Ничего себе! воскликнул Углов. И как же мы в этой пленке будем работать? Проводить следственные действия?
В пленке вы, конечно, ничего проводить не будете, успокоил его научный руководитель. Будете и одеты, и обуты. Мы все продумали.
А, то есть вы забросите в прошлое группу обеспечения? догадался капитан Дружинин.
Никакой группы обеспечения! Вы сами себя обеспечите. Конечно, с помощью царствующего дома.
И, видя недоумение на лицах будущих «следователей во времени», Григорий Соломонович пояснил:
Мы решили, что будет удобней, если процедура вашей «заброски» произойдет в одном из помещений Зимнего дворца, а ныне Государственного Эрмитажа. Ваши, Екатерина Дмитриевна, коллеги подсказали, что в середине XIX века в этой комнате хранилась одежда, которой в данное время не пользовалась семья императора. Хранилище весьма обширное, особенно хранилище женской одежды, предназначенной для императрицы Александры Федоровны. Сам-то Николай, как известно, был в одежде неприхотлив. Там, в кладовой, вы оденетесь и обуетесь. А затем проследуете в комнату самого Николая. Он в эти дни, как свидетельствуют хроники, будет находиться в забытьи, так что вас он не увидит. Там, в его комнате, пользуясь императорской печатью и гербовой бумагой с царским вензелем, вы изготовите себе самые лучшие рекомендательные письма. Да и деньгами, наконец, разживетесь Николай их хранил, судя по воспоминаниям современников, просто в ящике стола.
Как же мы изготовим эти письма? спросил Углов. Что, самого Николая разбудим и заставим писать? Так он, скорее всего, не захочет
Зачем же беспокоить тяжело больного человека? Для этих целей у вас имеется специалист по почеркам капитан Дружинин, ответил ему полковник Волков. Мне говорили, что капитан не только определяет любой почерк, но и с легкостью его копирует. Верно, Дружинин?
Да, это я могу, кивнул капитан. У меня в наборе для этого и ручки разные есть, и карандаши
А вот этого не будет, покачал головой Григорий Соломонович. Забыли, что я говорил? Никаких вещей! С собой вам взять ничего не удастся: ни ручек, ни отмычек, ни оружия. Все добудете на месте.
После этой фразы наступило молчание. Члены «группы заброски» сидели, осмысливая услышанное. А затем неугомонный капитан Дружинин задал новый вопрос:
Простите, я не понимаю Если вы думаете, что императора убили, то не лучше ли предотвратить убийство, а не расследовать его? Почему не заслать группу на несколько дней раньше? Когда убийца еще не начал действовать. Выявить его и нейтрализовать.
Я так и знал, что кто-нибудь выдвинет такое предложение, усмехнулся Григорий Соломонович. Ответ на него очевиден. Я даже не буду сам отвечать: по лицу вашей коллеги, уважаемой Екатерины Дмитриевны, я вижу, что она готова вам ответить.
Представьте, капитан, что вы остановите убийцу, сказала Половцева, повернувшись к Игорю Дружинину. Таким образом, император Николай останется жив. И что случится вслед за этим?
И, поскольку кандидат технических наук не спешил ответить на этот вопрос, Половцева ответила сама:
Случится то, что его сын, император Александр, не вступит на престол в 1855 году. И когда вступит, неизвестно, и вступит ли вообще. А ведь это император, прозванный Освободителем! Осуществивший в России коренные реформы! История страны пойдет по другому пути. Это вмешательство в ход истории, капитан
А этого мы ни в коем случае не должны допустить, закончил Григорий Соломонович.
Наступило тяжелое молчание. Наконец Углов произнес:
Ну, теперь, кажется, все понятно. Нам можно идти? А то некоторые дела закончить надо Когда, вы говорите, отправляться, 12 февраля? Сегодня первое, значит, у нас еще две недели осталось
В ответ на эти его слова трое руководителей проекта переглянулись, потом дружно усмехнулись, и Григорий Соломонович уже собрался ответить майору, но его опередила Екатерина Половцева.
Погодите! воскликнула она. Как это через две недели?
И, повернувшись сначала к Углову, а затем к Дружинину, она спросила:
Et mes compagnons qui savent parler le francais?
Теперь настал черед переглядываться для майора и капитана. Было понятно, что кандидат исторических наук что-то спросила но что именно? Видя их растерянность, она пояснила:
Я поинтересовалась, умеете ли вы говорить по-французски. И, судя по вашей реакции, ответ отрицательный. Как же вы собираетесь работать в середине XIX века? С вашим языковым багажом вы только с крепостными мужиками сможете разговаривать. Да и то если будете говорить «да» и «нет». Ведь и русский язык в то время был совершенно другой. А в высшем свете основным языком был французский. Без него никуда. Им надо изучить его, причем в совершенстве. На это двух недель не хватит!
Вы совершенно правы, дорогая Екатерина Дмитриевна! воскликнул Нойман. На освоение языка причем в том варианте, который был принят в интересующее нас время, уйдет никак не менее двух месяцев. А ведь вам понадобится не только французский, но еще и польский!
А это зачем? спросил Углов.
А затем, уважаемый Кирилл Андреевич, что смертельными врагами императора Николая являлись участники польского освободительного движения это вам и Екатерина Дмитриевна подтвердит. И вполне возможно, что именно они погубили Николая. Эту версию вам тоже надо будет проверить, а для этого желательно знать язык. И это еще не все! А умение фехтовать? Танцевать? Ездить верхом? А знание служебной субординации того времени? Манер? Тут и вам есть чему поучиться, а уж вашим товарищам тем более. Вас всех ждет полугодовой курс подготовки. Только этим будете заниматься! И вот тогда посмотрим, готовы вы или нет.
Некоторые привлеченные нами эксперты настаивали на продлении такого курса до года, добавил полковник Волков. Но эти предложения пришлось отвергнуть. Время, понимаете, не ждет. Руководство страны ждет результатов вашего расследования. Так что придется вам уложиться в шесть месяцев.
А как же 12 февраля? спросил Углов.
Это вы с непривычки так спрашиваете, сказал Нойман. 12 февраля это точка, в которую мы должны вас отправить. А уж когда состоится отправка совершенно неважно. Скорее всего, она произойдет летом. Возможно, 1 августа
Глава 3
С той минуты, как Государь передал все дела наследнику, состояние его не улучшалось. Правда, придворные медики и Каррель, и Мандт, и Ерохин иногда делали обнадеживающие заявления. Например, 14-го числа лейб-медик Мандт, пользовавшийся полным доверием Государя, заявил, что кашель у его пациента ослабел, и сон был крепкий, налицо признаки выздоровления. Однако уже на следующий день, 15-го, у императора появились хрипы в правом легком.
В тот день в одном из залов Зимнего встретились три лица, наиболее близких императору. Это были военный министр князь Василий Андреевич Долгоруков, граф Алексей Федорович Орлов и министр государственных имуществ граф Павел Дмитриевич Киселев. Встреча эта не была специально назначена, произошла, можно сказать, случайно: министр государственных имуществ как раз вышел от Государя, у постели которого он находился чаще других, а Долгоруков и Орлов только что приехали во дворец. Однако, встретившись, они естественным образом захотели обменяться мнениями о состоянии больного и о положении империи.
Ну, что Государь? спросил Орлов у министра государственных имуществ. Мне передавали, что ночью будто бы стало ему лучше?
Мы все на это надеялись, кивнул Киселев. Но эти сведения, полученные от медика Карреля, оказались ложными. Достаточно сказать, что Его Величество уже третий день не принимает докладов. Вы сами знаете пунктуальность Государя в этом вопросе. Чтобы он пропустил чей-то доклад дело немыслимое. И вот, извольте К тому же у него появился жар.
А что лекари? Делают хоть что-нибудь? спросил военный министр, отличавшийся суровостью.
Все то же, отвечал Киселев. Примочки, горчичники, пиявки Больше ничего медицина рекомендовать не может.
А может быть, следует употребить народные средства? предложил Долгоруков. Мой денщик, бывало, лечил меня от всех хворей горячей русской баней с веником, да медом, да чаем. Все как рукой снимало!