечины, оказалось непросто. Иван поразился силе звериной воли, хлынувшей навстречу его собственной.
Подойди ко мне,негромко приказал юный царь, сверля зверя взглядом.Подойди!
Медведь мотнул из стороны в сторону здоровенной башкой, разбрасывая сизые длинные обрывки своей добычи.
Иди сюда и повинуйся!одеревеневшими от напряжения губами произнес Иван.
Медведь мощно рыкнул и поднялся на задние лапы. Взревев еще громче, огляделся. Иван почувствовал, как слабеет сопротивление зверя. Ерема шумно выдохнул через ноздри, опустился, перешагнул через изодранное тело стрельца и грузно направился к крыльцу. Не дойдя совсем немного, остановился. Опустил голову и застыл мохнатым, перепачканным соломой и кровью холмом.
Иван ясно, насколько позволяли небольшие, налитые кровью глазки зверя, увидел серую пыль, камешки и даже первую, нижнюю ступень крыльцаширокую некрашеную доску. Все, что было чуть дальше, предстало его взору размытым, нечетким. Зато звуки и запахи Они неудержимо неслись со всех сторон, заставляя ноздри трепетать, шерсть подниматься дыбом, а глотку издавать густой утробный рык. На короткий миг медведь попытался взять верх и собрался было вернуться к поверженным теламот них волокло одуряюще волнительным запахом смерти, сочной свежатины Но Иван развернул медведя мордой прочь, заставил взреветь и прижать уши к массивной голове. Повелевание столь мощным телом завораживало, распирало злым восторгом, наполняло гордой яростью. Длинные и толстые когти царапнули землю, взметнув облако пыли. Тягуче заревев, зверь огромными прыжками помчался прочь со двора, огибая флигеля и пристройки. Медведь понял задачу и больше не противился, а наоборот, держал чуткий нос в напряжении, ловя все более плотные волны запаховлюдские, лошадиные
Иван бежал следом, на ходу привыкая к причудливой картинето перед ним ходил ходуном медвежий зад и мелькали широкие стопы, то вдруг он переносился взором вперед и тогда видел стремительно приближающийся угол дворца, за которымненавистная толпа перед крыльцом.
Когти рвали пыльную землю. Мышцы перекатывались под шерстью. Глотка ревела, пасть распахивалась, обнажая клыки и черные десны. Как влетает в воду огромный валун, слетевший с вершины горы, так ворвался медведь в густую толпу. Сбил, подмял сразу несколько человек. Раздавил. Дернул задними лапами, разрывая слабую людскую плоть, и тут же принялся сокрушать ударами передних лап, ухватывать зубами, вырывать куски мяса с клоками одежды.
Остановись, государь! Чем упиваешься, чью кровь льешь?вдруг раздался совсем рядом гневный крик.
Иван вздрогнул и очнулсявозглас был полон такой силы, что мигом сорвал с его глаз кровавую пелену.
Царь обнаружил себя на ступенях крыльца со сжатым что есть силы кулаком. Между пальцев проступала кровь. Грудь ходила ходуном, пот обильно лился со лба.
Отдышавшись, Иван перевел рассеянный взгляд на дерзнувшего выкрикнуть царю обвинение.
Перед ним, сжимая в обеих руках церковную книгу, стоял не кто иной, как настоятель Благовещенской церкви старик Сильвестр. Иерей, исповедовавший ранее царя, был не похож на самого себяискаженное гневом лицо, пронзительный взгляд страшных глаз Иван вздрогнул. Глаза иерея не просто пылали гневом, они были действительно страшны. Неземные глаза, нечеловечьиготов был ручаться Иван. Царь даже встряхнул головой, гоня этот морок прочь, но тщетнона него по-прежнему смотрела жуткая пара глаз.
Иерей и не думал отступать. Потрясая книгойтеперь царь разглядел, что это Писание,Сильвестр шагнул ближе, почти вплотную, и закричал:
Прекрати избиение христиан! Это народ твой! Не остановишь если
Сильвестр пошатнулся. Его сильно толкнул подскочивший с саблей в руке Воротынскийрастрепанный, окровавленный, оскаленный. Воевода, разгоряченный побоищем, бросил безумный взгляд на Ивана и, не дожидаясь приказа, взмахнул саблей.
Но прежде, чем седая голова дерзкого иерея успела бы отведать воеводиного клинкаслучилось невероятное.
Прочь!крикнул вдруг Сильвестр, обернувшись к воеводе.
Воротынский замер с занесенной саблей.
Пошел вон, шелудивый пес!иерей топнул ногой, глядя на ретивого воеводу.
Тот, побледнев, отступил на шаг, безвольно опустил руку с оружием, заморгал часто и вдруг попятился.
Сильвестр повернулся к Ивану.
Остановись! Отзови слугвсех назад!
Вот от кого лилась настоящая сильная воля. Куда там медвежьему тупому упрямству или царской неумолимой ярости!
Иван, не осознавая, почему подчиняется дерзкому старику, сунул руку за пазуху, нащупал потайной кишень и разжал пальцы. Фигурка выскользнула, улеглась в укромной темноте.
Отыскав взглядом воеводутот растерянно стоял возле крыльца,царь приказал уводить войско.
Стрельцам сыграли отход. Измочаленные, окровавленные, они поспешно выбирались из толпы, кидая бешеные взгляды, держа из последних сил оружие наготове, но толпа смиренно расступалась, оттаскивала в стороны неживых, поднимала раненых.
Присмиревшего Ерему ухватили за обрывок цепи. Замотали ему морду и потащили обратно в зверинец.
Взоры всех собравшихся во дворе устремились на царя.
Иван уже успокоил нутряную дрожь, совладав со звериной натурой окончательно, повернулся к народу. Вытер рукавом лицо, вдохнул знойный воздух и выкрикнул со ступеней крыльца:
Слушайте слово царя! Я, государь-венценосец, прощаю вашу смуту! Верюпо неразумию поддались наущению. Прощаю и тех, кто в зачинщиках усердствовал. Ступайте с миром! У нас общая беда, нам с ней сообща и ладить. Всем погорельцам, кто малоимущий и немощный, будет государева помощь из казны.
А есть ли она, казна?..крикнул было из толпы самый ретивый, неуемный, но его быстро одернули, угомонили затрещиной.
Иван пожал плечами:
Не тот город Москва, чтобы от пожара оскудеть и не подняться. Прав ли я?
Толпа снова потянула шапки долой, закрестилась, колыхаясь в поклонах:
Истинно так, надежа-царь!
Народ, дивясь словам царя, принялся расходиться. Постанывая и поохивая, толпа принялась вытекать со двора, мимо сломанных ворот и бездвижных тел. Засновали дворовые, растаскивая искалеченных и убитых. Им на помощь поспешили стрельцы.
Иван повернулся к дерзкому старику. Взглянул в его удивительные глазапод нависшими седыми кустами бровей ярким разноцветьем горели зеленый и голубой огоньки.
Сильвестр, ничуть не смущаясь царского взора, стоял прямо, держа у груди Писание.
Пройди со мной во дворец,сухо обронил Иван, покидая крыльцо.
Старик послушно засеменил следом под пристальными взглядами придворных
Глава пятаяМонастырь
Государь!вдруг рыкнул над ухом знакомый голос.
Иван вздрогнул и открыл глаза.
Мертвый лес стеной вдоль дороги. Конский бок в заиндевелой попоне. Скрип полозьев. Лошадиные вздохи.
Малютавесь огненно-медный от бороды и прихваченного стужей лицасклонился с седла к царским пошевням.
Государь!снова пророкотал он густым звериным басом.Не дремать бы на морозце тебе Не ровен час, застынешь и не заметишь.
Меховая шапка съехала Малюте на глаза, почти скрыв ихсквозь ворс был виден лишь настороженный блеск.
Царь подивился, глядя на приближенногобудто медведь взгромоздился на вороного коня, обрядился в теплый кафтан да заговорил по-человечьи.
«Ни дать, ни взятьтого самого Еремы племянник,усмехнулся Иван.Хоть верным псом себя называет, а все ж медвежьей стати холоп»
Скуратов заметил усмешку царя, истолковал ее по-своему.
Напрасно, государь. От врагов и предателей я тебя уберегу, не сомневайся! Душу положу на это! А от мороза-воеводы смерть коварная, ее не сразу разберешь. Казалось, задремал саму малостьи вот и лежит человек, тверже бревна телом стал.
Иван пошевелил пальцами на руках и ногах, прислушиваясь к ощущениям.
Не убережешь, стало быть, царя от мороза?спросил он с напускной строгостью и скинул рукавицу.Глянь, Григорий, как побелели-то Даже мех соболиный не спасает!
Иван растопырил перед лицом Малюты озябшие пальцы. Тускло сверкнули массивные перстни на них.
Царский охранник выпрямился и беспокойно заворочался в седле:
Вели, государь, стоянку делать! Костры запалим!
Царь покачал головой и хитро сощурил глаз.
А ну как огня бы не было?с любопытством спросил он.
Не раздумывая, Малюта рванул ворот кафтана. Распахнул до выпуклого живота, схватился за рукоять ножа.
Брюхо себе вспорю!срывая голос, воскликнул «верный пес» Скуратов.Чтобы в требухе моей руки свои грел, умолять буду!
Иван рассмеялся. Нырнув узкой мосластой кистью в рукавицу, нагнулся за лежавшим в ногах посохом.
Побереги живот свой, Гришка. Дел нам предстоит много. Не пальцы себе спасаемгосударство свое уберегаем.
Скуратов задумался. Кашлянул в кулак.
Я вот как думаюосторожно произнес он, испрашивая взглядом разрешения продолжить.
Царь кивнул.
Они ведь пальцы и есть на руке твоей, государь,пророкотал Малюта.
Кто?!удивился Иван.
Города эти!с жаром пояснил опричник, поправил шапку на низком лбу и продолжил:Москва нашакак ладонь. А тверские, новгородцы, псковичи да остальныепальцы. Потеряемни еду взять, ни саблю удержать!
«Гляди-ка, медведь медведем, а рассуждать берется»подивился про себя государь, вслух же сказал одобрительно, скрывая насмешку:
Быть тебе, Григорий Лукьяныч, главой Поместного приказа, как вернемся!
Малюта вздрогнул. Сорвал шапку и прижал ее к грудибудто мохнатого зверька поймал и придушить решил.
Смилуйся, государь!Лицо опричника выглядело не на шутку перепуганным.Не губи в Посольской избе! Не мое этопод свечой сидеть да пером скрипеть Уж лучше бросай под Тайницкую башню, на дыбу!
Царь, выдержав паузу, расхохотался.
Засмеялись и оба ехавших позади саней Басмановыхстарший ухнул гулко-раскатисто, а младший рассыпался полудевичьим смешком, сверкнув белоснежными ровными зубами.
Не пугайся, Гришка!отсмеявшись, утер слезу Иван.Ты мне возле ноги нужен. Пером другие поскрипят
Малюта облегченно выдохнул, перекрестился. Зло зыркнул в сторону Басмановых и нахлобучил косматую шапку на свою медвежью голову.
Впереди показался невысокий холм, густо поросший деревьями, между которых петляла и взбиралась на вершину узкая, едва в ширину саней, дорожка. Едва различимые, виднелись над черными верхушками крон светлые резные кресты.
Монастырь?повернулся Иван к Малюте.Это какой же?
Рыжебородый опричник пожал плечами.
Похоже, Вознесенский
Основная же, широкая и накатанная дорога огибала холм, подобно речному руслу, и полого стекала в заснеженную долину, терялась в сизом сумраке скорого зимнего вечера.