Хорошо, тогда ответь на такой вопрос: тебя сюда каким ветром занесло? Вряд ли немцы позволяют пленным морякам щеголять в форме, да ещё и с бескозыркой на голове.
Моряк хлопнул рукой по колену.
Да понимаешь понимаете, товарищ полковник
Можно без чинов и на «ты». Ситуация к задушевному разговору очень располагает. Я ухмыльнулся. Улыбнулся и Алексей, но тотчас стал очень серьёзен.
Я сам не могу понять, как здесь очутился. Ещё недавно мой катер отбивался от атаки «мессеров». Бомбы так и сыпались с неба. Со всех сторон росли огромные буруны, обрушивая на корабль тонны воды. Я стоял на корме у зенитного пулемёта, ловил этих сволочей в круг прицела и слал им от нас горячие гостинцы.
Одна из бомб упала возле самого борта. Я помню взрыв, помню, как осколки дырявили железо, помню дрожь палубы под ногами. Потом передо мной выросла зелёная стена, и я оказался в ледяной воде. Кажется, я барахтался, пытаясь выбраться на поверхность, и вроде бы у меня это получилось, но, когда я увидел свет и сделал глубокий вдох, передо мной оказалась дорога в горах и сломанный грузовик с пленниками.
Я присвистнул. Оказывается, я здесь не один путешественник в пространстве. Правда, у меня случай вдвойне тяжёлый: я ещё и во времени переместился.
Предположим, я тебе поверю, хотя история с твоим появлением отдаёт откровенной бредятиной. Прошло два дня, как вы освободились, и чтовас никто не искал?
Почему? встряла в разговор Марика. Пока я допрашивал моряка, она подобралась ближе и села рядом со мной. Искали. В тот же день машина с солдатами приезжала. Они по горам целый день ползали, иногда стреляли куда-то. Мы только слышали, не видели: боялись из пещеры вылезти. Вечером Янек сходил на разведку, сказал, что они грузовик с телами шофёра и охранников забрали. С тех пор больше никого не было.
Я кивнул. Снова посмотрел по сторонам, вглядываясь в лица. Мне всё равно нужны помощники для задуманной операции. Почему бы не использовать этих людей? Да и морячок не просто так здесь оказался.
С виду они вроде бы ничего, наверняка, винтовку в руках держать умеют, а если нетАлексей с ними позанимается. Снабдить их оружием и провиантом для меня не проблема.
Скоро на фабрику повезут первую партию из пятисот заключённых, вот я и проверю партизан в деле. Заодно и отряд увеличится, если дело выгорит.
Я озвучил созревшую в голове идею, на что услышал в ответ одобрительный рёв десятка глоток. Даже Марика не осталась в стороне, её тоненький голосок звучал, как партия скрипки в духовом оркестре.
Обсуждение деталей заняло немного времени. Да и о чём пока говорить? Так, расставить точки над кое-какими буквами, да сделать первые наброски: чего привезти, когда, в каком количестве.
Главенство в операции я оставил за собой, попутно назначив Алексея начальником отряда. Вернее, официально закрепил в этой должности, поскольку его спутники и без меня признали за ним лидерство.
В случае гибели командира его обязанности брал на себя Янек. Он понравился мне и внешне, и по характеру: решительный, бесстрашный, волевой. Такой пойдёт до конца, не струсит, не предаст в последнюю минуту, а мне другого и не требовалось.
В игре, что я задумал, никто не имел права на ошибку, а в награду получал смерть. Шансов выжить у этих людей практически не было. Спасти пленников они ещё могли, а вот штурмовать превращённую в крепость фабрику
По сути, я обрекал людей на верную гибель, да и они, я думаю, прекрасно понимали, чем рискуют, и добровольно шли на это. В любом случае они должны были умереть. Судьба не оставила им шанса на счастливое избавление. Их везли в Дахау, а они убили охранников и сбежали. За это полагается казнь, значит, сдаться властям они не могут. Им оставалось сидеть в горах и ждать мучительной смерти от голода и холода, а тут появился я и предложил другой способ перехода в иной мир: быстрый, с оружием в руках и с пользой для общего дела. Тоже мне демон-искуситель, блин.
Морально я себя чувствовал архипрескверно. Читать, как люди решают чужие судьбы, это одно, а самому оказаться в этой шкуресовсем другое. К тому же Марика запала мне в душу и, кажется, в сердце.
Умом я, конечно, понимал: фактически она годится мне в прабабки, но, видя её такую молодую, такую красивую и обалденно сексуальную, я отбросил логику в сторону и просто хотел наслаждаться моментом.
Судьба закинула меня во времена её молодости, следовательно, и она, и я в одинаковых возрастных категориях. И мне плевать, что я родился в конце девяностых этого века, а она в начале двадцатых. Живу-то я здесь и сейчас и любить хочу здесь и сейчас, и какая разница сколько лет ей будет, когда я издам первый крик от шлепка акушерки в роддоме Љ 2 города-героя Волгограда.
Эти мысли пришли мне в голову, когда я уже ехал в Берлин. Шофёр спокойно посапывал носом на заднем сиденье. Пауль перестарался: дал слишком большую дозу снотворного. Кстати, об этом я не спросил. Где они взяли медикаменты? Наверное, там же, где и всё остальное: под сиденьем или в автомобильной аптечке, если они существовали в те годы.
Я снова вернулся к мыслям о Марике. Она мне определённо нравилась, и я был не прочь с ней замутить. Войнане помеха. Разве люди не любили в то время? Наоборот, когда смерть подстерегает на каждом шагу, простые радости жизни ценятся на вес золота. Хотя нет, они бесценны! Ведь настоящие чувства нельзя купить, продаётся только их видимость, да и то не всегда.
Чем больше я думал о девушке, тем больше склонялся к мысли, что обязан её спасти. Возможно, в этом и крылась моя миссия. А что? Вдруг она должна стать матерью будущего гения?
За окном давно уже проплывали равнины с аккуратными деревеньками и маленькими городками. Цифры на верстовых столбах указывали на близость Берлина.
«Опель» без труда обгонял одинокие грузовики и редкие легковушки, обдавал облаками снежной пыли понурых лошадей, запряжённых в покрытые брезентом сани. Временами по встречке двигались колонны «боргвардов». Дуги каркаса выпирали под тентами подобно рёбрам, отчего железные работяги смахивали на тощих коров.
Всё чаще встречались на обочинах передвижные зенитные установки, возле которых возились орудийные расчёты. Спаренные стволы скорострельных пушек зорко вглядывались в низкое небо, наводчики сидели на местах, держа ноги на педалях поворотных устройств, а руки на колёсиках маховиков.
В тридцати километрах от Берлина я догнал колонну грохочущих танков. Железные коробки неторопливо плыли по дороге, занимая большую часть полосы. Навстречу двигался пехотный полк. Солдаты громко топали сапогами по стылому асфальту, выбивая искры шипами на подошвах. Места для манёвра оставалось не так и много.
Плестись в конце лязгающих гусеницами панцервагенов я не хотел. Ждать, когда закончится серая лента из одинаковых с виду солдат, мне тоже не улыбалось. Я перестроился, взял курс на узкий просвет между железной и живой змеями. «Опель» покатил вперёд, громко крякая хриплым сигналом. Прижимаясь ближе к бронеходам, я за несколько секунд проскочил узкий перешеек и снова оказался на просторе.
Нога автоматически нажала на педаль, белая стрелка быстро полезла по шкале спидометра. Вскоре обе колонны остались позади, а там и вовсе скрылись за поворотом.
За окном промелькнул очередной указатель в чёрно-белую полоску. Я машинально отметил белые цифры в синей табличке, если им веритьмы недавно пересекли границу лесной зоны пригорода.
Впрочем, вид выстроившихся вдоль дороги деревьев говорил сам за себя. До этого глазу было не за что зацепиться: всё деревеньки да поля, а теперь хоть какое-то разнообразие, и на Россию похожете же заснеженные ели, да голые берёзы с осинами. Только вот неправдоподобно ровная дорога всё портит. Сравнение, я имею в виду.
За спиной раздался протяжный стон. Я посмотрел в узкий овал зеркала на лобовом стекле. Водитель очухался и теперь сидел, обхватив голову руками.
Что произошло? спросил он слабым голосом, глядя куда-то в пространство перед собой.
Ты потерял сознание, ответил я, осторожно принял вправо и встал на присыпанной порошей гравийной обочине. Заглушил двигатель, повернулся к шофёру:Мы чуть не разбились. Хорошо, серпантин остался позади, а то бы лежали сейчас в пропасти с раздробленными костями или ещё того хужедымились, обугленные. Тут, куда ни глянь, со всех сторон повезло: ты в отключке педаль газа не зажал, «опель» врезался в сугроб, а не в скалу, я машину водить умею.
Последний пункт я упомянул не для красного словца. В годы войны примерно тридцать процентов командного состава Красной Армии не имело навыков управления автотранспортом. Думаю, у немцев с этим дела обстояли не лучше.
А девушка, что с ней?
Какая девушка? Я так искренне удивился, что сам Станиславский не посмел бы бросить знаменитое: «Не верю!».
Шофёр поморщился, массируя виски.
Ну, та, что на лыжах спасалась от лавины.
Э-э, голубчик, да ты совсем плох.
Я покачал головой, хотел приложить ему руку ко лбу, но передумал: раз не было в вермахте подобных отношений между офицерами и нижними чинами, так и я не буду новые порядки вводить. Ещё ляпнет где-нибудь не к месту о такой заботе, потом проблем не оберёшься. Давно известно: всё, что выходит за рамки обычного, наводит на определённые размышления. В Абвере тоже не дураки сидят: два плюс два сложить умеют. Отдувайся потом на допросе у стервятников Канариса.
Ты давно медкомиссию проходил? С сердцем, сосудами всё в порядке?
Да, господин штандартенфюрер, в порядке, кивнул унтершарфюрер. Медкомиссия прошлым летом была. Он опять замычал и схватился за голову. Не знаю, что со мной случилось.
Думаю, это от перемены давления. Горы там, всё такое ну, ты меня понимаешь.
Немец кивнул, но я по глазам видел: ни черта он не понял.
Ближе к равнине спустились, тут тебя и шарахнуло. Даю отпуск на два дня, отлежись, а потом к доктору. Только не вздумай ему говорить о галлюцинациях, иначе быстро отправят куда следует, а мне толковые шофёры во как нужны. Я чиркнул ногтем по горлу, к счастью, водитель смотрел в пол и не заметил оплошности.
«Внимательнее, Саня, внимательнее, подстегнул я себя. Мало что самому надо вернуться в Россию, нужно ещё Марику из-под огня вывести».
Я выпрямился, повернул ключ в замке зажигания, «опель» негромко зашелестел двигателем. Включив передачу, я мельком глянул в боковое зеркало, вывернул руль и плавно сработал педалями.
Колёса зашуршали по мёрзлому гравию, несколько камушков барабанной дробью ударили в днище. Выплюнув облачка белёсого дыма, автомобиль вывернул на дорогу и покатил, быстро набирая скорость.
Приедем в город, я тебя у площади высажу, сказал я, наблюдая за пассажиром в зеркало заднего вида. До казармы сам доберёшься. Начальнику гаража скажешь: машина остаётся в моём распоряжении. Извозчиков мне больше не надо, сам справлюсь. Если у него возникнут вопросы, пусть свяжется со мной по телефону, но лучше ему по пустякам меня не беспокоить. Всё понял?
Так точно, господин штандартенфюрер.
По Берлину мы ехали молча: мне говорить не хотелось, шофёру тоже было не до разговоров. Он сидел с зелёным лицом и каким-то отсутствующим взглядом.
Я неторопливо крутил баранку, внимательно впитывая панорамы города. За окнами кипела жизнь. Куда-то спешили люди. Женщины всё больше в пальто и шубках, на ногах полусапожки или элегантные ботиночки на невысоком каблучке. Шляпки причудливых форм, в руках сумочки. Мужчины поголовно в фетровых шляпах с поясками на тульях, в мешковатых пальто ниже колена, широких брюках по щиколотку. Цвета однотонные серых и тёмных оттенков. Кожаные ботинки на толстой подошве с круглыми носами и массивными каблуками. Такими, наверное, гвозди хорошо забивать вместо молотка.
Позвякивая колокольчиком, стуча колёсами по рельсам, мирно катились трамваи. Часто попадались смешные двухэтажные автобусы, не такие зализанные с боков, как в Лондоне, а угловатыебудто рубленные топором. Тарахтя моторами, проезжали автомобили, реже грузовики, всё больше роскошные «хорьхи», «мерседесы» да «майбахи». Чувствуется столичный дух.
Идиллию мирной жизни нарушали военные патрули, колонны марширующих солдат с автоматами за спиной, умело замаскированные орудия ПВО и плавающие в небе чёрные точки аэростатов заграждения.
Впереди показался ангароподобный павильон Александерплацбанхов и выбегающая из него стальная река железнодорожной эстакады. «Опель» нырнул в тень этого моста, над головой загрохотало: на вокзал, пыхая паром и протяжно свистя, вкатывался пассажирский состав.
Ещё несколько метров по прямой, и я остановил машину на углу Кайзер Вильгельм и Дирксенштрассе. Справа из сверкающего стеклянными стенами эллинга торчал хвост железной змеи. Она только что перестала ползти и теперь отдыхала, расслабляя стальные мускулы.
Окна последнего вагона чем-то напоминали телевизоры в магазине электротехники. По ним транслировали одну и ту же картинку: длинную цепочку людей. Тёмные фигурки кочевали из экрана в экран, на доли секунды исчезая в зелёных промежутках между ними.
Слева проскрежетал по путям старый трамвай. Едва он вывернул на Вильгельмштрассе, шофёр на заднем сиденье завозился, щёлкнула дверная ручка, в салон ворвалась струя морозного воздуха и шум большого города. За спиной раздался громкий рык, потом смачные шлепки, будто переспелые фрукты шмякнулись на дорогу. Резко запахло кислятиной.
Держа руки на руле, я смотрел прямо перед собой. Беднягу полоскало, как после попойки. Я не желал наблюдать за этим процессом, с лихвой хватало звукового сопровождения.
Наконец сзади послышалось тяжёлое дыхание и прерывистый голос:
Прошу прощения, господин штандартенфюрер, я не специально и всё уберу, только, пожалуйста, не наказывайте меня.
Я покосился на зеркало, где маячило зелёное отражение унтершарфюрера. Он вытер губы рукавом и прикрыл рот ладонью, чтобы неприятный запах не тревожил благородный нюх начальника.
Вон из машины, произнёс я холодным голосом, стиснул руками руль, да так, что кожа перчаток противно скрипнула.
Повторять не пришлось, водитель выскочил на улицу, при этом чуть не поскользнувшись на привете из желудка, нетвёрдой походкой пересёк улицу и поплёлся к казарме, держась ближе к стенам домов.
«Неплохо, Саня, очень неплохо. Настоящий германский офицер, холодный, брезгливый и чопорный до отвращения».
Я перегнулся через сиденье, захлопнул дверь и направил машину к особняку.
Дом, как обычно, пустовал. Признаюсь, меня это очень обрадовало: видеть никого не хотелось, особенно баронессу. Перед глазами до сих пор стоял образ польской красавицы. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, а зря. Оказывается, она существует и доказательство этомуя сам.