И жил, как солдат, и умер, как солдат! говорил господин лет пятидесяти в поношенной кавалерийской шинели. На узкой койке, без перин, без роскоши!
Да, святая, истинно святая жизнь! соглашалась дама в дорогой пелерине, с дорогими серьгами в ушах. И тело, рассказывают, не тлеет
Это вы напрасно, сударыня, покачал головой солидный господин в золотом пенсне, по виду то ли профессор, то ли богатый купец. Мне знающие люди передавали, что на теле императора появились трупные пятна и следы разложения, хотя доктора старались предохранить.
Такое при отравлении бывает, заявил высокий человек в рясе священника. Из истории известно, что многие римские императоры кончали жизнь от яда. И всегда на теле проступали пятна гнилостные.
Так и есть, так и есть! воскликнул человек средних лет, в кафтане, по виду приказчик. Отравили нашего государя лекари заморские, точно отравили!
И даже известно, кто из лекарей! подхватила тетка в салопе. Немец этот, Мандт! Он государю яд подсунул, все так говорят!
Да, верно, Мандт всему виной! прокричал кто-то. Он отравитель!
Выдать нам немца на расправу! загудела толпа.
Чем ближе к подъезду, тем гуще становился народ, тем труднее было пройти. Тогда Углов возвысил голос и стал восклицать:
Дорогу! Дайте пройти! К Государю, по срочному делу! Расступись!
Это возымело действие: люди охотно расступались перед важным чиновником, спешащим к Государю.
Он ожидал, что у входа во дворец его встретят часовые; возможно, потребуют пропуск, как было в любом государственном учреждении в привычное ему время.
Статский советник даже приготовил бумагу, полученную от графа Орлова, чтобы предъявить ее вместо пропуска. Впрочем, он сомневался, надо ли это делать: ведь солдаты, в подавляющем большинстве, были неграмотны, как и 93 процента населения Российской империи, и прочесть важную бумагу не могли.
Однако у входа во дворец никаких часовых не оказалось. Несмотря на собравшуюся на площади толпу, человек примерно в тысячу, дворец никак не охранялся. У подъезда стоял лишь швейцар в золоченой ливрее. Увидев подходившего Углова, он услужливо распахнул дверь.
Статский советник шагнул в нее, затем слегка задержался и сказал:
Слушай, братец, мне необходимо увидеть императорского лейб-медика господина Мандта. Он в каких покоях квартирует?
А это вам не сюда, ваше благородие! отвечал швейцар. Это вам надобно со стороны собора зайти, там отдельный вход имеется.
Спасибо, братец, сказал Углов и отправился разыскивать нужный вход.
Разыскал он его без особого труда. Однако нужная дверь, в отличие от главного входа во дворец, оказалась закрыта. Углов подергал висевший сбоку звонок никакого ответа. Он постучал результат тот же. Тогда он забарабанил в дверь так, что она затряслась, и прокричал:
Открывай немедленно! От его сиятельства графа Орлова! Если не откроете выломаю дверь!
Эта угроза возымела действие. Послышался звук отодвигаемых засовов, дверь приоткрылась, и в ней показался чей-то испуганный глаз, который принялся изучать грозного посетителя. Однако Углов не собирался ждать результатов этого изучения. Он толкнул дверь изо всех сил, цепочка отлетела, и он оказался в темной передней.
Перед ним стоял худой человек лет сорока, среднего роста, в криво застегнутом сюртуке.
Ты Мартин Мандт? спросил его Углов.
Я рюсськи не понимайт! отвечал человек, тараща водянистые серые глаза. Я не есть Мартин Мандт, есть sein Assistent!
Ах, помощник! Хорошо, а где же лейб-медик? Мне необходимо с ним срочно переговорить!
Я не знай, совсем не знай! заверил «ассистент». Герр Мандт уехал, да, уехал!
Куда уехал? продолжал допытываться статский советник.
Я вам говорить, я не знай! продолжал твердить человек. Герр Мандт не говорить, куда!
Слушай меня внимательно, помощник, сказал Углов. Вон там, на площади, за углом, собрались люди, возмущенные смертью Государя. Пока я шел по площади, я слышал, как люди требовали на расправу твоего хозяина. Если ты мне сейчас же, сию минуту не скажешь, где находится Мандт, я выведу тебя туда, к толпе, и скажу, что ты первый Мандтов помощник и соучастник его преступлений. Что вы вместе готовили отраву для Государя. Как ты думаешь, что с тобой сделают возмущенные люди?
Не надо, не делайте этого! вскричал человек в сюртуке. Лицо его, и без того имевшее нездоровый оттенок, еще сильнее побледнело. Однако Углов отметил, что речь его стала заметно более грамотной, а акцент менее заметным. Я ни в чем не виноват!
Я и не говорю, что ты виноват, заметил Углов. Я всего лишь хочу получить нужные мне сведения. И ты мне их сейчас дашь. Итак, в последний раз спрашиваю: где сейчас Мандт?
Он уехал, уехал! заторопился помощник. Эти люди собирались здесь еще вчерашний день, и кричали, и очень сердились на господина лейб-медика. Ну, вы сами слышали! Он был очень расстроен, очень боялся и говорил, что здесь оставаться опасно. Это наше счастье, что никто не знает, что у нас отдельный вход. Ведь здесь не живет Государь, и здесь нас никто не защитит! Господин Мандт не знал, что делать, но тут приехали коллеги
Какие коллеги? Их имена?
Господа придворные лейб-медики Каррель и Магнус. Они совещались с моим патроном и решили, что будет лучше, если он некоторое время поживет у своего знакомого
Адрес?
Я не знаю точно
Врешь, знаешь! повысил голос статский советник. Вижу, что знаешь! Адрес!
Хорошо, хорошо Это на Васильевском острове, в Шестой линии, дом надворного советника Павлинова Там на углу аптека, содержит Клаус Фогель, а над аптекой квартира. Вот там Герр Фогель есть старинный приятель господина Мандта, у него и лекарства покупали Только вы не говорите, что это я адрес сказал
Ладно, не скажу, пообещал Углов. Если спросят, отвечу, что в справочное бюро позвонил. Да не ломай голову это я пошутил.
Глава 6
На Васильевский остров Углов добрался ближе к вечеру, когда солнце уже садилось. Дом надворного советника Павлинова оказался в самом конце Шестой линии, возле церкви Трех Святителей. Это было солидное здание в два этажа, на углу и правда имелась аптека.
Статский советник отпустил извозчика и вошел внутрь. За конторкой сидел мальчик лет двенадцати, в синем фартуке и берете. Перед ним на пюпитре стояла толстая книга, рядом аптекарские весы. В руке у юного провизора имелись щипцы. Ими мальчуган брал по несколько крупиц порошка то из одной, то из другой банки, взвешивал их на весах, а затем ссыпал в стоявший здесь же тигель.
Увидев вошедшего посетителя, мальчик с легким немецким акцентом спросил:
Что вам угодно, господин? Желаете заказать или вам готовую микстуру?
Заказывать мне ничего не нужно, отвечал статский советник. Где хозяин?
Господин Фогель сейчас заняты и не принимают, сообщил мальчуган.
Вот как? А ты кто его сын?
Никак нет, я ученик, меня звать Николас.
Так вот, Николас, послушай меня. Я из полиции, точнее, из жандармерии. Слыхал про такое учреждение? Я не спрашиваю, принимает ли аптекарь Фогель или не принимает. Мне только нужно знать, где он в данный момент находится. Он, а также его гость.
Они в столовой, господин, отвечал ученик провизора. Это здесь, по коридору. Они ужинают. Вас проводить?
Не надо, остановил его Углов. Сам дойду. Они там вдвоем?
Нет, еще фрау Марта, супруга герра Фогеля.
Очень хорошо, кивнул Углов. Где пройти здесь? Ага, вижу. Все, можешь продолжать. Сиди как сидел, делай свои микстуры.
Углов прошел за стойку, свернул по коридору, отворил дверь и оказался в небольшой, но уютной комнате. Посредине стоял стол, за которым сидели женщина и двое мужчин. Сидевший слева был лет около шестидесяти, с седыми волосами и румяным, каким-то кукольным лицом, в пенсне. Напротив сидел человек высокого роста, могучего сложения, с крупными, даже грубыми чертами лица и густой темной шевелюрой. Чем-то он напоминал виденный Угловым портрет композитора Бетховена.
При появлении гостя все сидящие подняли лица от тарелок; оживленный разговор, шедший по-немецки, прекратился. Если до тех пор у Углова оставались сомнения насчет того, кто из присутствующих Мандт, то теперь они отпали: в то время как старик в пенсне выглядел лишь удивленным и растерянным, его визави, похожий на композитора, побледнел; он во все глаза глядел на вошедшего.